ИКОНОПИСНАЯ И РИЗНИЦА

Валаам выработал свой напев церковный, выработал и свой стиль церковной живописи. Я не художник, чтобы оценить это по суще­ству. Но стоит побывать на Валааме, чтобы унести целостность впечатления от его строгости духа как во всем, так и в живописи. Его не захватила волна Ренессанса. Но не подражал он слепо и историческим образцам классической отрешенности. Лики его выписаны тщательно, как в миниатюрах, яркими красками. В них одухотворенная человечность, простота и яс­ность. Нельзя не видеть в живописи всего валаамского духа. Нужно сказать, что мона­шество пережило в своей истории две крайно­сти: древнее сирийское и египетское монаше­ство часто впадало в крайности аскезы, дохо­дившей до извращенности методов борьбы с плотью, а с другой стороны, до противо­положной крайности, до распущенности, бро­дяжничества по городам и весям и спекуля­ции своим монашеским званием, что вело, ко­нечно, к обмирщению монашеского духа. Оба эти уклона сказались и в живописи церковной современности. То она искажала лики до ку­бизма в подражание классической аскезе, то очеловечивала лик до простого портрета. Валаам и в живописи удержался от этих крайностей, в чем сказался его здравый строгий стиль во всем, его царственный средний путь. Сквозь человеческий лик у него просвечивает обоже­ствленный дух, и этого достаточно, чтобы была правильная икона. Тогда она навевает спокой­ствие и возвышает душу.

На Валааме есть нечто выдающееся в об­ласти живописи, но как не специалист, я не ка­саюсь самого исполнения, а скажу только о не­скольких сюжетах. Поражает при входе в собор живопись вдоль всей лестницы по стенам, изо­бражающая вход праведников в Царствие Небесное. Тут выписаны группами фигуры святи­телей, монахов, юродивых и т. д. Сразу захватывает тебя это шествие и возносит ум к небе­сам при самом вступлении в храм для молитвы. В храме же изумляет величественный иконостас в пять ярусов, весь в золоте, стои­мостью в 60 тыс. рублей. Игумен Гавриил не жалел денег на постройку, они текли к нему рекой. Он построил целый Воскресенский скит, полную копию Палестинского, для чего сам ездил в Иерусалим и привез оттуда кипарисо­вое дерево, из которого сделан весь иконостас резной работы и плащаница Божией Матери в Гефсиманском скиту.

В храме святыня — рака с мощами пре­подобных Сергия и Германа. Они были из гре­ков, пришли вскоре после крещения Руси, но, в каком веке точно, позабыто. С тех пор осно­вался здесь монастырь, и с тех пор его много раз разоряли, особенно шведы. Иконы препо­добных Сергия и Германа — самое выдаю­щееся по живописи произведение валаамского иночества. Имена преподобных у всех монахов постоянно на устах. Им они вверяют свою жизнь и много раз спасаются от опасностей по молит­вам к ним.

Из живописцев на Валааме мне пришлось познакомиться с заведующим мастерскими о. Фотием и с о. Аркадием. Отец иеромонах Фотий состоит в составе соборных старцев как заведующий ризницей. Чудный это человек. Но­ситель истинно валаамского духа — работник и скромный. Тихий и видом, и голосом, мяг­кий манерами, спокойным взором ласковых глаз обладает он, овевает благостью и манит к себе в уютную живописную мастерскую или ароматную одухотворенную келью, где много раз мы беседовали за самоваром. Незабвенные на­строения выносил я каждый раз. Как отец после долгой разлуки посвящает тебя во все дела и тайны своего достояния, так и о. Фотий смотрит на тебя как на преемника своего по монашеству. Стар он — «и все у нас старцы». «Вот вы, молодые, продолжайте наше дело. Нужны, нужны нам продолжатели. Оскудевает монашество». Смотришь на него и думаешь: вот он много десятков лет выковывал дух мо­нашества в этой живописной мастерской, куда вступил он мальчиком подмастерьем. Сколько кропотливого труда вложил он в любимое дело, сколько вдохновения излилось через него на свя­тые иконы, выходившие из-под кисти его, сколь­ко вдохновения от этих икон уносили с собой тысячи богомольцев по всей Руси святой. Вот он, этот «олицетворенный скромник», который не­видимыми нитями своего вдохновения опоясал и связал с Валаамом всю Русь православную, вот как на деле осуществляются слова апостола Павла: «Все тело (Церкви), составляе­мое и скрепляемое посредством всяких взаимноскрепляющих связей при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для сози­дания самого себя в любви». (Ефес. 4, 16)...

С ризницей познакомил меня о. Аркадий (ушедший скоро к старостильникам из-за стиля; сменил его о. Фотий. Перед уходом о. Ар­кадий благословил меня иконой св. Иоанна Богослова прекрасной валаамской работы). Риз­ница — огромный зал при соборе. Шкафы стоят рядами, и много-много в них добра на­копилось за полтора века. На «соборных» служениях выходят иногда по 30 иеромонахов, и все в одинаковых облачениях. Есть жертвы обла­чениями от царей, есть дары после коронации, а также от богатых и высокопоставленных лиц. И серебра, и золота в сосудах и в окладах Евангелий и Крестов — несчетные богатства. Ризничий одновременно заведует и назначением на чреду священнослужащих. В 1926 году при 450 монахах на Валааме было 70 иеромонахов и 40 иеродиаконов. На Валааме около двадцати храмов. До войны, при массе богомольцев, служили во всех них одновременно. Чреду ведут понедельно иерей и диаконы. Уставной частью заведуют канонархи. Их роль очень ответственная. Ход всей службы держится на них. Устав церковный очень сложный и трудный. Надо иметь огромную практику, не менее де­сятилетия, чтобы овладеть им. От канонарха требуется еще сильный и выносливый голос и четкость произношения. При мне было два канонарха, которые чередовались понедельно и были вполне на высоте своих обязанностей.