ТИВРАЛЬСКАЯ ВОЗНЕСЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Вернуться в библиотеку

Свящ. Петр Матвеевич Аннинский

Печатается по: 

Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии / Изд. С.-Петерб. епарх. ист.-статистич. комитета. - СПб.: Печатано в тип. Деп. уделов, 1875. -Вып. 1У. - С. 3-271 (паг. 2-я).

Местечко Тиврала находится в Выборгской губернии, в Кексгольмском уезде, в лютеранском приходе Хийтола, на берегу Ладожского озера, в 184 верстах от С.-Петербурга, в 140 - от Выборга и в 37 - от Кексгольма. Название Тиврала принадлежит не только погосту, но и всему околодку; населенному частию православными, частию лютеранами. Название Тиврала есть старинное: оно встречается в оброчной книге, составленной по приказу шведского правительства в 1589 году. Откуда произошло это название и что оно значит - неизвестно.

Тивральский погост с севера и востока окружен полями помещиков, а с юга и запада - водами Ладожского озера. Церковь находится на каменном, узком, довольно длинном холме, круто возвышающемся над поверхностию озера. Саженях в двухстах от церкви, к востоку, находят­ся домы причта; между церковию и домами находятся поля священника. Время построения в Тиврала первой церкви неизвестно. Народное предание насчитывает здесь три древние церкви, существовавшие одна после другой. Но из упомянутой выше оброчной книги видно, что еще в XYI веке была здесь если не церковь, то часовня. Там употреблено слово kapell (часовня), но и нынешняя церковь, в современных правительст­венных шведских бумагах, называется не церковию (kyrko), а часовнею (kapell). На давнее существование церкви в Тиврала указывает то, что эта местность, в старину, называлась "выставкою". Это название, в древней Руси, давалось церквам, приписанным к главному приходу, точно так же как в Финляндии капеллами называются кирки приписные. Может быть, и Тивральская церковь была приписною к другой церкви, напр. к Саккульской, несомненно существовавшей в ХУ1 веке, или к Кекогольмской, также существовавшей в тогдашнее время.

Из трех, преемственно находившихся здесь церквей, о судьбе первой ничего неизвестно; о второй известно, что она когда-то сгорела и что, на ее место, в 1785 году баронесса Шкот выстроила новую, деревянную церковь. Эта церковь в 1831 году, за ветхостию, разобрана и взамен ее в 1832 году на собственные средства прихожан построен нынешний, также деревянный храм. На постройку употреблено 7,736 руб. 10 коп. ассиг.

Храм - однопрестольный, в память Вознесения Господня. Антиминс священнодействован 1842 года, апреля 5, преосвященным Венедиктом, епископом Ревельским, викарием С.-Петербургским, а подписан митро­политом Серафимом. Из прежних антиминсов один, старый, холщевой, отослан в финляндское духовное правление, а другой, заменивший его, атласный, был похищен из храма, и похититель переделал его на табач­ный кошелек; но потом кошелек был отыскан и отослан также в духовное правление. Какие были на этих антиминсах подписи и когда антиминсы выданы, об этом нет никаких сведений.

Настоящий Тивральский храм сооружен подрядчиком, губернским секретарем Христианом Левстремом, по плану архитектора Арппе.

Из предметов, замечательных по древности, стоит указать:

а) железный, окрашенный в желтую краску ковчег для хранения св. Даров;

б) оловянные: потир, дискос, звездица и две тарелочки;

в) железные, окрашенные желтой краской венцы; из книг

г) Евангелие, в лист, в бархатном переплете.

На верхней его стороне находятся меднозолоченые литые изображения св. Евангелистов, а в  средине Лик Господа Вседер­жителя. На страницах Евангелия надпись, что оно напечатано "в типо­графии царствующего великого града Москвы, повелением благочестивей­шего Великого (Государя) господина нашего, Царя и Великого князя Петра Алексеевича, благословением же, в духовном чине отца и богомольца, великого господина, святейшего Кир Адриана, архиепископа Московского и всея России и всех северных стран патриарха, в лето от Рождества Христова 1693-е".

Церковная библиотека заведена в 1864 году, и в ней, кроме духов­ных журналов за последние годы, есть несколько древних, духовного содержания, книг, напр. собрание поучений на вое воскресные и празд­ничные дни 1776 года; богословие преосвящ. Платона, митрополита Московского, и Книга кратких поучений о главнейших и спасительных догматах веры и заповедях Божиих, и о должностях, из разных св. отец и учителей, собранная 1721 года.

Метрические записи восходят к 1783 году, но в них есть пропуски. Так, нет записей за 1784, 1785, 1790, 1791, 1792 и 1797 годы, и из сохранившихся в некоторых нет одной какой-либо части или нескольких листов. Без пропусков метрические записи существуют с 1800 года.

Причт издавна составляли: священник, дьячек и пономарь; но бывало нередко, что при церкви состоял один причетник, как, напр., в промежуток времени с 1806 по 1838 год. Отчего происходили эти пере­мены в составе причта - неизвестно. В 1838 году состав причта утвер­дим по случаю назначения причту определенных способов содержания.

Из прежних священников сохранились сведения о немногих. Вот эти сведения:

Евфимий Клементьев из местных причетников с 1778 по 1780 год;

Емельян Иванов с 1780 по 1787 год; в 1789 году был лишен места, а в 1794 году и священнического сана;

Евфимий Клементьев[1] с 1787 - 1795; умер 5 мая 1795 г.

С 1795 года, с мая-месяца по март 1796 года, священника не было, и требы исправлял Сердобольский свя­щенник[2];

Федот Львов с 1796 до 1798 года; переведен в Шуйстама;

Иван Емельянов с 1798 по 1804; перемещен в полк;

Димитрий Иларионов с 1804 до 1809 года; умер 5 февраля 1809 года;

Антоний Семенов, в 1810 году перемещенный к Кронштадтскому собору;

Стефан Марков, в 1811 году поменявшийся с салминским священником Петром Ивановым;

Петр Иванов, в 1824 году переведенный в Нейшлот;

Иоанн Зотиков, из дьячков Выборгского собора, служивший до1863 года. При нем выстроен новый, деревянный храм; им приобретены священные, серебряные, 84 пробы, сосуды. Евангелие и напрестольный крест и устроено новое облачение, вместо прежних, изорванных риз, Иоанн Зотиков умер 19 декабря 1864 года;

Петр Аннинский; при нем устроен новый одноярусный иконостас, сделаны зимние рамы и новая крыша, исправлен потолок и печи, выконопачены стены, приобретены многие новые облачения, также - плащаница, хоругви, сребропозлащеиные сосуды и несколько образов и пополнен круг Богослужебных книг [3].

Тивральский причт издавна содержится ругою, платой за требоисполнение и землею. До 1838 года мера этих средств не была определена; она зависела, с одной стороны, от материального состояния прихожан, с другой - от личных отношений между прихожанами и причтом. Сбор руги производился при наступлении зимы, и для этого члены причта сами ездили по деревням и собирали ругу в доме каждого прихожанина. Кроме руги и платы за требы, священник с 1800 года пользовался еще от при­хожан известным количеством пеших рабочих дней для уборки сена и хлеба. Вообще сбор руги был незначительный и не всегда одинакового размера. В формулярной ведомости за 1801 г. показано дохода от прихожан, ржи, овса и ячменя три четверти; а за 1826 год - по пяти четвертей того и другого. Количество земли, бывшей в пользовании у причта, до 1838 года неизвестно: по клировым ведомостям показано не количество земли, а количество посева, именно: ржи высевалось три четверти, овса и ячменя - шесть четвертей.

Цифра собираемой руги и высеваемого хлеба показывает, что со­держание причта, вообще, было недостаточно. Эта бедность была, веро­ятно, одной из причин того, что дети причта не доходили, в духовных училищах, далее приходского класса. Не имея средств платить за детей и содержать их в Петербурге, родители подавали прошения об увольнении детей из училища и в прошениях именно показывали, что берут детей назад, по невозможности вносить плату за их ученье.

Если же тогдашнее духовенство могло, при недостаточных средствах,      существовать и места, остававшиеся праздными, тотчас замещались, при­чина этому заключалась в простом и совершенно близком к крестьянскому образе жизни духовенства.

Домы причта своим устройством совершенно походили на крестьян­ские дома. Это были две избы, соединенные сенями. Смотря по тому, как устроялось в избе дымовое отверстие, т. е. с трубою  или без трубы, изба называлась белою или черною, дымною. Домашнюю мебель со­ставляли деревянные некрашеные скамьи вдоль стен и два стола, из коих один стоял в переднем углу, под иконами, завешанными занавеской, а другой - в заднем углу, против устья печки. В первом столе, в длинном столовом ящике, хранились церковные бумаги и разные документы, во втором - хлеб, деревянная солонка и прочие принадлежности для обеда. Кровати были самые простые и делались большею частию самим хозяином. В случае приращения семейства комнатная мебель увеличивалась люлькой, которую должен был делать непременно сам отец, и кто не умел сделать, тот считался плохим отцом и от своей жены переносил попреки.

В черной, или дымной, избе жила прислуга и останавливались при­хожане, до начала службы. Здесь была большая печь с несколькими, по бокам, ступеньками для подъема на печь; на очаге устроялся железный прут с двумя или тремя зубцами; на этот прут вешался перпендикулярно другой железный прут, с крючком на конце. На этот крючок вешали котлы, когда нужно было что-нибудь согревать на очаге, например пищу к обеду или пойло для скота в зимнее время. В пространстве под печкою помеща­лись куры.

Хлева, конюшни и другие службы строились обыкновенно порознь. Для каждого рода скота было особое помещение. Промежутки между служ­бами загораживались изгородью из жердей, и эта изгородь, вместе с службами, ограждала средину двора, где по ночам помещался окот.

Обыкновенною, повседневною одеждою для мужчин, в летнее время, были короткие балахоны; чаще же ходили летом в одних белых рубахах, а зимой - в бараньих полушубках. Подрясник надевался только для службы в церкви, ряса - еще реже; иные надевали ее только раз при посвящении; надевалась она еще, когда причт являлся в Духовное прав­ление или к епархиальному начальству.

В пищу употребляли мясо, сырую соленую рыбу, кислое молоко и масло. Из постов соблюдалась только св. четыредесятница, когда ели сырую соленую рыбу, капусту, грибы и национальное кушанье мяммя, т. е. солоделое ржаное тесто с моченой брусникой. В праздничные дни подавался студень. Чай употребляли редко, а больше пили, кофе. Празднич­ных съездов гостей и шумных пиршеств и попоек не водилось. Духовен­ство водило хлеб-соль с зажиточными крестьянами: к ним духовные от­правлялись всем домом по церковным и по семейным праздникам.

Отношения духовенства к прихожанам были самые простые, патри­архальные. Духовенство было близко к народу и по сходству нужд, по сходству взглядов и убеждений, а более всего - по сходству в образе жизни. Как прихожане не видели в духовенстве лип, высших себя, так и духовенство не ставило себя особенно высоко над прихожанами. Если случалось кому-либо из духовных быть оскорбленным от прихожан, то гнев оскорбленного высказывался в формах грубых, например в брани и побоях. О членах причта, прибегавших к такого рода поступкам, еще и теперь иногда слышно от старожилов.

Обыкновенными занятиями духовенства было земледелие и рыбная ловля; иные занимались охотою на дичь и ловлею птиц.

В 1838 году, на основании соглашения причта с прихожанами, утвержденного Финляндским Сенатом, по настоящее время руга дается духовенству по следующему распределению: с каждого геймата, с меры земли в один арвио рубля, или с четвертой доли адерного оброка[4], священник получает 5 кап ржи и по 4 капы овса и ячменя, также 5 фунтов мяса, 1 фунт масла с дойной коровы. Увеличение или умень­шение этого взноса соответствует величине гейматов. Дьячек и поно­марь с каждого дома получает по одной капе ржи, овса и ячменя, а масло и проч. по произволу дающего. За печение просфор с каждого дома (дыма) платится одна капа ячменя. Кроме того, священнику с каждого гейматского дома уделяется один пеший рабочий день, а с каждого бобыля - три рабочих дня. Рабочие хлеб имеют свой.

По тому же распределению, за исправление треб вносится следующая плата: за погребение умершего, владевшего шестью коровами, платится одна корова; у кого пять или четыре коровы - 10 рублей асс.; с имеющих три или две коровы - 5 рублей; которые имеют менее 2-х коров, равно как за детей и крестьянских работников, - 1 рубль 50 копеек; за окличку и за венчанье - 5 рублей, и в церковь - 50 коп.; за креще­ние - 80 коп.; сороковая молитва - 10 коп.; за причастье - 12 копеек, за причащение больного - 4 капы ржи или ячменя и еще - лошадь и по­возка взад и вперед или вместо них прогоны на одну лошадь.

Кроме руги и доходов за требы причт пользуется землею. Всей, принадлежащей причту, земли считается на 2 арвио рубля казенного оброка; на ней высевается 5 бочек ржи и 10 бочек овса и ячменя; сенокосы, находящиеся - один в 7-ми, другой - в 25-ти верстах от по­госта, дают среднего урожая 20 возов или 1,000 фунтов сена. Наконец, есть лесной участок в 30-ти верстах от погоста. Из пяти частей принадлежащего причту участка (бостеля) четырьмя частями пользуется священник, а одна пятая делится между причетниками.

Если все получаемое причтом содержание обратим в деньги, то составятся цифры следующие: на долю священника - руги на 230 рублей (асс.), производством работ на 58 руб. 20 коп.; деньгами за требы до 65 рублей 44 копеек; всего на 357 рублей. Средства каждого при­четника простираются на сумму до 65 рублей, а вместе около 130 руб­лей. Таким образом, содержание всего причта обходится до 500 руб. асс. в год. Очевидно, что такое содержание слишком недостаточно, и только простотой в образе жизни и лишениями всякого рода можно суще­ствовать с некоторым обеспечением.

Тивральский приход находится в местности, составляющей часть Хийтольского лютеранского прихода; равным образом и в отдаленности от церкви живущие прихожане называют себя жителями не Тивральского, а тех лютеранских приходов, в округе которых находятся их поселения, например Парикальского, Кроноборгского, Пюгяярвского, Кексгольмского и пр. Собственно к приходу Тивральской церкви принадлежат 35 деревень, в которых в 1867 году было 623 души мужеского пола и 645 душ женского, всего 1,268 душ, а по церковным актам 1873 года показано мужеского 637, женского 637, всего 1,274 души; значит, прихожан прибавилось только 14 человек.

Расстояние дворов от церкви представляется в следующих цифрах: в пяти верстах и менее расположено 8 дворов; на расстоянии от 5 до 20 верст находится 30 дворов; от 20 до 40 - 17 дворов; от 40 до 70 -54 двора; наконец, деревня Лососка, состоящая   из одного двора, на­ходится в 77 верстах от церкви. Большая часть дворов расположена или по большой Выборгской дороге, или по берегу Ладожского озера. С первы­ми сообщение всегда удобно; с последними нет сообщения весною и осенью, когда озеро еще не очистилось от льда, а путь по берегу еще не установился.

В Тивральском приходе находится семь кладбищ. Из них одно - на погосте и шесть - в деревнях, именно - в Койчалахте, при часовне, в 46 верстах от церкви; в Ярвентя в 63 верстах; в Соарен - в 80 верстах[5]; в Савоя - в 20 верстах; в Лапилахте - в 20 верстах и, наконец, в Тимошкамяки - в 45 верстах от церкви.

Часовень в приходе четыре, а именно: в деревне Тимошкамяки во имя Тихвинской Божией Матери, построенная в 1854 году вместо прежней, пришедшей в ветхость; в Койчалахте - Петра и Павла, очень ветхая; в Лахте - во имя преподобного Арсения Коневского, также ветхая, и, наконец, в Лапилахте - во имя Илии пророка, часовня очень ветхая, заменившая, однако же, другую, еще более ветхую, существовавшую в 16-м веке, как видно из упомянутой прежде оброчной книги.

В местности, принадлежащей к Тивральскому приходу, в 16-м сто­летии был еще православный храм в финском Саккульском кирхшпиле, называвшийся Михайловским Саккульским. Разрушение этого храма и за­пустение самого прихода совершилось, вероятно, во время войн между Россией и Швециею, особенно свирепствовавших на границах Швеции и России. Тивральский приход находится именно в местности пограничной. Впоследствии на места, во время войн опустошенные, шведское прави­тельство переселило крестьян из внутри Финляндии, как-то: племя савакот, тавастландцев и жителей Улеаборгской области. Эти-то новые переселенцы и составляют население Тивральской местности, население частию лютеранское, частию православное. Что касается до оставшихся, после опустошений, крестьян православных, то в 1838 году Финляндский Сенат приписал их к Тивральской церкви, но они, по дальности расстояния от церкви, постоянно обращались к причту Матокской Александро Невской церкви [6].

Кроме Саккула некогда был еще православный храм в деревне Тюрья. На это указывает сохранившееся доныне название одного поля диаконским (diakoni kontu). Других сведений об этом нет.

Прихожане сей церкви - финны и говорят на финском языке; на этом языке объясняется с ними и причт. Русского языка они не знают вовсе.

Особых занятий, промыслов и ремесел у прихожан нет. Мужчины за­нимаются земледелием и рыбною ловлею, женщины - домашним хозяйством, тканием холста и сукон  и вязанием чулок и шарфов. Все эти занятия - только для домашней нужды, а не на продажу.

Раскольников в приходе нет.

Грамотных можно насчитать человек до сорока. Школ доселе не было, но предполагается открыть в ноябре-месяце сего (1868 г.). Их назначается 4 и для каждой - особый учитель, под наблюдением священ­ника. Жалованье учителям будет неодинаковое. В Ряйзелях - 40 марок, в Хийтолах - 30 марок, в Кроноборге - 35 марок, а в Парикалах –3,2 бочки ржи. Помещение для школы будет в домах прихожан. От роди­телей, не отдающих детей в школу, дети будут высылаемы при содействии коронного служителя, который за это будет вознаграждаться вычетом с тех же родителей. Поступая в школу с 8-ми лет, дети будут учиться до 15-ти. Ученье начнется с октября или ноября-месяца и всегда будет оканчиваться к маю. Закону Божию будет учить священник, а чтению и письму на финском языке - учителя [7].

Уставы православной церкви прихожане соблюдают не особенно усердно. Из постов соблюдают только Великий и Успенский; в церкви, по праздникам, бывает не больше пяти человек. Причины такого явления заключаются в отдаленности от церкви, в непонимании Богослужебного языка и во влиянии лютеранства. Влияние лютеранства[8]  сказывается в отзывах крестьян по поводу не соблюдения постов, в нежелании заводить у себя иконы, в удалении детей от причастия, в несовершении помино­вения по умершим, в непраздновании святым угодникам, в несоблюдении православных обычаев - принимать благословение от священника и, при входе в избу, креститься на иконы. Впрочем, благодаря заботам причта влияние лютеранства ослабевает. Так, в последние годы, кроме распятия, единственного в домах крестьян священного изображения, появляются иконы (священник Аннинский раздал крестьянам до 300 небольших икон), крестьяне начинают приносить детей к причастию и, по крайней мере в отсутствии лютеран, принимать от священника благословение и крестить­ся при входе в дом.

  Мало соблюдая праздники святых, прихожане здешние особенно чтут Рождество Христово, Крещение, Благовещение, Великую пятницу, Троицу и Рождество Иоанна Предтечи. И здесь отчасти заметно влияние люте­ранства, так как в эти праздники и лютеране посещают православную церковь.

Влияние лютеранства на здешних прихожан очень естественно. Живя между лютеранами, которые представляют значительное большинство, удаленные от всяких сношений с православными русскими, посещая лютеран­ские кирки и читая лютеранские книги, могут ли прихожане устранить себя от влияния лютеранства, тем более что отдаленность от православ­ной церкви препятствует православному влиянию на верования и действия прихожан.

Наконец, где особенно заметно влияние лютеранства, так это именно в обычаях при свадьбах, похоронах и поминках [9].

Когда молодые люди достаточно познакомятся друг с другом и дадут взаимное согласие на брак, тогда молодой человек объявляет своим роди­телям и они, если одобряют его выбор, посылают в дом невесты свата. Сват, по приезде в дом невесты, обращается к ее родителям с вопросом: отдадут ли они свою дочь за такого-то? Эти, обыкновенно, отвечают: "хочет невеста, пусть идет; не хочет, пусть остается дома, хлеба на нее хватит". Тогда сват спрашивает невесту: "пойдет ли она замуж за такого-то?" Девушка отвечает: "можно попробовать, а потом увидим, как поживется"[10]. При этом, обыкновенно, предлагается свату угощение, но сват ни до чего не дотрагивается, пока не получит решительного ответа. Если дают ответ удовлетворительный, то сват садится за стол и начинает есть; в противном случае, не отведав ничего, удаляется из дому. В это время кто-нибудь из домашних незаметным образом вкла­дывает между дверью и порогом кочергу, дабы выходящий с отказом сват не мог запереть дверей. Если этого не сделать, то дочерям хозяина не быть никогда замужем.

Рукобитье происходит следующим образом: в назначенный день, около рассвета, жених и сват приезжают в дом невесты, а невеста уходит в амбар. Поговоривши с родителями невесты, сват идет в амбар и спра­шивает невесту: "идут ли дела вперед?". Получив утвердительный ответ, сват возвращается в избу, кладет на стол табак и, закурив трубку, приглашает хозяев сделать то же. От этого и рукобитье по-фински называется tupakki (табак). В это время невеста приходит из амбара, садится между женщинами на скамью и при этом непременно вяжет чулок. Жених, заметив свою невесту, подходит к ней, кладет ей на колени пряжу и кольцо и говорит, что эти вещи принадлежали бы ей, если бы она взяла их себе. Невеста быстро схватывает пряжу и кольцо и кладет их за пазуху, дабы до них никто не успел дотронуться. Если дотронется посторонний человек, это будет значить, что жених от невесты откажет­ся. Затем начинаются угощение и танцы, продолжающиеся до рассвета; на рассвете сбираются ехать к священнику для объявления о начатии дела. Невеста подходит к своим родителям и начинает плакать; родители, утешая свою дочь, приговаривают: "не горюй, дитя, испытай свое сча­стье". В заключение кто-либо из грамотных поет приличный стих из священной финской книги. После пребывания у священника жених везет невесту в свой дом; здесь она гостит дня два, три, и потом жених же отвозит ее к родителям. Во время рукобитья, совершаемого в избе, девушки, вышед на двор, обмывают лошадь жениха водою, которую потом берут себе, и, еще, проходят сквозь вожжи, наблюдая, испугается лошадь или нет. Если испугается, это значит, что девица, проходящая чрез вожжи, выйдет замуж. Если лошадь стоит смирно, это знак, что девица замуж не выйдет. Водою же, которою обмывали лошадь жениха, девицы обмывают свои лица тогда, когда сбираются идти в церковь, в уверен­ности, что их глаза и лица будут также хороши, как хороша лошадь жениха; а лошадь непременно предполагается хорошая.

Венчальный поезд в церковь совершается, большею частию, очень скромно. Чаще всего случается, что в поезде участвуют только жених и невеста, сват и сваха, так что трудно бывает найти достаточное число поручителей. При венчании наблюдают, чтобы сваха не расплела невестиной косы раньше того, как невеста станет пред налой.

Это делается с тою мыслию, что, в противном случае, муж станет стеснять свободу своей жены.

После венца жених отвозит невесту к ее родителям и сам едет домой. Тут каждый из них остается до дня "проводов", которые бывают чрез неделю или две, смотря по тому, как успеют приготовиться.

"Проводы" происходят так: к назначенному дню родители невесты созывают всю свою родню, а со стороны жениха зовут только его и свата. Гости собираются с вечера, и каждый из них приносит какие-либо гостинцы, напр.: пироги, масло и соленую рыбу. По приезде жениха его угощают завтраком и кофе, но не в той избе, где гости. Невеста же обходит всех гостей и над каждым оплакивает свою судьбу; гости дарят невесту деньгами. Когда накроют столы для гостей, девушки, обыкновенно, садятся за стол жениха, стоящий в средине. При этом кто-нибудь поет священный стих из финской книги. Затем жених, предшествуемый сватом и в сопровождении двух шаферов, входит в избу. При входе хозяин спрашивает их: "откуда вы?" - те отвечают: "от восхода солнца, а идем на запад". На вопрос хозяина о пашпортах шафер (дружка) жениха подает хозяину платок, и тот  как будто что-то читает по платку. Потом хозяин снова опрашивает: "чего ищете?" - те отвечают: "пропав­шую телку или хорошую землю, где бы можно было посадить дерево". Хозяин отвечает, что этого у него нет, и, в то же время, приглашает их к столу. Вошедшие говорят, что они не знают, как идти, потому что не видят вех на дороге к столу. Тогда невеста подает свату платок и тогда жених со свитою садятся за стол, а девицы выходят из-за стола. Жених, вынув из сумы, находящейся за плечами свата, привезенные с собою хлеб и вино, начинает угощать хозяина, хозяйку, рижника (кото­рый топит ригу), банщика, конюха и кашевара, а сват спрашивает, нет ли тут девушки или молодухи, которая дала бы им пить. Тогда дружка, встав из-за стола, идет искать молодую и, нашедши, просит принести пить. Невеста, налив в кружку пива, входит со свахою в избу и ставит пиво пред женихом на стол; к кружке привязан платок; жених, обдарив невесту деньгами, пьет пиво, а сват, схватив невесту, садит ее за стол между собою и женихом. Гости начинают завтракать, но жених ничего не ест. После завтрака - пляски, кофе, опять еда до поздней ночи. Пред вечером сват в присутствии невесты   укладывает, в амбаре, приданое невесты, причем поются священные финские стихи и даются подарки сестре и матери невесты. Когда уложат приданое, сваха вводит невесту в избу, садит ее на скамью посредине избы и чешет ей волосы, а девушки поют песни. Расчесав косу, повязывают невесте голову повяз­кой замужних женщин, а потом мать опрыскивает ее лицо вином, чтобы она была хороша, как вино, и тотчас отирает лицо изнанкою ее рубашки, чтобы ее не сглазили. Когда девушки запоют жениху: "приди взять свою курочку, выбирай свою белую, красивую", - жених подходит к невесте, поднимает платок, покрывавший ее лицо, берет ее под руку и, обошед с нею трижды вокруг скамьи, садится с нею за стол. После угощения  молодых невесте подают масло и непочатый хлеб. Она режет хлеб на ломти, мажет их маслом и раздает подругам на прощанье; девушки в песнях восхваляют невесту. По выходе из-за стола невеста прощается со всеми родными, а потом садится с мужем на скамью, и ей поют про­щальный стих. Мать молодой подает ей кружку с водою; взяв кружку, молодые выходят из избы, а сват, идя перед ними, размахивает кнутом на все стороны, во избежание порчи. Когда все усядутся на лошадей и лошади тронутся с места, молодая, отпив из кружки воды, прыскает остальное чрез левое плечо, и, если при этом не вся вода выльется, это знак, что молодые будут богаты. Если выльется вся, их ожидает бедность. Оставшеюся в кружке водою обмываются девушки, и которая прежде всех обмоется, та раньше и замуж выйдет.

Дома молодых встречают с ружейной пальбой и вводят их не в ту избу, где сидят гости, а в другую, и там невесте подают кофе, а она дарит деньгами, между тем; гости, в другой избе. рассаживаются за столы и кто-нибудь, с пением священного стиха, призывает молодых в избу. Молодые садятся за особый стол со сватами, но ничего не едят. По выходе из-за стола молодых ведут в амбар и, когда уложат их, накрывают наглухо одеялом и два раза ударяют кнутом по одеялу, говоря при первом разе, чтобы рождались сыновья, при втором, чтобы рождались дочери; потом еще раз ударяют по лежащей в стороне одежде. Когда сваты войдут снова в избу, девушки разматывают на них кушаки, а сваты дарят им деньги.

Утром сваха, разбудив молодых, чешет у молодой косу и дает ей умываться, а та обдаривает ее деньгами, потом молодые, напившись в амбаре кофе, надоив также сватов и обдарив их деньгами, входят в избу. При входе их свекор и свекровь садятся к печке на лавку, молодые подходят к ним и обдаривают, свекра - платком и варежками, а свекровь - чепцом и также варежками и потом все садятся завтракать. По зле завтра­ка бывают так называемые "дары", состоящие в следующем: свекор и свекровь садятся против молодых и молодые надевают свекру рубашку поверх вое и одежды, также - штаны и пальто, а свекрови - рубашку и юбку; в этих обновах их поднимают кверху, а они угощают молодых вином. потом обдаривают и молодых, приговаривая:  "примите с радостию от нашей бедности". В заключение угощают всех вином и кофе, а гости отдаривают молодых деньгами, После кофе на стол ставят две деревянных чашки; старший сват подходит к столу и, доложив в одну чашку деньги, объявляет, сколько он положил денег, и усаживается за стол. Прочие гости также кладут деньги, а сват объявляет, сколько каждый положил. Потом распорядитель свадьбы собирает деньги в пользу приходских бедных. Деньги после опускаются в общественную кассу. Утром на другой день, пред отъездом гостей, молодые идут с ушатом за водой, и если у них нет на ушате платка, то кто-нибудь из гостей проливает воду из ушата. Еще молодой дают дойник и она идет доить коров; при этом молодая должна положить что-нибудь на рога коровы, иначе ей не позволят доить.

Об обычаях над умершими должно заметить следующее: когда священ­ник совершил напутствие умирающему, у священника опрашивают: умрет больной или нет. Стоит оправдаться слову священника два или три раза, и тогда каждый раз его олово будет приниматься о полною верой. К приметам смерти относят также прилет дятла и таинственный стук в стены избы во время болезни человека.

По мнению крестьян, душа человека тогда только может оставить тело, когда отворят трубу и зажгут свечу; без света свечи душа не может найти выхода в трубу. Умершего обмывают, одевают в чистое белье и ставят в амбар, непременно вдоль пола.

В день погребения покойника приносят в избу, ставят гроб на скамью посреди избы, головою к дверям, чтобы лицо покойника обращено было на икону. Пред отъездом на погост бывает завтрак.

Если присутствует священник, то он, пред выносом, совершает литию; если нет его, то поется священный стих из финской книги. При самом выносе кто-либо из домашних ломает ложку, которою ел покойник, и одну половину ее бросает за выходящими с покойником, а другую в угол избы. Это делается для того, чтобы после покойника не случилось в доме какого-либо несчастия, например не случился бы падеж коровы. Бросающий ложку говорит вслед покойнику: "вот тебе твое о собою, а что дома, то наше".

Умерших поминают вином и пирогами сряду же по предании тела земле. Поминок в 9-й, 40-й день не бывает.

Укажем еще некоторые религиозные обычаи и поверья. К празднику Рождества Христова пекут хлебы, называемые рождественскими: один из них называется собственно рождественским, другой хозяйским. Когда сажают в печь хозяйский хлеб, то в него втыкают колосья по числу членов семейства, назначая, к кому именно относится тот или другой колос. Тот, чей колос сгорит, непременно умрет в наступающем году.

Вечером накануне праздника, после бани, приносят в избу рождествен­ский хлеб, бутылку вина и сноп ржаной соломы. Хлеб и вино кладут на стол, а солому младший член семейства расстилает по полу. Лотом хозяин выпивает рюмку водки, потчует вином все семейство, берет три горсти соломы и бросает ее к матице (поперечному бревну потолка). Если много соломы пристанет к матице, это - знак, что будущий год будет урожай­ный. Солома лежит в избе три дня, а хлеб - до крещенского сочельника. Его обыкновенно кладут на божнице. В крещенский сочельник хлеб берут о божницы, несут в амбар и кладут в засеке (ящик для зернового хлеба), и он лежит здесь до весеннего посева. Тогда хлеб вынимают и горбушку от него кладут в то лукошко, из которого сеют; остатки хлеба съедают по окончании посева.

На новый год приносят в избу ячменную солому и она лежит здесь целый день, а в самый новый год дают скотине овес, чтобы она лучше велась и плодилась.

В крещенский сочельник, после бани, приносится в избу овсяная солома и бутылка вина. После того опять совершается обряд бросания соломы к матице с тем же доверьем, что и накануне Рождества.

В великий четверг жгут соль, которою потом пользуют коров в раз­ных болезнях; еще пекут лепешку из теста, растворенного в роге от убитой коровы и смешанного с шерстью, надерганною со лбов всех домаш­них животных; этой лепешкою кормят скот в Георгиев день утром, чтобы скотина не расходилась одна от другой.

За трои сутки до Георгиева дня хозяйки отправляются в лес искать рябину, которая бы росла от корня одним стволом. Расколов дома рябину сверху до корня, ее в Георгиев день распяливают над дверями хлева, а пред порогом разводят огонь и скотину прогоняют чрез огонь, под ряби­ной. Это для того, чтобы волк не ел скотину. Потом рябину несут в лес на прежнее место и около нее кладут яйца, пироги, масло и хлеб, чтобы лесовик съевши этого, не трогал коров. По возвращении коров о поля в этот день хозяйка из дойника мочит спины у коров, чтобы они давали молоко, и у быка, чтобы он не отходил от коров. Остатки воды выливают на пастуха, чтобы скотина не уходила от него. А чтобы скотина, по вечерам, сама приходила домой, ее кормят крошками со стола и тестом со дна квашни.

От Георгиева дня до Иванова знахарки собирают травы употребляе­мые ими для лечения.

Накануне Иванова дня делаются веники из ветвей с 12 берез, не­пременно обращенных на восток. Веники хранятся целый год и употреб­ляются как средство от порчи и глаза. Как в Георгиев, так и накануне Иванова дня никто ничего не выдает из дома, из опасения, чтобы не разорился дом. В ночь на Иванов день жгут костры и вокруг них пляшут.

Накануне Покрова и пред Георгиевым днем хозяйки тайком отыскива­ют в лесу ольху, растущую от корня одним стволом, и потом кладут ее в хлев под порогом, а в углы хлева насыпают мурашей. От ольхи коровы не будут сохнуть, а от мурашей будут также сыты, как мураши. Этот обычай хозяйки совершают в перчатках, чтобы домовой не рвал со скоти­ны шерсти. В день Покрова вся домашняя скотина в первый раз ставится на привязь.

Описание составлял священник Петр Аннинский.

Вернуться в библиотеку

"Кирьяж" Краеведский центр п. Куркиеки. 

Авторы:   Петров И. В., Петрова М. И.

E-mail: kirjazh@onego.ru