Кем был предпринят поход?

вернуться в оглавление

Теперь, на основании источников, попытаемся ответить на более всего интересующий нас вопрос: кто совершил этот выдающийся поход, войскам и флоту какого народа принадлежит крупнейшая победа над Швецией в XII столетии?

По этому вопросу в научной литературе существует наибольшая неясность. Исследователи, касавшиеся Сигтунского похода, отмечали,[1] что различные источники приписывают нападение, на Сигтуну разным народам. А авторы, не гнавшиеся особенно за точностью, выбирали из источников указание на тот народ, который был им нужен для их научного построения (карельские историки — карел, эстонские — эстов, русские — русских). Но ими не учитывалось, что источники составлялись в различное время (и 130—140, и 300—400 лет спустя) и основывались на сведениях весьма различной достоверности. Необходимо рассмотреть каждый источник в отдельности и выяснить происхождение его сведений, прежде чем делать вывод о его научной значимости.

Единственный современный событию источник-анналы дает нам как раз наиболее неопределенное указание: pagani — язычники. Понятие pagani могло включать в себя в то время и языческие финские племена, и русских — последние, принадлежав­шие к греко-православной церкви, с точки зрения католических монахов XII—XIII вв. также считались язычниками.

Что говорят более поздние источники?

По Хронике Эрика народом, напавшим на Сигтуну, были ка­релы; по Хронике Эрика Олая — карелы и русские; по словам писателей XVI в. Олая Петри и Лаврентия Петри, — эсты, по словам Иоанна Магнуса (тоже XVI в.), — эсты или финны. Пи­сатели XVII в. еще более разноречивы: Лощений приписывает нападение на Сигтуну эстам, карелам и русским,[2] Мессений (описывающий это событие в двух сочинениях, входящих в со­став его многотомной работы «Scondia illustrata») упоминает в од­ном случае эстов,[3] в другом — курляндцев.[4] Асханеус и Оксеншерна приписывают нападение на Сигтуну русским, и т. д.

Наибольшее внимание должна, естественно, привлечь Хро­ника Эрика, как наиболее ранний источник, в котором впервые было зафиксировано предание.

В Хронике Эрика карелы по данному поводу упоминаются трижды. Как уже говорилось, рассказ о разрушении Сигтуны в Хронике предпослан тексту, описывающему основание Биргером ярлом Стокгольма; рассказ о гибели Сигтуны должен пока­зать, от каких бедствий избавил внутренние районы Швеции Биргер, построив Стокгольм у входа в озеро Меларен и закрыв тем самым врагам доступ внутрь озера. Рассказ начинается сло­вами: «Швеция имела много бед от карел и много несчастий», а заканчивается указанием, что бедствие, нанесенное шведам сожжением Сигтуны, «радовало землю карел и руссов». Расска­зав о гибели Сигтуны, Хроника повествует затем, как Биргер ярл, основав Стокгольм, закрыл «замок перед тем озером, так что карелы не приносят им[5] [теперь] никакого беспокойства».[6]

В первом и третьем текстах (содержащих упоминания о ка­релах), безусловно, речь идет о людях, совершивших нападение. Третье упоминание как бы еще раз подчеркивает, что опасность берегам Швеции и ее внутренним водам угрожала именно от ка­рел, что именно карелы проникали ранее внутрь озера Меларен и для прекращения именно их набегов Биргер постройкой Сток­гольма закрыл путь в озерные шхеры со стороны моря.

Менее ясно по смыслу содержащееся в конце рассказа о ги­бели Сигтуны второе упоминание о радости, охватившей «землю карел и руссов». Возможно, что здесь автор в косвенной форме указывает на участие русских в нападении. Но можно также предположить, что автор, говоря о радости в земле и карел и русских, имел в виду политическую связь обоих народов и подразумевал, что победа карел была тем самым и русской победой, ибо карелы (как было хорошо, вероятно, известно шведам и в XII, и в XIV вв.) были частью русской государственности.

Последнее предположение нам кажется более вероятным. Ав­тор в данном случае явно стремится обращаться осторожно с фак­тами, которые он не вполне точно знает. Что карелы были ви­новниками сожжения Сигтуны, это автор знает точно и пишет прямо. Но об участии русских он, видимо, точно не знает и не упоминает их рядом с карелами в тех двух случаях, где прямо говорится о набегах внутрь озера Меларен. Упоминание о радо­сти в земле «карел и руссов» говорит о тесной политической связи обоих народов, но не свидетельствует прямо об участии русских в описываемом событии.

Указание на карел как виновников разорения Сигтуны явно принадлежит народному преданию.[7] Во время написания Хро­ники, спустя 130 лет после события, произведшего, безусловно, огромное впечатление на современников, в народной памяти еще должно было сохраниться представление о том, каким именно на­родом была разрушена шведская столица. Указание на карел тем более достоверно, что в момент написания Хроники карелы уже давно не являлись серьезным врагом Швеции, а, напротив, части­чно (в западных районах Карелии, захваченных шведами в 1293 г.) стали шведскими подданными. Бурная внешнеполитическая ак­тивность карел на Балтийском море, известная нам и по данным XII в., и по данным первой половины XIII в., во второй половине XIII столетия прекращается.[8] Последний крупный поход против шведов, в котором существенную роль играют карелы, отно­сится к 1256 г. Таким образом, в течение по крайней мере 60 лет до написания Хроники карелы не нападали на шведские владе­ния ни в Финляндии, ни в метрополии; на собственно шведские земли карелы не нападали, вероятно, даже значительно дольше (скорее всего со времени Сигтунского похода). Поэтому в пред­ставлении шведского населения в 20-х гг. XIV в. карелы уже не являлись врагом на востоке; врагом на востоке, хорошо извест­ным и отнимавшим постоянно много сил, тогда были русские. И если бы народная память уже забыла, кто именно совершил нападение 1187 г., естественно было бы, чтобы это нападение ста­ло приписываться не карелам, а русским. Если тем не менее мест­ная традиция в 1320-х гг. разрушителями Сигтуны называла ка­рел, то это значит, что она сохранила еще к тому времени под­линный факт — нападение именно карельских военных сил.[9] По-видимому, народная традиция к 20-м гг. XIV в. не имела ясного представления, участвовали ли в набеге на Сигтуну и рус­ские. Поскольку карелы как враг забывались, забывались и на­падения (в XII и начале XIII в.) других восточных народов (финны, эсты, куроны), также уже давно не являвшихся вра­гами, и главным и единственным противником на восточных бе­регах Балтики оставались только русские; традиция в XIV в. постепенно, видимо, уже начала переносить на русских те пред­ставления о грозных набегах на шведские берега, которые до сих пор были связаны с именем карел. Изучение позднейших источ­ников показывает, как затухала в традиции память о карелах и на их место в народных представлениях утверждаются русские.[10]

Указание Хроники Эрика на участие русских, данное в осто­рожной форме, может быть, и вовсе не относится к устному пре­данию; может быть, это продукт творчества автора Хроники, пра­вильно представлявшего (как уже говорилось), что набег на Сигтуну был успехом всего Новгородского государства и русские люди должны были радоваться этой победе независимо от того, участвовали ли они в ней или нет.

Следующий по времени источник, Хроника Эрика Олая (сере­дина XV в.), говорит, что на Сигтуну напали в 1187 г. два на­рода — Careli et Rutheni.[11] Но, как уже отмечалось, Эрик Олай, говоря о данном событии, лишь пересказывал Хронику Эрика и никаких дополнительных письменных источников не имел. Ве­роятно, в его время устная традиция уже забывала (или уже за­была) карел и стала приписывать нападение на Сигтуну рус­ским — единственному в XIV и XV вв. противнику Швеции на востоке Балтики. Упоминание карел, имевшееся в Хронике Эрика, Эрик Олай сохранил, но рядом с карелами назвал русских. В дан­ном случае Эрик Олай или действовал под влиянием устной тра­диции, или же не разобрал осторожного тона Хроники Эрика по поводу участия русских и прямо (исходя из приводившейся нами строчки «о радости») поставил русских рядом с карелами.[12] Воз­можно также, что оба объяснения в равной мере верны. Во вся­ком случае Эрик Олай не располагал никакими источниками, ко­торые были бы более надежны, чем Хроника Эрика.

Еще   менее   заслуживают   внимания   исторические   писатели XVI в. Олай Петри, Лаврентий Петри и Иоанн Магнус и историк XVII в. Иоанн Мессениус, приписывавшие нападение на Сигтуну эстам (ester).[13] Их сведения основываются на уже перечисленных нами трех источниках (анналы, Хроника Эрика, Хроника Эрика Олая). В XVI в. о политической активности карел (к тому вре­мени небольшого и совсем не воинственного народа) давно за­были и приписывать им разрушение древней шведской столицы казалось уже совсем неправдоподобным. Поэтому Олай Петри и Лаврентий Петри, видимо, взяли за основу анналы и имевшиеся там pagani расшифровали как ester — название, под которым в средневековой Швеции подразумевались не только эсты, но во­обще все племена, живущие на восточных берегах Балтийского моря,[14] в том числе и карелы. Писавшие в период, когда уже за­рождалась научная критика, оба писателя стремились в данном случае дать определение, возможно более близкое к истине. Судя по анналам и хроникам, виновником гибели Сигтуны было одно из языческих племен, живших к востоку от Балтики; поскольку было уже неясно, какое именно племя, указанные авторы решили, видимо, дать сводное название всех восточных прибалтийских пле­мен — «эсты».

Так как понятие ester (племена Восточной Прибалтики) было гораздо более определенным, чем совсем расплывчатое pagani (язычники вообще), вслед за братьями Петри этой трактовки стали придерживаться и некоторые более поздние писатели (Ио­анн Магнус, Мессениус и некоторые другие). Как нами уже упо­миналось выше, из текста сочинений исторических писателей XVI—XVII вв. совершенно явственно видно, что никаких неизвест­ных ранее дополнительных письменных источников о гибели Сигтуны эти авторы не имели; поэтому упоминание эстов в качестве народа, совершившего нападение на Сигтуну, является, очевидно, домыслом авторов XVI столетия, и придавать этому упоминанию какое-либо научное значение мы не можем.[15]

По-видимому, упоминание эстов в качестве народа, разрушив­шего Сигтуну, у авторов XVI в. не было связано с устной тради­цией, ибо последняя известна нам для XVI и XVII столетий по нескольким источникам, прямо указывавшим, что они излагают народное предание. Это «Описание Сигтуны» Асханеуса, письмо Оксеншерна и сочинение Локцениуса, впервые зафиксировавшие предание о Сигтунских вратах. Особенно интересны здесь данные Асханеуса, записанные им со слов матери своего отца, умершей 120 лет от роду и сохранившей в памяти предания о Сигтуне конца XV в.[16] Асханеус рассказывает, что, согласно преданию, русские, которые разрушили Сигтуну, увезли красивые городские врата в Москву или в Новгород.[17]

Предание об увозе Сигтунских врат относится, очевидно (по­скольку Асханеус записывал предания более раннего времени), к XVI или даже XV столетию.[18] То же предание зафиксировано и в двух других источниках — в письме Оксеншерна к Делагарди 1611 г.[19] и в сочинении Локцениуса 1677 г.[20]

Все три источника единодушно называют разрушителями Сигтуны русских. Народная традиция давно забыла о карелах, и раз­рушение древней шведской столицы и в XVI, и в XVII в. счита­лось делом русских — исторического противника Швеции на во­стоке Балтики. Такие же сведения дают записи предания XVIII в. (Бреннер[21]) и в конце XIX в. (Елисеев[22]).

Таким образом, из всех перечисленных источников только один заслуживает доверия — это Хроника Эрика. Основанная на устной традиции, еще сохранившей ясное представление о народе, совершившем разрушение шведской столицы, Хроника Эрика прямо называет этот народ — карелы. Поскольку все остальные источники относятся к более позднему времени и основываются лишь на Хронике Эрика и на все менее достоверной традиции, уже перешедшей в фольклор, их показания принимать всерьез мы не можем.

Учитывая все сказанное выше, мы должны решительно от­вергнуть компромиссное решение, предлагаемое некоторыми ав­торами: карелы и эсты.[23] Историки, предложившие такое реше­ние, знали, что в одних древних сочинениях в качестве народа, совершившего нападение на Сигтуну, упоминаются карелы, в дру­гих — эсты, и предпочли, не вдаваясь в глубь вопроса, попросту объединить оба упоминания в формулировке «карелы и эсты». Эти исследователи не учли, что, как мы уже говорили, древние сочинения, касающиеся разрушения Сигтуны, далеко не равно­ценны и что упоминание эстов, появляющееся в сочинениях XVI в., не основано на более ранних письменных источниках и потому недостоверно.[24]

Тем более нужно отвергнуть мнение некоторых исследовате­лей, считавших, что Сигтунский поход был совершен военными силами нескольких прибалтийских племен: эстов, карел и куров[25] или даже эстов, карел, куров и ингров.[26] Эсты все же упомина­ются источниками, хотя и недостоверными; куров и ингров в связи с событием 1187 г. источники не упоминают вовсе.[27]

Участвовали ли в Сигтунском походе русские?

Данные более поздних источников по этому вопросу, как мы уже показали, нами не могут учитываться, ибо в связи с ранним уходом карел с международной политической арены в памяти шведского народа карелы должны были, естественно, вытесниться привычным противником на востоке — русскими. Но Хроника Эрика не дает нам ясного ответа. Ее упоминание русских, как мы уже показали, дано в весьма осторожной форме; Хроника говорит о возможности участия русских в набеге вместе с карелами, но не утверждает, что русские в набеге действительно участвовали.

Нельзя не отметить еще раз в данной связи молчание новго­родской летописи. Об особо крупных официальных предприятиях новгородских войск летопись большей частью сообщала. Поэтому, если новгородцы и участвовали в походе, то как в неофициальном предприятии, в порядке частной инициативы.[28]

Один из исследователей XVIII в.[29] в качестве доказательства того, что именно русские произвели в 1187 г. разрушение Сигтуны, приводил два местных названия на озере Меларен: бухта Rysseviken[30] и мыс Rysseudden.[31] Но данные топонимики нельзя датировать обычно даже с точностью до столетия, не то что с точ­ностью до года. Наличие этих названий показывает лишь, что русские бывали на озере Меларен с торговыми целями или с це­лями военно-политического характера, но подтверждением участия русских в разрушении Сигтуны служить не может.

Весьма соблазнительно к решению вопроса об участии рус­ских в Сигтунском походе привлечь еще один источник, притом источник особого рода — так называемые Сигтунские врата нов­городского Софийского собора; по преданию, эти врата привезены в Новгород из Сигтуны в результате набега 1187 г. Если бы уда­лось доказать, что они действительно происходят из Сигтуны, мы получили бы прямое доказательство участия в Сигтунском по­ходе новгородских дружин.

Детальному рассмотрению этого вопроса мы посвятили специальную работу;[32] здесь же достаточно воспользоваться получен­ными нами выводами.

Поскольку за последние полвека не было проведено капиталь­ных исследований о Сигтунских вратах, поскольку памятник в це­лом не подвергался с начала прошлого столетия глубокому изуче­нию,[33] сейчас еще нельзя делать окончательных заключений. Очень может быть, что новое фундаментальное исследование памятника заставит решительно пересмотреть все наши старые воззрения. Но пока что уже имеющиеся наблюдения не позволяют вполне точно установить, откуда и как эти врата попали в Новгород.

Предание об увозе русскими городских врат из Сигтуны по­сле разорения города зафиксировано в Швеции, как мы уже пока­зали, с конца XV и с XVI в. В новгородской Софии с начала XVIII в. известно существование врат, называемых Сигтунскими, причем название возникло, по-видимому, намного раньше.[34] Но мнению большинства исследователей, когда-то в прошлом это на­звание по ошибке было перенесено с главных врат собора (после этого называемых Корсунскими) на врата бокового придела, из­готовленные в Византии.

Главные ворота собора (Корсунские), как показывает изуче­ние их особенностей, могут быть поставлены в связь с Сигтунским походом.[35] Изготовленные (в своей основной части) в 1152— 1154 гг. в Магдебурге и представляющие собой своего рода скуль­птурный иконостас, эти врата были смонтированы после привоза в Новгород не в первоначальном виде, а с нарушением прежней композиции. Многие части при перевозке были потеряны и заме­нены рельефами и украшениями из другого памятника подобного рода, несколько отличавшегося по стилю.[36] Все это говорит зато, что врата привезены в Новгород не в результате покупки (в этом случае была бы тщательно зафиксирована первоначальная компо­зиция и были бы сохранены все детали), а как военная добыча.

Поскольку врата являлись исключительно ценным предметом католического церковного культа, невозможно предполагать, чтобы католики продали их неверным «схизматикам», и, с другой сто­роны, новгородцы вряд ли стали бы покупать предмет католиче­ского культа для украшения своей главной святыни (тем более, что ряд изображений на вратах неприемлем в качестве оформления православного собора). Врата могли быть помещены в Со­фийский собор скорее всего как военный трофей, напоминающий о какой-либо славной победе новгородских войск.

Как трофей врата могли быть захвачены при взятии новгород­цами какого-либо крупного города, принадлежащего католиче­скому государству. Новгородцы за время своей независимости три­жды брали такие города: Дерпт в 1262 г. и Або в 1198 и в 1318 гг. Но нет никаких данных, которые связывали бы эти врата с Дерн-том или с Або, тем более что анализ сведений в источниках о взятии Дерпта отрицает возможность захвата там указанных врат.[37] Остается еще один город, в захвате которого могли уча­ствовать новгородские дружины, — Сигтуна.

Наконец, в самом памятнике имеются отдельные черты, кото­рые могут быть увязаны с шведским искусством XII в. и даже (правда, не бесспорно) с религиозным культом св. Зигфрида, по­читавшимся особенно в Сигтуне.[38]

Все эти наблюдения свидетельствуют в пользу того, что до­ставка врат из Сигтуны в результате похода 1187 г. весьма веро­ятна,[39] но не является безусловным фактом. Слишком много еще в приведенном построении неясностей и догадок, и как доказательство бесспорного участия новгородцев в походе мы эти врата исполь­зовать не можем.

Таким образом, в результате рассмотрения всех наличных ис­точников можно говорить лишь о возможности[40] участия новго­родцев в Сигтунском походе.[41]

Для нашей темы эта неопределенность не имеет серьезного значения. Нам не так важен самый факт, участвовали новгород­ские дружины во взятии Сигтуны или не участвовали. Принципи­ально это ничего не меняет. Карелы выступают в рассматривае­мом событии как представители новгородской государственности. Сигтунский поход явился актом внешнеполитической деятельно­сти Новгородского государства, крупнейшим событием в ходе борьбы Новгородского государства со Швецией в XII в. Именно так, как мы дальше покажем, и оценили это событие шведские власти. Так же рассматривал это событие спустя 130 лет и автор Хроники Эрика.[42]

И если мы не можем твердо говорить о вхождении в состав войска, напавшего на Сигтуну, новгородских дружин, то возмо­жно, что в этом походе участвовало несколько новгородцев, в пред­шествующее время регулярно совершавших торговые поездки в Сигтуну и хорошо знавших и маршрут через шведские шхеры, и внутреннее расположение города.

Итак, флот и войско, напавшие на Сигтуну, состояли полностью или в основном из карел, в походе могли участвовать новгород­ские отряды или отдельные новгородские мореходы.

Как карелам удалось собрать столь крупные силы для совер­шения похода? Каким образом они оказались способными со­вершить столь грандиозное военное предприятие?

Как мы уже знаем из предыдущего материала, Сигтунский по­ход был не первым морским походом карел. В середине XII в. карельские дружины совершили несколько крупных морских на­бегов на шведские владения в Финляндии, совершали они набеги также против еми.[43] По археологическим данным нам известно, что карелы примерно в это время (точно, разумеется, мы устано­вить не можем, но приблизительно в XII в.) совершали набеги и на остров Готланд.[44] Скорее всего и на берега Швеции карелы в 1187 г. произвели набег не в первый раз. В Хронике Эрика го­ворится, что карелы часто совершали плавания в шведских шхе­рах и нападали на берега озера Меларен, умели тайно проби­раться внутрь шведских шхер и в штиль, и в непогоду, а это предполагает хорошее знание сложных фарватеров шхер морского побережья и озера Меларен.[45] Вся предшествующая бурная вне­шнеполитическая деятельность карел на Балтийском море подго­товила карельские военные силы к совершению своего самого крупного военно-морского предприятия — Сигтунского похода.[46]

Откуда был совершен этот поход, откуда вышли в море ка­рельские суда? Морские походы производились карелами со своей основной племенной территории — из района Карельского перешейка, прилегавшего к Ладожскому озеру. В море карель­ские суда вышли, очевидно, через старое устье Вуоксы, впадав­шей в то время в Финский залив вблизи пункта, где теперь стоит Выборг.

С какой целью карелы совершили поход на Сигтуну? К. Вилкуна высказал мнение, что в XII в. интересы карел и жи­телей города Сигтуны столкнулись в северо-восточном углу Ботнического залива, в районе самых богатых лососиных ловель на берегах Балтики, в устьях реки Кемийоки и соседних рек; кос­венным указанием на существование каких-то древних связей Сигтуны с северным Ботническим побережьем Вилкуна считает наличие в низовьях реки Кемийоки селения Сихтуна (Sihtuna или Sihtuuna). Вилкуна предположил, что карелы совершили свой поход на Сигтуну, чтобы уничтожить этот город и изба­виться от конкуренции со стороны сигтунских жителей, занимав­шихся рыболовством в Приботнии, чтобы полностью овладеть богатейшим рыбным промыслом севера Ботнического залива.[47] Однако одно лишь наличие названия Сихтуна, возникшего в не­известное время, не может служить достаточным доказательст­вом того, что именно в 80-е гг. XII в. развернулась столь острая конкурентная борьба карел и сигтунцев на приботническом по­бережье; да и вообще нет прямых сведений о том, чтобы жители города Сигтуны когда-либо занимались рыбным промыслом в рай­оне реки Кемийоки. Правильнее будет рассматривать Сигтунс­кий поход в общем плане борьбы Новгородского государства со Швецией как активное предприятие Новгородской республики, совершенное силами новгородских подданных — карел (интересы которых в ходе борьбы со Швецией совпадали с интересами Нов­города) .


[1] Гиппинг А. И. Указ, соч., примеч. 53; Мюллер Р. Б. Коммен­тарий к разделу «Летописные известия о карелах». — В кн.: Материалы по истории Карелии XII—XVII вв. Петрозаводск, 1941, с. 64—65 (в дальней­шем цитируем: Мюллер Р. Б. Комментарий).

[2] Johannis Loccenii  Rerum Svecicarum  Historia.   [Stock]Holmiae, 1654, p. 43.

[3] Johannis Messenii Scondia illustrata. XII. Stockholmiae, 1700, p. 107.

[4] Ibid., II, p. 13.

[5] T. e. жителям окрестностей озера Мелар.

[6] Приведем текст об основании Стокгольма полностью:

«Такие труды приложил он,

Биргер ярл, мудрый муж;

он велел строить город Стокгольм

с обширным умом и большим расчетом,

красивый дом и хороший город,

все так сделали, как он велел,

это замок перед тем озером,

так, что карелы не приносят им [теперь] никакого беспокойства.

Это озеро хорошо, я скажу почему:

там расположено девятнадцать церковных приходов,

и вокруг озера — семь торговых городов;

там теперь радость и много веселья,

где прежде было горе и много страданий,

язычниками безжалостными причиненных».

(Erikskrönikan,   p.   18; перевод С. С. Масловой-Лашанской)

[7] Как мы уже знаем, письменная традиция ко времени составления Хроники сохранила лишь факты разрушения города и убийства архиепи­скопа.

[8] Мы здесь не касаемся внешнеполитической активности карел на Крайнем Севере, в стране саамов, в XIII и начале XIV в., ибо карельское наступление в стране саамов велось другой частью карельского народа — карелами Беломорья.

[9] Единственный автор, высказавший противоположное мнение, —  Э. Хурнборг (Hornborg E. Op. cit., s. 180). Он считает, что во время написания Хроники Эрика, через 135 лет после описываемого события, в 1320-е гг., «наиболее актуальными врагами Швеции» были карелы и новгородцы и потому могло возникнуть мнение, что и в 1187 г. нападение на Швецию совершили карелы. Хурнборг высказал это предположение в од­ной фразе, не развернув аргументации, и его точка зрения не может быть принята. Карелы не были в конце XIII—начале XIV в. серьезными противниками Швеции. В ходе борьбы за территорию Карелии главным противником шведских завоевателей были русские — Новгородское госу­дарство; и если предполагать, что автор Хроники Эрика в рассказе о ги­бели Сигтуны решил заменить имевшееся в анналах неопределенное обо­значение врагов pagani на более точное этническое обозначение, то в свете современной автору политической ситуации на Балтике скорее надо было бы ждать, чтобы он предположил, что нападение на Сигтуну совер­шили русские. Между тем, как будет дальше показано, из текста Хроники видно, что автор явно не знал, участвовали ли русские в походе; об уча­стии карел он, напротив, говорит вполне определенно.

[10] Это явление может быть прослежено и в поздних списках Хроники Эрика. В двух поздних списках (всего имеется 15 списков) в приводив­шихся нами текстах в двух местах вместо карел упомянуты русские. В списке, носящем условное название «Codex Lagerbringianus» (№ 11 по изданию «Scriptores rerum Suecicarum»), в рассказе о разрушении Сиг­туны вместо aff Karelom (во второй строке цитированного нами выше текста) поставлено aff rytsar. В списке, носящем условное название «Co­dex Lincopensis» (№ 12 по тому же изданию), в тексте также цитирован­ного уже нами рассказа о постройке Стокгольма слово carela заменено словом rydzser (Scriptores rerum Suecicarum, t. I, pars 2, p. 10, примеч. а и m). Было бы, конечно, весьма соблазнительно объявить именно это чте­ние текста единственно правильным, и на основании его считать участие и ведущую роль русских в Сигтунском походе доказанным. Но, к сожале­нию, при ближайшем рассмотрении такое решение вопроса оказывается невозможным. Как мы уже говорили, в тексте Хроники, посвященном разрушению Сигтуны и постройке Стокгольма (на протяжении всего 40 строк), имя карел упоминается трижды: в начале текста, в конце рас­сказа о гибели Сигтуны (здесь упоминаются и карелы, и русские) и в рас­сказе о постройке Стокгольма. В «Codex Lagerbringianus» из трех упоми­наний карел заменено лишь первое (оставлены второе и третье), в «Codex Lincopensis» заменено лишь третье упоминание (оставлены первое и вто­рое). В обоих случаях замена трехсложного carela и karelom двухсложным rytsar (rydzser) привела к нарушению ритма стиха. Видимо, переписчики поздних списков, жившие в то время, когда о воинственных походах карел уже никто не помнил, сочли, что упоминание карел в рассказах о гибели Сигтуны и постройке Стокгольма противоречит существующим в их время представлениям (приписывающим разрушение Сигтуны русским), и поэ­тому решили исправить текст Хроники. Но один из переписчиков обратил внимание лишь на первое упоминание карел, не заметив второго и треть­его; другой заметил и исправил лишь последнее упоминание, не коснув­шись первого и второго. Таким образом, поздний и искусственный харак­тер этих исправлений не подлежит сомнению.

Оба исправления показывают лишь еще раз, что в XVI—XVII вв. уже забыли о военных походах карел и что народная традиция стала при­писывать совершавшиеся в древности нападения на берега Швеции и, в частности, разрушение Сигтуны главному противнику на востоке — рус­ским.

[11] Scriptores rerum Suecicarum, t. II, pars l, p. 55.

[12] Ср.: Kirkinen H. Op. cit., s. 69.

[13] Иоанн Магнус, правда, считает в равной мере возможным, что это нападение было произведено финнами.

[14] Yrjö-Koskinen G. Z. Op. cit, s. 16.

[15] Таково же мнение А. Шюкка (Schuck A. Op. cit., s.. 217) и X. Киркинена (Kirkinen H. Op cit., s. 69). В качестве подтверждения того, что именно эсты разрушили Сигтуну, приводилось указание Хроники Эрика на наличие внутри озера Меларен в XIV столетии утеса, носящего название Eesta skär — «Эстонская скала» (см. главу «Отношения...», написанную X. Крусом (H. Kruus) в I томе коллективной монографии «Eesti ajalugu» (Tartu, 1935, s. 263)). Это название действительно происходит скорее всего от имени эстов или других племен Восточной Прибалтики, безусловно, посещавших с мирными или военными целями озеро Меларен. Но когда и по какому поводу возникло это название, конечно, определить невоз­можно. Таким образом, мнение некоторых эстонских историков, приписы­вающих разрушение Сигтуны своим предкам (Eesti rahva ajalugu. I. Tartu, 1932, s. 83; см. также сочинения ряда эстонских писателей XIX— первых десятилетий XX в., о них: Salu H. Sigtunas förstöring i estnisk prosalite-ratur. — In: Svio-Estonica. XIII. Lund, 1956), ошибочно, ибо основывается на поздних, недостоверных и неверно толкуемых источниках. Это мнение поддерживали также К. Ф. Тиандер (Указ, соч., с. 275) и Я. Галлен (Gallen J. öst och väst i kamp om Finland. — In: Här reste kristi kors. Helsingfors, 1955, s. 42).

[16] Aschaneus M. Beskrifning om Sigtuna. — In: Upplands fornmin-nesföreningens tidskrift. XL. Uppsala, 1925—1926, s. 8. — Сочинение написано в 1612 г. и было до 1925 г. известно лишь нескольким исследователям в ру­кописи.

[17] Aschaneus M. Op. cit., s. 25. — K XVIII в. в Швеции уже стали забывать, что политическим центром той части русской государственности, с которой приходилось иметь дело шведам 4—5 столетий назад, был Нов­город, и что Москва значительно позднее стала центром России. Поэтому Асханеус предполагает, что Сигтунские врата могли быть увезены и в Москву, и в Новгород.

[18] Асханеус называет его в тексте «древнее предание».

[19] Опубликовано: Альмгрен О. К легенде о Сигтунских вратах в новгородском Софийском соборе. — В кн.: Сборник Новгородского обще­ства любителей древности, вып. 6. Новгород, 1912, с. 23—24.

[20] Loccenius Joh. Descriptio totius regni Sveciae Geographico-Historica (рукопись, хранящаяся в университетской библиотеке в Упсале). Цит. по: Альмгрен О. Указ соч., с. 25.

[21] См. выше.

[22] Елисеев А. В. Указ, соч., с. 269. — Народная традиция во всех этих случаях даже не особенно ошибалась: в народных представлениях Шве­ции и Финляндии «русскими» назывались в XVI—XVIII вв. русские под­данные вообще, вне зависимости от их национальности, в том числе и карелы.

[23] Juvelius E. Suomen historian pääpiirteet. Helsinki, 1927, s. 25; Stomberg A. A History of  Sweden. New York, 1931, p. 145; Kruus H. Op. cit., s. 263; История Эстонской CCP, т. I. Таллин, 1961, с. 89; Pыдзeвская Е. А. Указ, соч., с. 110 и др.

[24] Кроме приведенных соображений возможности совместного участия астов и карел в Сигтунском походе противоречит и историческая обста­новка в Прибалтике в конце XII в. Мореходством и морским пиратством занимались эсты с острова Сарема и в значительно меньшей мере жители западного морского побережья Эстонии; только они и могли (теоретически) участвовать в морском походе на Сигтуну. Но эсты острова Сарема и за­падного побережья материковой Эстонии не имели никаких ни политиче­ских, ни экономических связей с основным центром Карелии, находив­шимся по другую сторону Финского залива и по другую, сторону Карель­ского перешейка (ближе к Ладожскому озеру, в районе Кексгольма, где жила основная масса карельского населения). Поэтому нельзя предпола­гать, чтобы между этими отдаленными и не имевшими никаких связей территориями мог быть заключен военный союз для похода на Швецию. Понимая, видимо, весьма малую вероятность возникновения такого союза, ряд авторов прибавляет к карелам и эстам третью объединяющую силу — новгородцев (Карамзин Н. История государства Российского, т. III. СПб., 1842, с. 52; В и с к о в а т о в А. Краткий исторический обзор морских походов русских. Изд. 2-е. М., 1946, с. 44; Егоров В. Русская летопись о карелах. — В кн.: «Карелия» за 1928 г. Петрозаводск, 1931, с. 72; Мюллер Р. Б. Комментарий, с. 64, и др.). Возможность возникновения союза эстов и карел для похода на Сигтуну при наличии организующего участия новгородцев кажется на первый взгляд вполне допустимой; ведь, как известно, и карелы, и эсты в XII в. находились под политическим влиянием Новгорода. Казалось бы, новгородцы вполне могли в 1187 г. повести карел и эстов в морской поход на Швецию так же, как они не раз водили с собой в походы карел, карел и ижор, карел, ижор и водь. Но при ближайшем рассмотрении и это предположение приходится совершенно откинуть. Под властью новгородцев (постоянно или периодически) нахо­дились лишь эсты восточных и юго-восточных областей Эстонии, жившие вдали от моря и незнакомые с мореходством. На эстов острова Сарема и западного побережья Эстонии (на эстов-мореходов, которые только и могли участвовать в морском походе на Швецию) политическое влияние Новго­рода не распространялось.

Приведенные соображения не имеют для нас, разумеется, решающего значения. Решающее значение в вопросе об участниках похода, в частности в вопросе об участии в походе эстов, имеет, как мы уже показали, анализ источников.

[25] 3утис Я. Я. Русско-эстонские отношения в IX—XIV вв. — Исто­рик-марксист, 1940, № 3, с. 41. — В другой статье того же автора в связи с разрушением Сигтуны упоминаются «эсты совместно с карелами и дру­гими восточными народами» (Зутис Я. Я. Борьба за Балтийское море и исторические судьбы Латвии и Эстонии. — Ист. журн., 1940, № 7, с. 61).

[26] Wallin G. Op. cit, p. 236; Далин О. История Шведского государ­ства, ч. II, кн. 1. СПб., 1805, с. 185 (кроме названных четырех народов здесь упомянуты и русские).

[27] Если мы отрицаем для конца XII в. возможность заключения союза эстов и карел для совместного нападения на Швецию по чисто историче­ским соображениям, тем более мы должны отрицать возможность заклю­чения союза трех или нескольких племен восточной Балтики. Кто мог объединить эти отделенные друг от друга морем племена для совмест­ного похода на Сргтуну? Политическое влияние Новгорода не распро­странялось ни на приморских эстов, ни на куршей. С другой стороны, весьма трудно предполагать для XII в. возможность объединения несколь­ких далеко живущих племен по их собственной инициативе.

[28] Ср.: Зутис Я. Я. Русско-эстонские отношения в IX—XIV вв., с. 41.

[29] Fant E. M. De Esthonum in Maelaro piratica. Uppsaliae, 1791, p. 7—8; см. также: Pipping R. Op. cit, s. 262.

[30] Дословно «Русский залив».

[31] Дословно «Русский мыс».

[32] Шаскольский И. П. Предание о «Сигтунских вратах» и его достоверность. — Учен. зап. ЛГУ, Сер. ист. наук, 1949, вып. 14, с. 120—135.

[33] Единственная работа, где капитальному изучению был подвергнут весь памятник в целом, это уже упоминавшаяся выше монография Ф. Аделунга «Корсунские врата новгородского Софийского собора», опубликован­ная впервые в 1823 г.

[34] Существование в Софийском соборе предания о Сигтунских вратах Киркинен считает аргументом в пользу мнения об участии новгородцев в Сигтунском походе (Kirkinen H. Op. cit., s. 69).

[35] Шведская наука с начала XX в. категорически отрицала возмож­ность подобной связи. Шведский археолог Оскар Альмгрен выступил с двумя статьями, ставившими своей целью доказать, что предание о Сиг­тунских вратах безусловно недостоверно и является продуктом фольклора XVI—XVII вв. (Альмгрен О. Указ, соч., и Almgren O. Sägnen от Sigtunaporten i Novgorod. — Upplands fornminnesföreningens tidskrift, XXXVII, 1922—1923). Аргументация Альмгрена была принята шведской наукой, вопрос о предполагаемом привозе главных врат Софийского со­бора из Сигтуны был признан окончательно решенным в отрицательном смысле. Между тем (как мы показывали в упоминавшейся уже нашей работе по данному вопросу) при ближайшем рассмотрении аргументация Альмгрена оказывается довольно слабой, в ряде пунктов противоречит совокупным показаниям источников. Резкий категорический тон обеих статей (притом что автор не особенно углубляется в суть вопроса) уже сам по себе показывал, что автор руководствовался не столько стремле­нием разрешить запутанную научную проблему, сколько желанием во что бы то ни стало доказать предвзятую идею. Опровергая связь главных врат Новгородского Софийского собора с Сигтунским походом, Альмгрен тем самым стремился непременно разбить наиболее веский аргумент, го­воривший об участии в Сигтунском походе новгородцев.

[36] Толстой И., Кондаков Н. Русские древности в памятниках искусства, вып. VI. СПб., 1899, с. 122—123; Анисимов А. И. Автопорт­рет русского скульптора Авраама. — Изв. АН ССОР. Сер. VII, 1928, № 3, с. 177; Krause N. J., Schubert E. Die Bronzetur der Sophienkathedrale in Nowgorod. Leipzig, 1968, S. 47, и др.

[37] В ливонской рифмованной хронике, где описывается взятие новго­родскими войсками Дерпта в 1262 г., говорится, что новгородцы заняли городской посад, но не заняли «замок». Между тем если бы врата, о ко­торых идет речь: были тогда в Дерпте, они могли находиться (как исключительно ценный предмет католического культа) только в городском со­боре, стоявшем внутри «замка».

[38] Ahrenberg J. Nägra meddelanden om Sigtunaportarna i Novgo­rod. — Fornvännen, 1907, s. 42.

[39] Данная трактовка, развернутая в цитированной выше нашей статье (см. примеч. 80), стала с конца 1940-х гг. общепринятой в Новгороде; и в экспозиции Новгородского музея, и в популярной литературе о Новгороде и о Софийском соборе данный памятник стал рассматриваться как Сигтунские врата, как трофей Сигтунского похода (Семенов А. И. 1) Экскур­сия по Новгородскому Кремлю. Новгород, 1957, с. 22; 2) Новгородский Со­фийский собор — исторический памятник XI в. Новгород, 1958, с. 44—48; 3) Софийский собор — древнейший исторический памятник Новгорода. Новгород, 1962, с. 25—26; Константинова Т. М. Новгород. Новгород, 1958, с. 90—91; Андрюнина Н. И. и др. Новгород. Путеводитель. Нов­город, 1966, с. 32; Каргер М. К. Новгород. М., 1970, с. 79; Новгород. Путеводитель. Л., 1975, с. 36—37, и др.). Трактовка эта принята и истори­ками (Мавродин В. В. Начало мореходства на Руси, с. 120—121; Па-ш у т о В. Т. 1) Александр Невский и борьба русского народа за незави­симость в XIII в. М., 1951, с. 42; 2) Внешняя политика Древней Руси, с. 149; Очерки истории СССР. IX—XIII вв. М., 1953, с. 709, и др.). Однако в последние годы появилась другая точка зрения, выдвинутая А. Гольд-шмидтом (Goldschmidt A. Die Bronzeturen von Novgorod und Gnesen. Marburg, 1932, S. 8) и поддерживаемая польскими историками и искус­ствоведами: врата не имеют никакого отношения к Сигтуне, были изго­товлены для собора в польском городе Плоцке и оттуда попали в Новгород (Askanas K. Brazowe drzwi plockie w Nowogrodzie Wielkim. Plock, 1971; P o p p e A. O napisach ruskich na Drzwiach Plockich. — Notatki plockie, 1971, № 5, s. 16—19; Chojnacki J. Romanskie Drzwi Plockie w pismen-nictwe polskim (1582—1974). — Ibid., 1974, № 4, s. 51—52; Поппе А. К истории романских дверей Софии Новгородской. — В кн.: Средневековая: Русь. М., 1976, с. 191—200; см. также: Schuck A. Op. cit., s. 217—218).

Основанием для подобного мнения служит помещенная на одном из ре­льефов новгородских врат фигура плоцкого епископа Александра (1129— 1156 гг.), которая могла быть портретом заказчика. Но сторонники этой точки зрения не учитывают, что Новгород никогда не вел военных дей­ствий с Польшей и потому врата не могли стать военным трофеем; предполагать же приобретение врат новгородцами в Польше путем покупки, как уже было сказано выше, невозможно (тем более что в источниках со­вершенно не сохранилось сведений о торговых или каких-либо иных свя­зях Новгорода с Польшей в XII—XIV вв.). Была, правда, давно высказана догадка, что врата были вывезены из Плоцка разграбившим этот город в 1282 г. литовским войском и затем подарены литовским князем Миндовгом в Новгород (об этом см.: Поппе А. Указ, соч., с. 192). Но эта догадка не может быть ничем подтверждена, нет никаких указаний источников о дружеских сношениях Миндовга с Новгородом (к тому же Миндовг умер задолго до литовского похода на Плоцк, в 1263 г.). А позднее, когда Литва (в XIV в.) приняла католичество, передача столь ценного предмета католического культа католическим государством Новгороду, исповедовав­шему враждебную религию, стала невозможной по религиозным причинам.

[40] Ср.: Kirkinen H. Op. cit., s. 69.

[41] Потому не правы наши авторы, прямо приписывающие совершение Сигтунского похода новгородцам, даже утверждающие, что «для похода на Сигтуну новгородцы создали большой флот с многочисленным экипа­жем» (История военно-морского искусства, т. I. М., 1953, с. 85). Источники не дают нам оснований для подобных утверждений.

[42] Говоривший, как мы помним, о «радости в стране» и карел, и рус­ских (т. е. в пределах всего Новгородского государства) при известии о разрушении Сигтуны.

[43] Новгородская I летопись под 1143 и 1191 гг.

[44] Свидетельство о том, что карелы примерно в XII в. совершали на­беги на остров Готланд, дает нам любопытная находка, сделанная в запад­ной Карелии (ныне область Саволакс в Финляндии), в могильнике Тууккала. Там найдена круглая фибула с рунической надписью, состоящей из двух женских имен; оба имени встречаются только на острове Готланд (Ailio J. Karjalajset soikeat kupurasoljet. — Suomen muinaismuistoyhdi­styksen aikakauskirja, 1922, t. XXXII, s. 75). Такое украшение изготовля­лось не для продажи на сторону — оно было специально сделано для ка­кой-то женщины Готланда (носившей одно из двух выгравированных на фибуле имен). Из того факта, что фибула найдена в Карелии, можно за­ключить, что она была захвачена во время набега.

[45] Рыдзевская Е. А. Указ, соч., с. 111.

[46] По мнению А. Шюкка, Сигтунский поход 1187 г. был не единствен­ным нападением на берега озера Меларен и на Сигтуну. Поскольку в од­ном из источников — в Упсальской епископской хронике — убийство архие­пископа Иоанна в Альмарстеке отнесено не к 12 августа 1187 г., как во всех остальных анналах, а к 14 июля 1188 г. и в этом источнике (тоже в отличие от остальных анналов) не упоминается гибель Сигтуны, Шюкк выдвинул предположение, что здесь речь идет о двух разных нападениях из-за моря на пределы Швеции — о набеге на Сигтуну в 1187 г. и о на­беге на Альмарстек в 1188 г. (Schiick A. Op. cit, s. 217). Гипотеза эта допустима, но спорна: большинство источников явно связывает вместе оба события — взятие Сигтуны и убийство архиепископа Иоанна в Альмар­стеке. Шюкк высказал также предположение (Schuck A. Op. cit., s. 218— 219), что вскоре после рассматриваемых событий был совершен с восточ­ных берегов Балтики еще один набег, описанный Хроникой Эрика в связи с гибелью Иона ярла (см. выше, прим. 33), и что в этом набеге участвовали карелы. Правда, Хроника в этом случае не называет этническую принад­лежность нападавших, и лишь из ее указания о войне в предшествующие годы Иона ярла с русскими и ижорцами можно предположить, что из тех же мест пришли и вражеские корабли, напавшие на его усадьбу. Близкое родство ижорцев с карелами (ижорцы до сих пор сами называют себя карелами) позволяет допустить, что в набеге участвовали и карелы. Но все это не выходит из сферы догадок; видимо, в данном случае пре­дание не сохранило память о национальности нападавших.

[47] Vilkuna K. Onko varsinaissuomalaisilla ollut kaukaisia nautinta-alueita? — In: Varsinais-Suomen maakuntakirja, 1948, t. 10, s. 146—150; Kir­kinen H. Op. cit., s. 70; Kuujo E., Kirkinen H. Baltiassa ja Suomessa asuneiden heimojen osallistuminen Itämeren alueen kysymysten ratkaisuun 1100- ja 1200- luvulla. — Historiallinen arkisto, 1975, 69, s. 40.

 

вернуться в начало главы вернуться в оглавление
 
Главная страница История Наша библиотека Карты Полезные ссылки Форум