VI. СТОЛБОВСКИЙ МИР

вернуться в оглавление

К концу 1615 г. общая политическая обстановка скла­дывается уже явно не в пользу шведов. Быстро шел процесс восстановления Русского государства. На окраи­нах добивались «воровские» шайки, последние грабитель­ские отряды поляков. Все более успешно шли военные действия на западной границе против польских коронных войск. Русское государство быстро накапливало силы, и шведское правительство имело основания опасаться, что скоро русские войска смогут начать наступательные опе­рации и на северо-западе, с целью освобождения Новго­родской области от шведской оккупации.

С другой стороны, явно неблагополучно обстояли дела и внутри оккупированной шведами территории. За четыре года шведской оккупации Новгородской области оккупационные власти не смогли добиться покорности населения. В широких массах населения росло резкое недовольство против оккупантов, проявлявшееся буквально на каждом шагу.[1] Растущее сопротивление русского народа, неспособность шведского командования справиться с все усиливающимися политическими и эко­номическими трудностями подготовляли крах шведской оккупации. Было ясно, что в случае наступления русских войск население Новгородской области начнет восстание против шведов.

Оккупация русских территорий требовала больших расходов, постоянной присылки все новых и новых под­креплений оккупационным войскам. Выгод же от этого Швеция имела весьма мало.

Внутренняя обстановка в самой Швеции, как мы уже знаем, истощенной непрерывными войнами, длившимися уже более полстолетия, заставляла правящие круги думать об окончании войны с Россией.

Шведское правительство начинает склоняться к мысли о необходимости закончить конфликт дипломатическим путем, пока в шведских руках еще находятся значитель­ные части русской территории. Это обстоятельство шведы хотели использовать как средство политического давле­ния на Россию. Становилось ясно, что основную часть Новгородской области (вместе с Новгородом) удержать долго все равно не удастся, ввиду усиливающегося сопротивления народа. Поэтому шведское правительство решило очистить эту территорию и, за счет столь значи­тельной уступки, добиться присоединения к Швеции по­граничных русских земель, прилегающих к Финскому заливу.

Русское государство остро нуждалось в мирном раз­решении конфликта со Швецией. Война с Польшей про­должалась и требовала большого напряжения русских военных сил, конца этой войне не было видно. Вести войну в одно и то же время с двумя большими соседними державами Русское государство (еще не оправившееся от десятилетней внутренней борьбы и интервенции) было не в состоянии.

В октябре 1615 г. начались мирные переговоры, про­должавшиеся четырнадцать месяцев.

Первые условия, выдвинутые шведским правитель­ством для заключения мира были (как это обычно дела­ется) составлены «с запросом», то есть содержали терри­ториальные притязания в максимальных размерах. Сюда входили и требование передачи Швеции всей территории, уже оккупированной шведскими войсками (всей новго­родской земли), и требование, дополнительно, передачи Колы (и всего Кольского полуострова), Сумы и Соло­вецкого монастыря (и всей северной Карелии).[2] Макси­мальная программа шведов предполагала, таким обра­зом, переход под власть Швеции почти всей территории Карелии, за исключением лишь Заонежских погостов.

Русские послы решительно воспротивились удовлетво­рить эти требования и начали торговаться, отстаивая каждый город, каждую волость, используя все возмож­ные средства дипломатического давления.[3]

В ходе переговоров русским послам пришлось с самого начала отказаться от попыток дипломатическим путем добиться возврата Корелы и Корельского уезда.[4] Положение Русского государства было таково, что заключение мира со Швецией являлось жизненной необхо­димостью, и поэтому приходилось поступиться частью русской территории, прежде всего — той территорией, которая по ранее заключенному соглашению была уже несколько лет назад официально уступлена Швеции.

Тем не менее, хотя в принципе с самого начала рус­скими послами было решено вопроса о возврате Корелы. не поднимать, с русской стороны был сделан ловкий дипломатический ход: в число уступок, которые русские послы соглашались сделать в пользу Швеции, уже в на­чале переговоров была включена Корела,[5] то есть рус­ское правительство «великодушно» во второй раз усту­пало шведам одну и ту же землю. Уступая Корелу, рус­ские послы получали тем самым возможность отдать меньшее количество тех русских земель, на которые шведы еще не имели юридических прав.

Хотя шведские послы должны были уже на первом этапе переговоров отказаться от претензий на незанятые шведскими войсками территории русского Севера (и вести дальнейшие переговоры лишь о передаче террито­рий, находящихся в тот момент под оккупацией), в ходе дипломатической борьбы была сделана все же еще одна попытка со стороны шведов выторговать часть северной Карелии. В январе 1617 г. шведские послы стали доказы­вать, что Лопские погосты ранее относились к Корельскому уезду и что поэтому вместе с Корельским уездом они должны быть переданы Швеции.[6]

Русские   послы   решительно   воспротивились   швед­ским притязаниям. Поскольку Лопские погосты не были в   ходе   интервенции  захвачены   шведскими   войсками, шведским послам пришлось в дальнейшем   ходе перего­воров уступить и отказаться от своих требовании.

После многомесячного дипломатического торга в начале 1617 г. было достигнуто соглашение. Шведское правительство возвращало Новгород и основную часть Новгородской области, русское правительство «навечно» уступало Швеции города Ивангород, Ям, Копорье и Оре­шек и подтверждало сделанную ранее уступку Корелы и Корельского уезда[7] (прилож. 10). Таким образом, в руки Швеции переходил небольшой по размерам, но имевший огромное политическое и экономическое значение участок территории Русского государства, прилегающий к Финскому заливу. Уступая шведам Ивангород, Ям, Копорье, Орешек и Корелу, Русское государство лиша­лось своего важнейшего выхода к морю, связывающего в течение многих столетий нашу страну с основными странами Западной Европы. «Русские совершенно отре­заны от Балтийского моря», — с удовлетворением оцени­вал значение Столбовского мира шведский король Густав-Адольф.[8] Историческая несправедливость — ли­шение России выхода к Балтийскому морю — была исправлена лишь сто лет спустя, при Петре I.

23 февраля 1617 г. в деревне Столбово на указанных выше условиях был, наконец, заключен мирный договор Швеции e Россией. Но заключением договора многолет­ний русско-шведский конфликт не был еще окончательно разрешен; дипломатическая борьба некоторое время еще продолжалась.

Согласно условиям договора, в один и тот же день-1 июня 1617 г. — на северном и южном берегах Ладожского озера должны были встретиться шведские и рус­ские представители, для того чтобы на месте определить и обозначить пограничными столбами линию новой гра­ницы. Но, поскольку обмен ратификационными грамо­тами сильно затянулся, переговоры об определении гра­ницы начались лишь в октябре 1617 г. На южном берегу Ладожского озера вопрос об установлении новой гра­ницы был разрешен довольно быстро, в течение несколь­ких месяцев.[9] На северном же берегу, где должна была быть определена граница между отошедшей к Шве­ции территорией Корельского уезда и территорией Заонежских погостов (остававшихся в составе России), пере­говоры затянулись на четыре года и закончились лишь в августе 1621 г.

Казалось бы, что вопрос о новой пограничной линии к северу от Ладожского озера мог быть очень легко раз­решен. Поскольку при заключении Столбовского дого­вора было решено, в соответствии с условиями Выборгского договора 1609 г., признать переход Корельского уезда в состав шведских владений, разграничительной комиссии оставалось лишь определить, по какой линии проходила раньше административная граница Корель­ского уезда, и отметить эту линию пограничными зна­ками. Спор мог возникнуть лишь по поводу отдельных деревень, отдельных небольших участков пограничной территории, то есть по вопросам непринципиального характера, не имеющим значения для общегосударствен­ных интересов России и Швеции. Такой спор действи­тельно возник по поводу принадлежности пограничных волостей Ребола и Пуроерви (Пурвоерви, по-русски — Поросозеро).[10] Спор принял весьма острые формы, продолжался целых четыре года и едва не привел к раз­рыву уже заключенного было мирного договора и к во­зобновлению войны. Во всяком случае, в 1621 г. оба пра­вительства стали вновь концентрировать на границах войска и готовиться к возобновлению военных действий, если конфликт не сможет быть разрешен мирным путем.[11]

Для нас сейчас не так важно, были ли в данном слу­чае правы шведы, доказывавшие, что волости Ребола и Поросозеро искони входили в состав Корельского уезда (и, следовательно, вместе со всей территорией Корель­ского уезда должны отойти к Швеции), или же более правы были русские послы, доказывавшие, что эти воло­сти в состав Корельского уезда никогда не входили (и, следовательно, должны остаться в составе русских вла­дений). Сами по себе эти волости не имели сколько-ни­будь серьезного экономического и политического значе­ния, и в обычных условиях вопрос мог быть быстро и без большого труда разрешен. Поскольку переговоры об установлении границы затянулись на четыре года, оче­видно, что спор из-за пограничных волостей являлся не причиной, а лишь поводом; видимо, одной из сторон нуж­но было по каким-то более серьезным соображениям затянуть окончание работ разграничительной комиссии, и тем самым затянуть окончательное вступление в силу Столбовского мира.

Судя по имевшимся в нашем распоряжении данным, затягивала окончание работ по установлению новой гра­ницы русская сторона.[12] Русское правительство было, разумеется, недовольно теми, весьма значительными уступками, которые оно вынуждено было сделать шведам в Столбове и которые должны были тяжело отразиться на дальнейшем развитии страны. Внутреннее положение Русского государства с каждым годом укреплялось: в 1618 г., в связи с заключением перемирия на 14 лет с главным противником — Польшей, значительно улучшилось международное положение страны. По-видимому, в правящих кругах Московского государства возникла мысль использовать пограничный спор, как повод для разрыва уже заключенного тяжелого и невыгодного дого­вора и вновь начать военные действия, чтобы попытаться вернуть часть утраченных территорий. Затягивая пере­говоры о границе, русская сторона хотела, видимо, вы­ждать наиболее благоприятный момент для перехода к открытым военным действиям, если в правящих кругах победит мнение о необходимости возобновления войны.

В 1621 г., когда угроза возобновления войны стала уже вполне реальной, Делагарди по приказу короля уже направил 2000 финских пехотинцев и значительные силы конницы в полной боевой готовности к русским рубе­жам.[13] Но до войны дело не дошло. Международная обстановка и, прежде всего, вновь обострившаяся борьба с Польшей из-за Ливонии, не позволяла в тот момент Швеции возобновлять войну с Россией. Поэтому швед­ское правительство пошло, наконец, на уступки в спор­ном вопросе о волостях Ребола и Поросозеро. Москов­ское правительство, ввиду неподготовленности России к новой большой войне и уступок Швеции, также решило пойти на соглашение.

Летом 1621 года была, наконец, утверждена линия новой границы в Карелии к северу от Ладожского озера. Под давлением русской стороны спорные волости отошли к России. На этих условиях 3 августа 1621 года вопрос о границе был окончательно разрешен.[14] Многолетний русско-шведский конфликт закончился.

Столбовский мир явился крупной исторической вехой в истории Карелии и карельского народа: Корельский уезд, в течение столетий являвшийся основным районом Карелии, прочно перешел в руки Швеции.

Финские буржуазные историки уделяли и уделяют Столбовскому миру в своих сочинениях весьма значи­тельное место. Как мы уже отмечали в предисловии, по мнению современных финских историков наиболее важ­ной задачей шведского (или, как они называют, «шведо-финляндского») государства в его борьбе с Россией и, в частности, во время вооруженного вмешательства во внутренние дела России в начале XVII века, было завое­вание и присоединение к «Шведо-Финляндии» всех карельских земель, включение в состав шведской Финляндин всего карельского народа.[15] Столбовский мир, по мнению финских историков, дал лишь половинчатое и потому неудовлетворительное решение этой историче­ской задачи:[16] часть карельского населения, жившая в Обонежье и в северной Карелии, осталась за преде­лами «Шведо-Финляндии», в составе России.

Сквозь лицемерное огорчение «половинчатостью» условий Столбовского договора у современных финских авторов совершенно ясно проступают проецированные в прошлое современные захватнические притязания фин­ляндского империализма на земли советской Карелии. На территории, присоединенной по Столбовскому миру к шведской Финляндии, жила значительно большая часть карельского народа, чем на карельских землях, остав­шихся в составе России. Таким образом, вопрос о вклю­чении в состав шведской Финляндии карельского народа Столбовским договором в основном уже решался. И фин­ские буржуазные историки отрицательно оценивают ре­зультаты Столбовского договора отнюдь не потому, что за пределами «Шведо-Финляндии» осталась часть карел. Их в данном случае волнует вопрос не о народе, а о тер­ритории.

Столбовский договор установил крайние пределы рас­пространения шведских владений на восток, в том числе крайние пределы шведской Финляндии. Граница, уста­новленная Столбовским миром, существовала затем, с не­большими сравнительно изменениями, в течение трех с лишним столетий, сначала — как граница Швеции и России, затем — как административная граница финляндской провинции Российской империи, с 1917 года — как грани­ца Финляндской буржуазной республики и СССР. Финские буржуазные историки, попросту говоря, недовольны тем, что за границей Финляндии, установленной Столбов­ским миром на несколько столетий, остались северная и олонецкая (обонежская) Карелия — те земли, которые с 1917 г. являются главным объектом захватнических стремлений финских экспансионистских кругов. Отрица­тельная оценка Столбовского мира есть не что иное, как сожаление о том, что шведские короли не выполнили в свое время тех захватнических задач, которые финский фашизм столь безуспешно пытался разрешить в наши дни.