ГРАНИЦА, УСТАНОВЛЕННАЯ ОРЕХОВЕЦКИМ МИРНЫМ ДОГОВОРОМ |
||
Рассмотрим отдельно самую сложную и ответственную часть договора, содержащую определение пограничной линии между двумя государствами, которая устанавливалась впервые данным договором. Как уже отмечалось выше, определение государственной границы облегчалось тем, что межевалыцики не должны были устанавливать новую пограничную линию, т. е. наново делить спорную территорию. Поскольку Новгород юридически уступал Швеции три западнокарельских погоста, государственная граница устанавливалась по давно существующей линии восточной границы этих погостов, а севернее — по линии границы между периферийными владениями Корельской земли и подвластной Швеции земли еми. Включенное в договор описание устанавливаемой пограничной линии делится на две части. Сначала весьма подробно дается перечисление пограничных пунктов на линии границы между уже находившимися под властью Швеции западнокарельскими погостами и остающимися под властью Новгорода основными карельскими погостами. Этот отрезок границы делил Корельскую землю, имевшую оседлое сельскохозяйственное население, на две части, здесь было указано 15 пограничных пунктов. Второй отрезок границы проходил на большом протяжении между незаселенными или малонаселенными землями, принадлежавшими подвластной Швеции еми и подвластным Новгороду карелам. Как уже указывалось, на этом большом пространстве были отмечены только два далеко отстоявших один от другого промежуточных пограничных пункта и конечный пункт на берегу моря. Это была давно существующая граница (установившаяся как проявление обычного права обоих соседствующих племен), но она не имела более точных порубежных обозначений. Определению пограничной линии Ореховецкого договора, идентификации упоминаемых в договоре пограничных пунктов по материалам географических карт посвящена богатая литература на финском[1] и шведском[2] языках (детальный обзор этой литературы дает Ярл Галлон[3]). Приоритет здесь, естественно, принадлежит финляндским ученым, ибо для подобной работы нужны и глубокое знание родственных финского и карельского языков, и возможности пользоваться подробными картами территории, по которой проходила пограничная линия и которая до 1940 г. целиком находилась в составе Финляндии. Определение пограничных пунктов и установление линии границы Ореховецкого договора — выдающееся достижение финляндской исторической географии. В настоящем разделе нашей монографии мы не ставим целью пересматривать заключения и гипотезы финляндских ученых, считая результаты их более чем столетней работы достаточно фундированными,[4] и вносим лишь некоторые дополнения и уточнения. Сравнительно менее сложным и дискуссионным было установление первой (южной) части пограничной линии, идентификация по материалам современных географических карт первых 15 пограничных пунктов в пределах границ западнокарельских погостов и основных погостов Корельской земли. Эта часть пограничной линии проходила по Карельскому перешейку, по населенной местности и прочно сохранялась в течение последующих трех столетий, не вызывая споров между соседствующими государствами и их пограничными властями.[5] Пограничные пункты, отмеченные в договоре, повторяются в описаниях границы XV—XVI вв. Не вдаваясь в рассмотрение имевших место за последние 100 — 140 лет дискуссий по идентификации отдельных пунктов, мы изложим конечные результаты работы финляндских ученых, содержащиеся в итоговом труде Я. Галлона (основывавшегося в значительной мере на книге Я. Якколы, изданной в 1926 г.). Граница Ореховецкого договора начиналась в устье р. Сестры, у ее впадения в Финский залив,[6] на территории современного Ленинграда (его Сестрорецкого района, точнее г. Сестрорецка). С тех пор р. Сестра на много столетий была пограничной рекой.[7] От берега моря (Финского залива) граница шла вверх по р. Сестре до ее истоков. Далее в договоре упоминаются «от Сестре мохъ, середе мха гора». Здесь подразумеваются какое-то покрытое мхом болото и гора (холм, возвышенность) среди этого болота.[8] Далее в договоре называется «Сая река».[9] По данным Галлена, река Сестра вытекала из болота, пересеченного песчаной возвышенностью, и с другой стороны из болота вытекала р. Сая.[10] Граница шла по р. Сае, протекавшей от своего истока в направлении на север и северо-запад до впадения в р. Вуоксу. После р. Саи в договоре упоминается «Солнечный камень» (Solsten). Предполагается, что это огромный гранитный валун (Paivakivi — «Солнечный камень»), находившийся вблизи северного берега р. Вуоксы, в полумиле к северу от мыса Нойсньеми (Noisniemi); в этом месте Вуокса делает крутой поворот на север.[11] Следующим пограничным пунктом в договоре названа «Чермная щелья», в латинском тексте — Rodhahael, в шведском — Rodhahell, буквально в переводе со шведского «Красная скала».[12] Предполагается, что она находилась у северной оконечности оз. Helisevä, на расстоянии 37 км по прямой линии от «Солнечного камня».[13] Севернее простирались обширные пространства с лесами, озерами и болотами между населенными местностями в погостах Яски и Кирьяжском. Согласно договору, далее граница шла «на озеро Лембо» — Lambotraeske (оз. Ламбо); это название отождествляется с лежащим в полукилометре к северу от Rus-kiasvuori небольшим озером, в XVI в. называвшимся «Lemmon-lampi», ныне Lehmlampi.[14] Далее, согласно договору, граница шла «на мох на Пехкей» — mosan Рессе;[15] это болото как пограничный пункт упоминается и в позднейших описаниях границы.[16] По убедительному мнению Юлонена, «мох Пехкей» идентифицируется с Pehkeensuo и с изгибом p. Pehkeenpolvi к юго-западу от оз. Ойяярви (Ojajarvi), в полумиле к северу от Lehmlampi.[17] Местоположение следующих трех пограничных объектов, названных в договоре, определить труднее, возникли споры среди ученых. Согласно тексту Ореховецкого договора, пограничная линия от болота Pehkeensuo далее шла «на озеро Кангасъиерви, оттоле на Пурноярьви, оттоле [на] Янтоярви». Все это озера, название первого из них точно повторяется в латинском и шведском переводах, названия второго и третьего звучат иначе. Оз. Пурноярьви в латинском тексте дается как Pwronarffui (Пуронъярви), в шведском — Porwjaerffui (Поруярви); оз. Янтоярви в латинском тексте — Archtojarffui (Архтоярви), в шведском — Aythajaerffue (Айтаярви). Последнее чтение представляется наиболее точным, ибо примерно в двух милях к северо-западу от болота Pehkeensuo на картах XX в. обозначено оз. Aitjarvi.[18] Труднее определить два предшествующих озера. По данным Якколы,, небольшое лесное озеро Kangaslampi находится в 12 км к северо-северо-западу от болота Pehkeensuo, оз. Purnujarvi — еще на две мили западнее от Kangaslampi.[19] В этом случае, по мнению Якколы, граница от болота Pehkeensuo делала клинообразный выступ на северо-запад к озерку Kangaslampi и оттуда возвращалась к оз. Aitjarvi.[20] Но, по нашему мнению, в равной мере можно предполагать, что составители договора в данном случае спутали порядок расположения пограничных пунктов и что оз. Айтаярви в действительности должно было упоминаться сначала, а озера Кангасъярви и Пурнаярви — вслед за ним. Исследователи предлагали и другие, столь же гипотетические варианты идентификации трех последних названий из текста Ореховецкого договора и соответственно другие варианты определения линии границы.[21] Во всяком случае весьма вероятно, что» в этом месте линия границы делала выступ в западную сторону, а затем возвращалась к прежнему направлению. Определение дальнейших двух пунктов, упоминаемых в Ореховецком договоре, не представило трудностей. Следующим пунктом было оз. Торжеярви — Torsajaerffui (Torsajarvi, - Торсаярви); оз. Торсаярви сохраняло свое название до XX в.[22] Далее упоминается Сергилакши — Saerkilaxi, соврем. Sarkilahti;[23] это. название носит залив в южной части оз. Сайма, лежащий с западной стороны от гряды Сальпауселькя, которая отделяет воды Саймы от Ладожского бассейна. Здесь заканчивалась граница лежавшего западнее погоста Яски и начиналась, граница погоста Саволакс.[24] Следующий пограничный пункт — Самосало (Samusalo[25]) оказалось найти нелегко, имеются различные толкования. Одни авторы полагали, что здесь подразумевался о-в Semingesala в области Саволакс.[26] Другие предлагали идентифицировать его с заливом Samulahti или с Saimensalo на оз. Оривеси и т. д.[27] За Самосало в тексте договора следует Жити (Sithi); это название сопоставляют с заливом Siitinselka, ныне находящимся южнее г. Варкаус, и это мнение принято большинством исследователей.[28] После Sithi в договоре упоминается Carelakoski (русское название «Кореломкошки» отражает карельскую фонетику) — карельский порог; его отождествляют с существующим поныне названием «Karjalankoski» — название порога, расположенного вблизи сел. Нильсиэ (Nilsia).[29] У этого порога вплоть, до настоящего времени заканчивается прямой водный путь по системе озер Сайма на северо-запад.[30] Высказывались и другие мнения, но они менее обоснованны. От порога Karjalankoski граница шла к порогу Колемакошки (Kolomakoski, Kolumakoski). Установление этого пограничного пункта встретило определенные трудности, предлагались разные географические объекты. По мнению Галлена, наиболее вероятно, что в договоре подразумевался современный порог Kolimankoski в приходе Витасаари, недалеко от выхода из оз. Kolimajarvi.[31] Существует также мнение (К. Вилкуна), что Karjalankoski и Kolimakoski нужно искать западнее, чем полагало большинство ученых.[32] Хотя надежных идентификаций последних двух названий не предложено, мнение это допустимо; за шесть с половиной веков названия двух порогов на покрытой реками и озерами и изобилующей порогами обширной территории могли не сохраниться до XIX—XX вв. В общем линия границы от оз. Торсаярви шла по водоразделу между бассейнами Ладоги и оз. Сайма и далее на северо-запад. Наибольшие споры в науке вызвал вопрос: где, у какого моря оканчивалась граница Ореховецкого договора? После Колимакоски шло довольно значительное расстояние, не обозначенное пограничными пунктами, и в договоре упоминаются только река, по которой проходила пограничная линия, и море, в которое впадает эта река. Среди ученых с 1870-х гг. существуют две совершенно различные точки зрения. В русском тексте договора об окончании границы говорится: «...оттоле Колемакошки, оттоле Патоеки, оттоле Каяно море»; в латинском тексте упоминаются Pathajoki (в другом списке латинского текста — Patajoki) и Helsingh haff, в шведском тексте — Paetejoki (в другом списке — Paetajoki) и norr i haffuit («на севере в море»). Встали вопросы: где находилась р. Патойоки (Петейоки), где искать «Каяно море», «Хельсингское море» или просто «море на севере»? Все эти названия отсутствуют на географических картах нашего и предшествующего столетий. Осложняло решение вопросов и неточное фотографическое воспроизведение русского списка Ореховецкого договора: и в присланной в Петербург в 1870-е гг. фотографии, и в ее воспроизведении в статье Я. К. Грота в слове «Патоеки» славянская буква «омега» читалась как две буквы — «со», и получалось «Патсоеки», что ошибочно дается во всех изданиях русского текста договора. Такое чтение названия реки, завершающей пограничную линию, давало солидное основание для неверной трактовки вопроса о местонахождении реки и всего основного содержания договора: местонахождение p. Paetejoki неизвестно, но р. Патсойоки известна прекрасно — это Паатсъйоки (Paatsjoki), по-русски — Пазрека, впадающая в Ледовитый океан у южного берега Варангер-фьорда и на протяжении многих веков (по крайней мере с XVI или даже с XIV в.) являвшаяся границей между Россией и Норвегией. В результате в науке сложились две концепции о направлении границы Ореховецкого договора: по мнению одних ученых, граница оканчивалась у Ледовитого океана, по мнению других, — у Ботнического залива. Первую концепцию предложил в 1850 г. шведский историк и архивист Б. Э. Хильдебранд.[33] В наиболее крупном исследовании XIX в., посвященном Ореховецкому договору, — в работе О. С. Рюдберга была приведена аргументация в пользу этой концепции.[34] Мнение это позднее стали поддерживать М. Г. Шюбергсон, И. И. Миккола и др.[35] Неясные термины «Каяно море», «Хельсингское море» стали трактоваться как «Ледовитый океан». Выражение шведского текста договора «norr i haffuit» («на севере в море»), казалось бы, прямо указывает на полярный океан.[36] Рюдберг и его последователи ссылались прежде всего на употребленный английским королем Альфредом Великим в предисловии к переводу «Всемирной истории» Орозиуса термин «Cwensae» («Квенское море») как обозначение полярного океана.[37] Указывалось и на текст сочинения Герберштейна, где при изложении рассказа русского толмача Истомы о поездке из Белого моря вокруг Скандинавии говорится, что Каянская земля с живущими в ней каянами простиралась до берегов Ледовитого океана. Все эти аргументы при ближайшем рассмотрении не выдерживают критики. Ледовитый океан ни в одном норвежском или исландском источнике не называется «Квенским морем». Местонахождение «Каянской земли» средневековых источников хорошо известно — это современная Северная Финляндия, область к востоку от северной части Ботнического залива, где находятся до сих пер г. Каяни (Каянеборг) и оз. Каяни и где, по данным источников, в конце I и в первые века II тыс. н. э. жило загадочное племя квенов, затем исчезнувшее со страниц письменных источников.[38] Русские в XV—XVI вв. знали термин «Каянская земля», а ее жителей называли «каянцами». Соответственно и море, прилегающее к Каянской земле, русские стали называть «Каяно море». Кроме Ореховецкого договора этот термин употреблялся в ряде позднейших договоров XV—XVI вв.,[39] подтверждавших условия Ореховецкого договора, а также в найденной в Новгороде берестяной грамоте № 286 (середина XIV в.).[40] В обнаруженном нами русском документе 1620 г. Ботнический залив назван «Каянским морем».[41] Совокупные показания этих источников делают отождествление «Каяна моря» с Ботническим заливом бесспорным. Ссылка на сведения Герберштейна не может служить доказательством — Герберштейн допустил несколько явных географических ошибок в изложении рассказа русского толмача Истомы, записанного по памяти спустя 20 или 30 лет после встречи с Истомой.[42] Термин «Helsingh haif» — «Хельсингское море» — употреблен в источниках единственный раз — только в латинском тексте Ореховецкого договора. Термин этот никогда не применялся для обозначения Ледовитого океана, но вполне мог относиться к Ботническому заливу. В одном норвежском источнике XIII в. имеется сходный термин «Helsingjabotn» как обозначение Ботнического залива.[43] В раннем средневековье вся прилегающая к Ботническому заливу современная нам северная область Швеции (ныне называемая «Norrland») именовалась термином «Halsingland»,[44] так что выражение «Хельсингское море» в представлении средневекового шведа вполне естественно означало море, прилегающее к Хельсингланду. И. И. Миккола в своих работах ссылался на, казалось бы, очевидное тождество названия «Патсоеки» русского текста договора и р. Паатсъйоки, впадающей в Варангер-фьорд.[45] Но, как уже было сказано выше, оказалось, что в действительности в русском тексте упоминалась Патоеки, и тем самым отпал последний аргумент в пользу мнения о границе Ореховецкого договора, шедшей будто бы от Карельского перешейка прямо на север к Ледовитому океану.[46] Таким образом, остается одна допустимая версия — граница Ореховецкого договора оканчивалась у восточного берега Ботнического залива. Так считал еще первый серьезный финский исследователь данной проблемы — А. Европеус.[47] Но он же сразу обратил внимание на трудность, встающую здесь перед исследователями: р. Патоеки, или Paetejoki, у побережья Ботнического залива нет. Европеус предложил два возможных решения — искомое название раньше могли носить две реки: сравнительно большая река Пюхяйоки или небольшая река Паттийоки, впадающие в Ботнический залив вблизи современного г. Брахестад. На первый взгляд более близким по своему звучанию к Патоеки (Pathajoki и Paetejoki) является название р. Паттийоки (Pattijoki). Наиболее энергичным сторонником такого решения был автор монографии и ряда статей о границе Ореховецкого договора Я. Яккола.[48] Однако против подобной трактовки высказаны серьезные аргументы историко-географического характера.[49] Речка Паттийоки слишком мала, невелика по длине и ширине по сравнению с соседними более крупными реками. Трудно объяснить, почему из целого ряда рек столь небольшую речку выбрали некогда для обозначения границы племенных интересов, а затем и государственной границы. Более убедительна существующая аргументация в пользу отождествления р. Патоеки с современной рекой Пюхяйоки («святая река»).[50] Это одна из наиболее крупных рек северо-восточного побережья Ботнического залива, достаточно протяженная, своим верховьем близка к северной части области Саволакс, где заканчивалась прослеживаемая линия границы Ореховецкого договора. Пюхяйоки вытекает из оз. Пюхяярви («святое озеро»), у которого сходятся водоразделы рек, текущих в Ботнический залив и на юг и восток, и, что особенно важно, вблизи озера соприкасаются окраины трех областей — Эстерботнии (или «Каянской земли», области, лежащей к востоку от северной части Ботнического залива), Тавастланда (земли еми) и Саволакса.[51] Р. Пюхяйоки был» заметным водным путем из внутренней части страны, из Саволкса и Северного Тавастланда, к Ботническому заливу (и, по мнению-Галлёна, эта река могла быть известна в правящих кругах Новгорода).[52] Имеются и некоторые сведения источников, позволяющие предполагать, что река Пюхяйоки в прошлом носила название «Патоеки» (или «Петейоки»).[53] Важно также, что в источниках отразились существовавшие у населения Эстерботнии в конце XV—XVI в. представления о том, что русская граница проходила у устья Пюхяйоки, у скалы Hanhikivi («Гусиный камень»); в первом из этих источников прямо говорится, что граница проходила по Poheioki.[54] Все эти доказательства, взятые вместе, показывают, что река, называемая с XV в. «Пюхяйоки», по всей видимости, была пограничной рекой, упомянутой в Ореховецком договоре - как р. Патоеки.[55] Итак, граница, установленная Ореховецким договором, делила пополам Карельский перешеек в направлении с юга на север, шла дальше на северо-запад до бассейна оз. Сайма, а затем до берега Ботнического залива у впадения в него современной реки Пюхяйоки. Видимо, р. Пюхяйоки (Патойоки) была с давних пор конечной частью длинного межплеменного рубежа. А поскольку Корельская земля и ее периферийные владения были подвластны Новгородскому государству, весьма вероятно, что ко времени составления Ореховецкого договора новгородской республиканской администрации было известно, в устье какой реки заканчивается на северо-западе граница подчиненной Новгороду территории. По всей видимости, члены разграничительной комиссии, объезжавшие во время переговоров линию устанавливаемой межгосударственной границы и фиксировавшие основные пограничные пункты, не доехали до р. Патойоки (Пюхяйоки) и ее устья (на столь дальнее путешествие у них не было времени), а записали название пограничной реки со слов новгородских послов. И нам известно, что в середине XIV в. новгородская администрация точно знала, до-какого моря доходят подвластные Новгороду северо-западные пограничные владения: в берестяной грамоте № 286,[56] содержащей письмо одного новгородского данщика другому, упоминается Каяно море как предел новгородских владений, где оба данщика собирают дань. В той же грамоте речь идет и о «старой меже Юрия князя» - как о реально существующей в то время (грамота скорее всего относится к 1351 г.) государственной границе, установленной ранее князем Юрием Даниловичем и доходящей до пределов упоминаемого в грамоте «Каяна моря». Видный финский этнограф и историк К. Вилкуна на основе изучения местностей, по которым проходила граница Ореховецкого мира, показал причины, обусловившие возникновение и существование этой пограничной линии. Он проследил наиболее вероятный водный путь с небольшими волоками, шедший частично параллельно пограничной линии, частично — по линии самой границы (по озерам, по оз. Сайма, по р. Пюхяйоки) начиная от центра Корельской земли — г. Корелы.[57] Путь этот нужен был карелам, жившим в Корельской земле (основной населенной карельской территории), для их ежегодных поездок на охотничьи и рыболовные промыслы в Каянскую землю,[58] славившуюся своими рыболовными угодьями на семи «лососинных реках», впадавших в Ботнический залив. Расстояние от Корельской земли до приботнической области — около 500 км — было сравнительно доступно для проезда лишь по водному пути и чрезвычайно трудно проходимо снежными зимами. Поэтому поездки могли совершаться лишь в период навигации, когда можно было пользоваться водным путем (и когда наступал рыболовный сезон на «лососинных реках»). Имеются сведения, что к юго-западу от р. Патойоки (Пюхяйоки), рубежа племенных земель еми и карел, существовала в древности еще одна пограничная линия, проходившая по впадающей в Ботнический залив р. Перхонъйоки[59] и тоже считавшаяся границей русских владений. В одном позднем источнике упоминается пункт по этой границе, называемый «Rysseran» («Русская граница»). Эта пограничная линия явно старше границы Ореховецкого мира, относится к XIII в. (а вероятно, и к более раннему времени). По-видимому, это была межплеменная граница периферийных владений племен суми и еми, и пространство между Перхонъйоки и Патойоки (менее 100 км по прямой линии) принадлежало еми и являлось выходом земли еми к Ботническому заливу. А поскольку земля еми до похода Биргера 1249 г. находилась в зависимости от Новгорода,[60] то естественно, что граница по р. Перхонъйоки считалась «русской границей». Следовательно, в XIII в. (и ранее) подвластное Новгороду северо-западное побережье Ботнического залива доходило не до Патойоки, а еще юго-западнее — до Перхонъйоки. Когда именно установилась «русская граница» на р. Перхонъйоки, определить невозможно, во всяком случае — до 1249 г., до завоевания шведскими рыцарями земли еми (Тавастланда, Хяме); скорее всего это произошло еще в XII в. Зато время перенесения «русской границы» с р. Перхонъйоки на р. Патойоки установить можно: это произошло после завоевания земли еми в 1249 г. шведским рыцарским войском, когда вся территория земли еми вместе с ее северными периферийными местностями, прилегавшими к Ботническому заливу, перешла под власть Швеции. Тогда граница северных племенных владений еми и карел по р. Патойоки, доходившая до Ботнического залива, стала границей территорий, подвластных Швеции и Новгороду; но в то время эта граница еще не была юридически оформлена и существовала до 1323 г. как межплеменная граница еми и карел, подвластных двум разным государствам. В Ореховецком договоре была зафиксирована только юго-западная граница русских владений у Ботнического залива — р. Патойоки. Как далеко на север простирались русские прибот-нические владения, в договоре указано не было. Однако в позднейших источниках имеются сведения, где проходила внешняя (на севере и западе) граница этих владений. В уже упоминавшемся (см. выше, с. 136) источнике (в письме населения приходов Кеми, Ийо и Лиминга),[61] датируемом 1490 г.,[62] содержатся сведения о приходе русских военных сил в Эстерботнию (Каянскую землю), к тому времени давно уже подвластную Швеции. В рассматриваемом нами источнике сообщается, что русские (очевидно, речь идет о предводителях войска), придя в Эстерботнию, заявили: земли и воды здесь принадлежат Руси, местное население должно платить ежегодную дань и отдать все «лососинные реки» до реки, называемой «Pohejoki». Далее указываются границы территории, которую русские считали своим законным владением: p. Pohejoki, около нее — камень, именуемый «Ханхикиви» (его они называли «границей»), оттуда в западную сторону к мысу Бьюрроклубб на западном берегу Ботнического залива, в приходе Шеллефтео, оттуда к северо-востоку до рек Торнео и Кеми, вверх по р. Кеми до речного мыса Рованьеми. По этим данным видно, что, согласно русской официальной точке зрения, сохранившейся к 1490-м гг., Русское государство должно было владеть не только Каянской землей — Эстерботнией, но и обоими побережьями северной части Ботнического залива или даже обеими областями, прилегавшими к северной части этого залива — Эстерботнией и Вестерботнией. Сведения данного документа подтверждаются также в упоминавшейся выше грамоте фогта провинции Норботтен (включавшей оба берега северной части залива) королю Густаву Васа; там сообщается, что и в середине XVI в. русские считали, что им должны принадлежать и Эстерботния от камня Ханхикиви, и Вестерботния. Основывались ли эти территориальные претензии на каких-то реальностях? Повторение претензий в двух разновременных и никак не связанных документах свидетельствует, что представление о когда-то ранее существовавшей принадлежности Руси обоих берегов северной части Ботнического залива прочно бытовало в конце XV и XVI в. в правящих кругах северо-западных и северных русских земель, прежде всего, вероятно, в Новгороде и Карелии. По всей видимости, было такое время, когда русские данщики собирали дань на обоих берегах Ботнического залива, севернее Ханхикиви и Бьюроклубба; на этом пространстве, вероятно, совершали свои промысловые поездки и новгородские подданные — карелы.[63] Предположительно можно указать и время этого явления. Поскольку в 70-х гг. XIV в. Эстерботния была захвачена шведами, данническую зависимость северных приботни-ческих земель (и Эстерботнии, и Вестерботнии) надо относить ко времени до 1370-х гг. А возникла она, возможно, еще в XIII в., ибо мыс Бьюрроклубб и р. Шеллефтео расположены прямо напротив русской границы первой половины XIII в. — против устья р. Перхонъйоки. Видимо, граница русской дани проходила в XIII в. (а может быть, и в XII в.) по Перхонъйоки к востоку от Ботнического залива и по р. Шеллефтео к западу от того же залива.[64] А после захвата шведскими рыцарями земли еми граница к востоку от залива сдвинулась на север до Патойоки (и была утверждена на этой линии Ореховецким договором), а к западу от Ботнического залива граница русской дани сохранилась на прежней линии. Почему в Ореховецком договоре не была зафиксирована внешняя пограничная линия русских приботнических владений? Напомним, что участники межевальной комиссии в 1323 г., по всей видимости, не объезжали северную часть пограничной линии, а в числе послов в Ореховце могло не оказаться людей, достаточно осведомленных о границах русской дани в приботнических землях. Но есть все основания полагать, что границы на Бьюрроклуббе и р. Шеллефтео (установившиеся стихийно, не в результате действий властей) существовали какое-то достаточно длительное время — иначе о них не могли бы помнить через 100—150 и более лет. Я. Галлен, специально изучавший пограничную линию, отмеченную в Ореховецком договоре, и подведший в своей книге итоги многолетних разысканий финских и шведских ученых, высказал мнение, что граница Ореховецкого договора с самого начала была условной, существовала на пергамене, но не в действительности. В подтверждение своей мысли Галлен привел сведения нескольких источников о проникновении во второй четверти и середине XIV в. в Каянскую землю шведских церковников.[65] По-видимому, ситуация в Каянской земле в течение ближайшего полустолетия после заключения Ореховецкого мира была сложной, шведские церковники стремились распространить свое влияние на местное население. Возможно, происходило и переселение в Каянскую землю из более южных местностей Финляндии привыкших к шведской власти финнов. Но тем не менее, как ясно видно из берестяной грамоты № 286, новгородская власть в Каянской земле в середине XIV в.[66] еще сохранялась, граница Ореховецкого договора продолжала быть вполне реальной. Изменение произошло в 70-е гг. XIV в., когда шведам удалось закрепиться в Каянской земле. Поход новгородской рати в 1377 г. не смог привести к восстановлению русской власти на берегу Ботнического залива. С этого времени Каянская земля оказалась фактически под властью Швеции. Но еще почти 220 лет продолжала юридически существовать граница, установленная Ореховецким договором. В XV в. Новгород и Швеция, а в конце XV и в XVI в. Русское государство и Швеция многократно заключали между собой договоры, и во всех договорах, касавшихся пограничных вопросов, подтверждалась линия границы, установленной Ореховецким договором — от р. Сестры (Sisterback) до Каяна моря (таге Коеn).[67] И в то же время в одном частном акте XV в. уже появляется упоминание фактически существовавшей границы русских владений с подвластной Швеции Каянской землей — упоминание «Каянского рубежа».[68] Только при заключении следующего постоянного мирного договора (договора о «вечном мире») в с. Тявзине в 1595 г. северная часть линии границы Ореховецкого мира перестала подтверждаться и была официально признана фактически давно (с конца XIV в.) существовавшая пограничная линия, отделявшая Каянскую землю (Эстерботнию) от Северной Карелии. Южная часть пограничной линии Ореховецкого договора — от р. Сестры до оз. Торсаярви — осталась неизменной. Раздельное существование на севере в XV и XVI вв. двух разных границ Руси и Швеции — юридической и фактической — требует специального объяснения. Однако изучение этого вопроса выходит за хронологические рамки нашего исследования. Ореховецкий
договор подвел итоги 180-летней борьбы
двух государств на берегах Балтики.
Феодальная Швеция в ходе длительней
экспансии сумела захватить Финляндию и
Западную Карелию, выйти на ближние
подступы к важнейшей жизненной артерии
новгородской торговли — к Неве. Однако
все попытки захватить Неву и отрезать
Русь от Балтийского моря потерпели
неудачу. |
||
вернуться в начало главы | ||
[1]
Jaakkola J. 1)
Pahkinasaaren rauhan 600-vuotismuisto. — Historial-linen Aikakauskirja,
1923, s. 418—420; 2) Suomen muinaiset valtarajat. s. 200—234; 3)
Mita suuntaa kulkaa Pahkinasaaren rauhan rajan pohjoisosa? —
Historiallinen Aikakauskirja, 1932, s. 49—55; 4) Suomen
varhaiskeskiaika, 1958, s. 444—448; 5) Pattijoen rajahistoriallinen
asema. — Historiallinen Aikakauskirja, 1960, s. 224—233; 6) Vielakin
Pahkinasaaren rauhan rajasta. — Ibid., s. 445—448; Melander K. R.
1) Mita suuntaa kulki Pahkinasaaren rauhan rajan pohjoisosa? —
Ibid., 1931, s. 241—267; 2) Huomautuksia dosentti J. Jaakkola
kirjoituksesta. — Ibid., s. 136—146; Helle V. Lisavalaistusta
kysymykseen Pahkinasaaren rauhan rajan paatepisteesta. — In:
Pohjois-Pohjanmaan maakun-taliiton vuosikirja. Oulu, 1936, IV, s.
29—40; Mikkola J. J. 1) Hamaran ja sa-rastuksen ajoilta, s.
20—36; 2) Lannen ja idan rajoilta, s. 67—107; Ruutu Y. Eraita
hallinollisia ja oikeudellisia nakokohtia Pahkinasaaren rauhan rajasta.
— In: Valtiotieteellisen yhdistyksen vuosikirja. Vammala, 1943, II-III,
s, 59— 84; Oja A. Leppavirran Osmakivi, Pahkinasaaren rauhan
rajapaikka? — Koti-seutu, 1952, s. 147—148; Vilkuna K. Pahkinasaaren
rauhan raja kansatieteel-lisessa
ketsannossa. — Historiallinen Aikakauskirja, 1960, № 4, s.
407—431; Kirkinen H. Karjala taistelukenttana. Helsinki, 1976,
s. 16—26; Suomen hi-storia, 2, s. 69—71, et al. [2]
[Akiander M.] Fredsfordrag,
Gransetraktater och Rabref. — Suomi, 1841, h. 1, s. 59—68; HildebrandB.
E. Om Noteborgska freden. . ., s. 223—236, 253—260; Europaeus
A. J. Om det Noteborgska fredsfordraget och dess foljder. —
Annaler for Nordisk Oldkyndlighed og Historie. Kjobenhavn, 1860, s.
14—18; Rydherg O. S. 1) Traktaten i Orechovets. Stockholm,
1876, s. 31—46; 2) Sverges truMitter. . ., I, s. 460—478, 488—504;
Ruuth J. W. Politiska granser. — In Atlas ofver Finland : Text.
Helsingfors, 1910, II, Kartbladet № 47, s. 15—20; Tome P.
O. Noteborgsfredens gransbestammelser. — Historiallinen Arkisto'
Helsinki, 1933, XL, 2, s. 1—16; Ahnlund N. De nordiska
riksgranserna. — In.
Nordisk horisont. Stockholm, 1943; Wahlberg
E. Noteborgsfredens norra grans. — Namn och Bygd. Lund, 1958, 45,
s. 106—114; Vilkuna K. Noteborgs-freden i etnologisk belysning—
Societas Scientiarum Fennica. Arsbok XXXIX B. Helsingfors, 1961, № 3, s. 1 —
34; Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s. 1—38, 67—162; Lind
J. Om Nedeborgsfreden och dens graenser. — Historisk tids-krift
for Finland, 1985, h. 3, s. 305—336, et al. [3]
Gallen J. Noteborgsfreden.
. ., s. 1—38. [4] При определении на карте пограничных пунктов финляндские ученые использовали не только все три текста Ореховецкого договора (русский, латинский и шведский) с их разной транскрипцией одних и тех же географических названий, но и сохранившуюся в Шведском государственном архиве целую серию описаний русско-шведской границы XV—XVI вв. (более двух десятков описаний опубликовано, см.: Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s. 211 — 232). [5]
Koskivirta A.-V. Kolmas
ristiretki. . ., s. 44. [6] В более поздних описаниях той же границы, опубликованных Таллином, она начинается еще южнее, от камня на о-ве Котлин (по-фински Ретусари), и остров, по-видимому, делился на две части, западная часть принадлежала Швеции, восточная — России (Gallen J. Noteborgsfreden, , ,, s. 69). [7] Этому соответствует ее финское название «Rajajoki» — пограничная река. В 1323—1617 гг. по р. Сестре проходила государственная граница России и Швеции, в 1617—1710 гг. — административная граница Финляндии и Ингерманландии (в пределах Шведского государства), с 1710 по 1812 г. — административная граница Выборгской и Петербургской губерний (в пределах Российской империи), в 1812—1917 гг. — административная граница автономной Финляндии и основной территории Российской империи, в 1918— 1940 гг. — государственная граница Финляндии и Советской России (СССР), в 1940—1959 гг. — административная граница между районами на Карельском перешейке. [8] В
описании границы XV
в. приводится уточнение: песчаная гора (Sandbergh) посреди болота, в описании XVI
в. горе дается название «Runeta»,
в подложном тексте Ореховецкого
договора (рубеж XV—XVI вв.) гора именуется «Romatta»
или «Ruineta»;
в описании границы 1545 г. гора названа «Rwmettha», а болото — «Rackafsw
(Rahkasuo)».
См.:
Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s. 69, 211, 213, 219. [9] В латинском и шведском текстах договора и в позднейших описаниях границы слово «река» заменяется словами «ampnum», «aa» — «речка», «ручей». [10]
Gallen J. Noteborgsfreden.
. ., s. 71. [11] Jaakkola J. Suomen muinaiset valtarajat. . ., s. 204 f.; Itkonen T. J. Om gamla graasmarken mellan Sverige-Finland och Ryssland. — Finskt Museum, 1951, s. 26—31; Kahonen E. Vanha Ayrapaa. Helsinki, I, 1961, s. 57 f.; Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s. 73. — В работах Итконена и Кяхенена опубликована фотография валуна; по сведениям Кяхенена, валун в 1930-е гг. был переработан в стройматериалы. В XIV в. валун стоял на берегу Вуоксы, теперь русло реки отошло в сторону. [12] Древнерусское слово «чермная» означало «красная», по-фински это скала — Ruskiasvuori. [13] Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s. 73, 76. — По мнению Галлена, скала Ruskiasvuori (Rodhall) была одним из краеугольных камней границы Ореховецкого договора. [14]
Gallen J. Noteborgsfreden.
. ., s. 76. [15]
Шв. mossa — мох, mosse — болото. [16]
Pekkinso (Pekkinsuo — болото
Пеккин),
Pekkehen polfve. [17]
Ylonen A. Jaasken
kihlakunnan historia, s. 109; Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s.
77. [18]
Gallen J. Noteborgsfreden.
. ., s. 77. [19]
Ibid., s. 78; Jaakkola J. Suomen
muinaiset valtarajat. . ., s. 211 f., 248. [20]
Gallen J. Noteborgsfreden.
. ., s. 78; Jaakkola J. Suomen muinaiset valtarajat. . ., s. 211
f., 248. [21]
Rydberg О.
S. Sverges
traktater. . ., I, S. 20, 26; Jaakkola J. Suomen muinaiset
valtarajat. . ., s. 248; Ylonen A. Jaasken
kihlakunnan historia,
s. 112 ff., 169, 188 ff., 193; Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s.
78—82; Kirknen H. Karjala
taistelukenttana, s. 16—17. [22]
Gallen J. Noteborgsfreden.
. ., s. 83—84. [23] Sarki — плотва, lahti — залив. [24]
Gallen J. Noteborgsfreden.
. ., s. 84, 88. [25] Salo — лесная глушь, пустынный лес. [26] Остров упоминается в средневековых источниках, но на картах XIX—XX вв. такого острова нет. [27] Gallen
J.
Noteborgsfreden.
. ., s.
89—93. — См. здесь обзор существующих
гипотез. По одной из гипотез это остров,
на котором в XV
в. построили крепость Нейшлот. См. также:
Jaakkola J. Suomen muinaiset
valtarajat. . ., s. 215—216, 280. [28]
Gallen J. Noteborgsfreden.
. ., s. 88—89. [29] Ibid., s. 93—98. — См. ссылку на мнения Европеуса, Ирье-Коскинена, Аспелина, Аминова. [30] Ibid., s. 93. [31] Ibid., s. 100—102, 123. [32]
Vilkuna К.
Noteborgsfreden.
. ., s. £7 ff. [33] Hildebrand В. Е. [Комментарий к тексту Ореховецкого договора]. — В кн.: Svenskt Diplomatarium. Stockholm, 1850, lid III, del. II, s. 607. [34]
Rydberg O. S. Sverges
traktater. . ., I, s. 463—478. [35] Schybergson M. G. Finlands historia. Helsingfors, 1887, I, s. 59—62; Ruutu Y. Eraita hallinolisia. . ., s. 59—84. — См. также работы Микколы на с. 127, прим. 137. [36] Ссыпаясь на это выражение шведского текста, данное мнение недавно поддержал И. Линд (bind J. Omkring de svensk-russiske forharidlinger. . . s. 21). [37] Сторонники данного мнения указывали также на названия фьорда — Kvaenangen — и небольшого залива — Kvaenviken — на северном берегу Норвегии (Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s. 124—125). [38] Vilkuna K. Kainuu — Kvanland. Uppsala, 1969. 128 s.; Julku K. Kvenland — Kainuunmaa. Oulu, 1986. 196 s. [39]
Rydberg O. S. Sverges
traktater. . ., I, s. 469, 471, 475, 476, 491, 492. [40] Шасколъский И. П. Берестяные грамоты как источник по внешнеполитической истории Новгорода XIV—XV вв. — Археографический ежегодник за 1962 г. М., 1963, с. 76—77. [41] Экономические связи между Россией и Швецией в XVII в. М., 1978, .№ 10. [42] Если верить буквально этому рассказу, то получится, что Каянская земля находилась в XV в. на восточной оконечности Кольского полуострова, восточнее мыса Святой Нос, т. е. на территории, отстоящей на многие сотни километров от Ботнического залива и никак не связанной с реальной Каянской землей. См.: Шаскольский И. П. Об одном плавании русских поморов вокруг Скандинавии: (Путешествие Григория Истомы). — В кн.: Путешествия и географические открытия в XV—XIX вв. М.; Л., 1965, с. 14—17. [43]
Antiquites Russes. Kobenhavn, 1852, I,
p. 219; Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s. 128. [44] Gallen J. Noteborgsfreden . . ., s. 128. — И более того, термин «Хельсингланд» был в средние века равнозначен термину «Norbotten», охватывавшему области по обе стороны от северной части Ботнического залива, в том числе и Каянскую землю (которая по-шведски стала называться с XVI в. «Эстерботнией» — «Восточной Ботнией»). В текстах русско-шведских договоров XV в. встречается обозначение «Norderboddernsche haif» — «Норботтенское море», что равнозначно выражениям «Хельсингское море» и «Каяно море» (ibid., s. 128—129). [45]
Mikkola J. J. 1)
Hamaran ja sarastuksen ajoilta, s. 20 f.; 2) Lannen ja idan rajoilta, s.
67 f. [46] Подобное мнение в работах Микколы, изданных во время второй мировой войны, имело определенную политическую нагрузку. Если считать, что граница Ореховецкого мира шла от Карельского перешейка и Саволакса к Ботническому заливу, то тем самым придется признавать, что добрая половина территории современной Финляндии, лежавшей к северо-востоку от этой границы, в XIV в. принадлежала Руси. Если же думать, что пограничная линия 1323 г. шла прямо от Карельского перешейка на север, надо будет признать, что вся территория Финляндии никогда не принадлежала Руси. Такое утверждение было особенно актуально накануне и во время войны Финляндии с Советской Россией. Недавно появилась и третья концепция, согласно которой северная часть границы Ореховецкого мира шла одновременно в двух направлениях: от «Кореломкошки» на запад к Ботническому заливу и от того же пункта на север к берегу Белого моря, заканчиваясь у Кандалакшского залива (bind J. От Nadeborgs freden..., s. 309—336). Автор этой концепции признает, что в русском и латинском текстах договора говорится об окончании границы у Ботнического залива, но выражение шведского текста договора об окончании границы «на севере в море» («norr i haffuit»), по мнению автора, не могло означать Ботнический залив, находящийся от места заключения договора (от Ореховца) не на севере, а на северо-западе, и здесь должно подразумеваться находившееся на север от Ореховца Белое море; и, следовательно, пространство от Ботнического залива до Белого моря было общей сферой политического влияния Швеции и Новгорода. Однако автор не учитывает приблизительность, смутность географических представлений людей XIV в. об областях далекого севера, неясность ориентации этих земель по странам света. Попытки Линда обосновать свое мнение ссылками на русские источники XV— XVI вв. неубедительны. [47]
Europaeus A. J. От
det Noteborgska fredsiordraget och dess forjder, s. 17—18. [48] См.
его работы, выше, с. 127, примеч. 137. См. также: Jaakkola J. Pirk-kalaisliikkeen synty.
Turku, 1924, s. 141 f. — Мнение Якколы
приняли:
Helle V. Lisavalaistusta. . ., s. 29 f.; Savon historia. Kuopio,
1947, I, s. 106 L; Luukko A. Polrjois-Pohjonmaan ja Lapin
historia. Oulu, II, 1954, s. 75, 79; Hameen bistoria. Hameenlmna, I,
1955, s. 391—401; Juva E., Juva M. Suomen kansan historia, s.
153. [49]
Melander K. K, Mita
suuntaa. . ., s. 241—267; Tome P. O. Noteborgs-fredens
gransbestammelser, s. 13—16; Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s.
151—152. [50] Ее излагает Галлен (Gallen J. Noteborgsfreden. . ., s. 151—153). [51] Соприкосновение у оз. Пюхяярви трех названных областей видно из топонимики. На озере находятся острова Кайнуунсари и Хямеенсари (Каянский остров и Емский остров) и мыс Хямеенньеми (Емский мыс); юго-восточнее озера течет ручей Карьяланъйоки (Карельская река, указывающая на жителей Саволакса — карел). [52]
Gallen J. Noteborgsfreden.
. ., s. 151. [53] В документе 1374 г. (Finlands medeltidsurkunder, I, № 822) при перечислении основных рек Эстерботнии упоминается Patajoki в том месте, где по расположению рек должна бы быть названа р. Пюхяйоки. Названия «Реteiochi», «Petaiocki» и «Patajoki» в документах 1595 и 1633 гг. относились к среднему течению Пюхяйоки и ко всему приходу Пюхяйоки (сообщение Ирье-Коскинена см.: Historiallinen arkisto, 1876, V, s. 76, 86 f.; 1886, IX, 223 f.; Vilkuna K. Noteborgsfreden. . ., s. 29; Gallen J. Noteborgsfreden. . ., . 9, 152). [54] Эти представления отразились в трех источниках. В письме жителей приходов Кеми, Ийо и Лиминга (побережье Эстерботнии) шведскому правительству (1490 г.) говорится, что русские, приходящие в эти местности, считают, что им здесь принадлежат земли и воды от р. Кеми до Poheioki, лежащей в приходе Сало, где расположен камень, называемый «Ханхикиви», который они считают своей границей. В грамоте фогта провинции Норботтен королю Густаву Васа (около 1550 г.) указывается, что по сведениям, полученным фогтом, русские считают, что их граница со Швецией идет от p. Systerback прямо к Эстерботнии, к большому камню, называемому «Ханхикиви». Во-ореыя работы комиссии по определению границы согласно Тявзинскому договору шведский член комиссии Мауритс Йоранссон 11 мая 1596 г. установил, что русские «считали себя владеющими Эстерботнией до камня Ханнекиви, который лежит на берегу у соленого моря» (Rydberg О. S. Sverges traktater. . ., I, s. 465—406; Gallen J. Noleborgsfreden. . ., s. 137—138, 225. Bilaga P.). Скала (камень) Ханхикиви 6 м высотой находится на мысу, па берегу Ботническою залива, в 10 км севернее устья р. Пюхяйоки (Itkonen Т. J. Оm gamla gransmarken. . ., s. 27—28). [55] Недавно
выдвинута еще одна гипотеза: под
Патоеки подразумевалась лежащая юго-западнее
устья Пюхяйоки маленькая речка
Петейсойя (Petaisojaa)
(Kirkinen
H.
Karjala
taistelukenttana,
s.
26; Vilkuna
K.
Noteborgsfreden.
. ., s.
28—33), в прошлом являвшаяся рукавом
Пюхяйоки и протекающая в настоящее
время в 6 км к юго-западу от этой реки. В
нескольких километрах юго-западнее
нижнего течения Пюхяйоки найдены
валуны с высеченными на них
пограничными знаками; предполагается,
что они обозначали границу
Ореховецкого мира (никакой другой
пограничной линии здесь никогда не
было). См.: Sarvas A. Oulaisten Kalliokaakaan
merkikivet — Pahkinasaaren rauhan rajapyykkeja? — Historiallinen
Aikakauskirja, 1973, s. 25—31. [56] Арциховский А. В., Борковский В. И. Новгородские грамоты на бересте (1956—1957). М., 1963, с. 162—164. [57]
Vilkuna К.
Noteborgsfreden.
. ., s. 3—6, 33—34. [58] По мнению Вилкуна, карелы ходили в Каянскую землю и для сбора дани с местного населения (Vilkuna К. Noteborgsfreden. . ., s. 33—34). Возможно, так первоначально и было, но в XIV в. сбором дани должны были уже заниматься новгородцы. А карелы в XIV в. уже не только ходили в Каянскую землю для промысла, но и стали селиться постоянно в этом крае, о чем свидетельствует ряд источников (Julku К. Norra Finlands befolkningsfo rhal-landena under medeltiden. Oulu, 1975, s. 73—75). [59]
Jaakkola J. Suomen
muinaiset valtarajat. . ., s. 40—43. [60] Шасколъский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII—XIII вв. Л., 1978, с. 20—29. [61] Опубликован:
Hadorph
J.
Twa
gambla
Swenske
Rijm-Kromker.
Stockholm,
1676, II, s. 345; Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s.
465; Finlands medeltidsurkunder. Helsingfors, 1928, V, № 4286; Gallen
J. Noteborgsfreden. . ., s. 137. [62] Галлен датирует источник 1493 г. [63] Не нужно удивляться, что карелы в своих промысловых поездках заходили так далеко от карельского Приладожья. В то же самое время — в XIII и начале XIV в. — они заходили гораздо дальше, до Финмаркета (современная Северо-Восточная Норвегия) и до берега Ледовитого океана; хорошо известны происходившие в Финмаркене столкновения карел с норвежскими чиновниками (Шаскольский И. П. Договоры Новгорода с Норвегией, с. 39—41, 56—61). [64] Шасколъский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии. . ., с. 129; ср.: Jaakkola J. Suomen muinaiset valtarajat. . ., s. 40, 43. [65]
Gallen J, Noteborgsfreden.
. ., s. 130—134, 162. [66] Существует мнение, что грамота № 268 относится к периоду русско-шведвкого конфликта 1337—1339 гг.; однако события этих лет связаны с карельским Приладожьем. Вероятнее относить грамоту № 286 ко времени более крупного русско-шведского конфликта 1348—1351 гг. [67] Ботнический залив как конечный пункт линии границы между Россией и Швецией упоминается в договорах 1487 (Nordenboddernsche naff), 1497 (mare Koen), 1504 (Camus mare, ошибка писца, вместо Cainus mare), 1510 (Mare Kaijno), 1535 (Caijana mare), 1537 (Mare Caino) и 1561 гг. (Kaynus mehre). В договоре 1473 г. говорится, что граница шла до Norrbodn, в договоре 1482 г. как конечный пункт указывается Norrabundh, т. е. Норботтен, область, прилегавшая к Ботническому заливу (см.: Rydberg О. S. Sverges traktater. . ., I, s. 475). И правительство, и население Северной Руси в XV— XVI вв. помнили о своих давних правах на владение Каянской землей и неоднократно совершали походы для возвращения своей «отчины», но неудачно. [68] Грамоты Великого Новгорода и Пскова, № 322.
|
||
вернуться в начало главы | ||