ИСТОЧНИКИ ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ ПЕРЕГОВОРОВ И МИРНОГО СОГЛАШЕНИЯ 1323 г.

вернуться в оглавление

Источниками для изучения русско-шведских переговоров 1323 г. являются краткая запись в Новгородской первой летописи и текст заключенного в результате переговоров Ореховецкого мирного договора. Летописный текст исключительно важен тем, что он содержит отсутствующую в тексте договора дату — год заключения договора.[1] Летописный текст дает также важные сведения о подготовке переговоров. Однако о ходе переговоров и содержании заключенного договора летопись ничего не сообщает. О переговорах и их результатах мы можем получить сведения лишь из текста договора. В общем же в своей совокупности оба источника содержат весьма значительную информацию, давшую возможность десяткам ученых заняться исследованием Ореховецкого договора. Ни одно событие в истории русско-шведских отно­шений, и более того — во всей истории отношений Руси с Запад­ной Европой до XVIII в. не привлекало внимания такого большого количества исследователей, как договор 1323 г.

Следует тут же отметить, что изучение Ореховецкого договора велось только шведскими и финскими учеными; в русской науке есть лишь совершенно устаревший комментарий П. Г. Буткова к его первой публикации перевода договора на русский язык [2] и две статьи середины прошлого века, в основном излагающие результаты шведских исследований.[3] Объясняется такое положе­ние весьма просто: рукописи Ореховецкого договора в России до нас не дошли, сохранились они только в Государственном архиве в Стокгольме. Кроме того, граница, установленная догово­ром, целиком проходила (до 1940 г.) по территории Финляндии, и потому исследовать договор и его пограничную линию было особенно интересно финским ученым.

Поскольку все рукописные тексты Ореховецкого договора находятся в Стокгольме, первыми начали изучать этот документ крупнейшие шведские источниковеды XIX в. Б. Э. Гильдебранд[4] и О. С. Рюдберг. Гильдебранду принадлежит первое исследование договора — большая статья, содержавшая научные наблюдения над текстами документа;[5] но, полезная как первый опыт, статья еще не давала ответа на многие вопросы, а некоторые вопросы решала ошибочно. Основы исследования Ореховецкого договора заложил О. С. Рюдберг, наиболее крупный шведский источниковед и археограф XIX в., создатель капитальной многотомной публикации «Договоры Швеции с иноземными державами». В пер­вом томе этого издания Рюдберг дал полную научную публикацию всех сохранившихся в Стокгольмском архиве вариантов текста Ореховецкого договора и приложил к публикации обширный ком­ментарий, вылившийся по существу в первое крупное моногра­фическое исследование этого важного и исключительно сложного документа.[6] Труд Рюдберга сохранил свое значение и сейчас и более чем через столетие продолжает быть одной из основ для изучения Ореховецкого договора.[7]

Публикации текста Ореховецкого трактата породили обшир­ную литературу, в основном посвященную изучению пограничной линии, установленной договором, и выяснению местонахождения пограничных пунктов, упоминаемых в договоре, на карте Финлян­дии. В XIX—начале XX в. этим занимались финские ученые А. И. Европеус, Т. Г. Аминов, Г. 3. ИрьеКоскинен, И. Р. Аспелин, X. А. Рейнхольм, Э. Г. Пальмён, X. Гебхард, К. Гротенфельт, Я. Форссман, О. А. Форсстрём, М. Г. Шюбергсон, А. Пелконен, И. В. Руут, В. Войонмаа, норвежские историки П. А. Мунк, Н. Эневальд, О. А. Юнсен, шведские авторы Р. Хольмбек и Н. Анлунд.[8] Новое капитальное исследование проблемы было выполнено в 1920-е гг. ведущим финским исследователем отече­ственного средневековья Я. Якколой.[9] Автор целой серии моно­графий, в последующие десятилетия постепенно переходивший на все более реакционные позиции и в 1930—1940-е гг. ставший среди финских историков-профессионалов наиболее крупным поборником финского буржуазного национализма и антирусского шовинизма, на раннем этапе своей деятельности был достаточно объективным исследователем, и его монография содержит самое полное рассмотрение проблем политических границ Финляндии в XIII—XV вв., особенно привлекавшей большое внимание фин­ских ученых проблемы границы Ореховецкого договора. Книга Якколы может считаться высшим достижением финляндской исте­рической географии периода средневековья и сохранила свое зна­чение и теперь, более чем через полвека.

Однако дискуссия по вопросу о границах Ореховецкого мира продолжалась и дальше, в ней приняли участие в 1920—1980-е гг. Р. Меландер, П. фон Тёрне, И. И. Миккола, Ю. Рууту, Р. Русен, К. Вилкуна, А. Ойа, X. Киркинен; изучением самого Ореховецкого договора занимались К. Хагнелл, Л. Хиршфельдт, Н. Анлунд и особенно И. Фридлендер, вновь подвергшая источниковедческому исследованию все списки договора.[10]

Наконец, должна быть упомянута последняя фундаментальная работа — большая монография Ярла Галлена,[11] в которой заново пересмотрен весь комплекс проблем с учетом достижений пред­шествующих ученых, дан детальный источниковедческий анализ всей совокупности источников и подведены итоги более чем сто­летней работы по изучению Ореховецкого договора. Книга Я. Гал­лёна — последнее слово финляндской науки в данном вопросе.

Столь значительная по объему историография позволяет доста­точно глубоко рассмотреть многие вопросы, связанные с Ореховецким договором. Однако эта историография ограничена источ­никоведческой (изучением самого договора) и историко-географической проблематикой. Общеисторические вопросы — подготовка, ход переговоров и заключение договора — обстоятельному иссле­дованию еще не подвергались.

Первыми исследователями-источниковедами, Гильдебрандом и Рюдбергом, в результате обстоятельного изучения фондов Стокгольмского архива было установлено, что подлинник Ореховецкого договора, находившийся с 1323 г. в шведских владениях, до XIX в. не сохранился, в архиве имеются лишь изготовленные в разное время списки договора на латинском, шведском и русском языках. Тогда же было установлено, что в русских архивах нет ни подлинника, ни списков договора.[12]

В настоящее время можно примерно установить характер и судьбу подлинных экземпляров договора.

В соответствии с установившейся еще в средневековье обычной дипломатической практикой (существующей до сих пор) при за­ключении международного соглашения создавались два тожде­ственных экземпляра договора и представители сторон обменивались ими; так, очевидно, и было сделано. Эта же дипломатическая практика, по крайней мере с XV—XVI вв., требовала, чтобы каждая из договаривающихся сторон составляла свой текст договора не только на родном языке, но и от имени своего прави­тельства или своих уполномоченных, т. е. преамбулы договора не должны были совпадать. Однако во всех списках Ореховецкого договора преамбула оказалась одинаковой: и русский, и латин­ский, и шведский тексты договора написаны от имени русской стороны.[13] Таким образом, оказалось, что в 1323 г. был подготов­лен в результате переговоров лишь один текст договора, написан­ный от имени русского великого князя, а следовательно, и соста­вленный первоначально на русском языке. Значит, и латинский и шведский тексты договора, сохранившиеся в списках до наших дней, — это лишь переводы русского текста, являвшегося перво­начальным и единственно подлинным.

Поскольку в дипломатической практике средневековой Швеции все международные договоры с шведской стороны писались не на родном, а на латинском языке (на международном языке того времени),[14] составленный в Ореховце русский текст, видимо, тогда же перевели на латинский язык, и русской стороне должны были вручить экземпляр на латинском языке. Сохранившиеся в списках шведские тексты договора, по всей видимости, являются лишь переводами (или списками перевода) латинского текста на шведский язык.

Таким образом, в Ореховце был составлен только один под­линный текст — русский,[15] но подлинников договора, по всей вероятности, было изготовлено два: русский, написанный русским писцом и врученный шведской стороне, и латинский, являющийся переводом русского текста (выполненным шведским переводчи­ком) и врученный шведскими послами русской стороне.[16] Можно также полагать, что каждая делегация оставила себе список с того текста договора, который был передан представителям другой стороны, но эти списки не имели официального значения.

Судьба подлинников договора может быть прослежена до на­чала XVII в. в России и до конца XVII в. в Швеции.[17] Судьбу подлинного экземпляра договора, находившегося в шведских владе­ниях, можно проследить с конца XV в. Предполагается, что в 1493 г.[18] этот документ находился в Выборге.[19] По-видимому, вскоре после 1493 г. в связи с обострением отношений Швеции с Россией договор был затребован из Выборга[20] шведским правительством Стена Стуре и привезен в Стокгольм.[21] Во всяком случае в разного рода описях дипломатических документов Стокгольм­ского архива в XVI в. неоднократно упоминается ett gamalt Konungh Giörges breff (древняя грамота конунга Юрия).[22] В доку­ментах переговоров 1590 г. упомянута «древняя великого конунга Юрия пергаменная грамота, написанная по-русски, с двумя чер­ными вислыми печатями».[23] Можно также считать очевидным, что в середине XVII в. в Стокгольмском архиве продолжал находиться экземпляр Ореховецкого договора на русском языке и с этого документа был сделан список на столбце бумаги, сохранившийся до наших дней. Список этот, обнаруженный и впервые изданный О. С. Рюдбергом,[24] с тех пор многократно переиздавался[25] и имеет огромную ценность. Список настолько хорошо, со всеми деталями, передает текст договора, что вполне можно утверждать: он был снят прямо с подлинного экземпляра договора. Можно даже уста­новить, кем изготовлен список. В Стокгольме как раз в 60-х гг. XVII в. находился образованный русский человек, прекрасно знакомый с русским делопроизводством и привлекавшийся для выполнения отдельных поручений шведской администрации, — бежавший в шведские владения подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин.[26] Список русского текста Ореховецкого Договора написан великолепным приказным почерком середины XVII в.,[27] именно таким почерком писались набело многочислен­ные документы Посольского приказа.[28] И. И. Миккола сравнивал почерк списка договора с почерком рукописи сочинения Котошихина, хранящейся в библиотеке Упсальского университета, и пришел к выводу о тождестве обоих почерков.[29] По-видимому, Котошихину шведской администрацией было поручено сделать современным (для XVII в.) русским почерком четкую копию текста Ореховецкого договора, написанного устаревшим и трудно­доступным для чтения шведским чиновникам русским почерком (полууставом?) начала XIV в. Весьма вероятно также, что перга­менный подлинник договора за 340 лет обветшал и стал вообще труден для чтения.

О том, что существующий до наших дней список Ореховецкого договора был явно скопирован с подлинной договорной грамоты, свидетельствует и великолепно сохранившийся в тексте списка язык XIV в. со всеми его особенностями и орфографией; это засви­детельствовал по просьбе Рюдберга еще Я. К. Грот.[30]

Последнее по времени упоминание хранящегося в Стокгольм­ском архиве подлинного экземпляра Ореховецкого договора, на­писанного на русском языке, содержится в составленной в 1670-х гг. архивным служителем Эриком Рунеллем описи дипломатических документов архива.[31] Для последующего времени никаких сведе­ний об этом документе в бумагах архива ученым (Рюдбергу, Фридлендер, Галлену), несмотря на самые тщательные разыскания, обнаружить не удалось. Предполагается, что подлин­ник Ореховецкого договора погиб во время большого пожара в Стокгольмском замке (где тогда хранился  Государственный архив) в 1697 г.[32] Тем более драгоценен единственный уцелевший список.[33]

Самые ранние сведения о находившемся в России экземпляре договора содержатся в документации шведского посольства в Москву 1537 г.[34] Во время переговоров в Москве (целью которых было оче­редное подтверждение действовавшего с 1323 г. между Россией и Швецией договора о «вечном мире»)[35] шведские послы заявили, что в шведских владениях Ореховецкий договор не сохранился (подробнее см. примеч. 54), и потребовали показать им подлинный древний экземпляр того договора, который они должны теперь вновь подтвердить.[36] Послам ответили, что договор находится не в Москве, а в Новгороде. По приезде в Новгород договор по просьбе послов был найден, но не сразу, а через два дня, ибо он оказался не в основном архивохранилище (не в остававшемся в Новгороде после ликвидации новгородской независимости государственном архиве Новгородской республики), а в архиве новгородского ар­хиепископа.[37] Послам разрешили сделать с предъявленного им экземпляра договора список, сохранившийся в Стокгольмском архиве в составе документации посольства 1537 г. до наших дней.[38] Но по непонятным причинам это оказалась копия не латинского, а шведского текста договора; между тем, как уже отмечалось выше, врученный русской стороне в 1323 г. шведский экземпляр дого­вора должен был быть написан на латинском языке, и, следовательно, список шведского текста, находящийся в бумагах посольства 1537 г., и все другие шведоязычные списки, по мнению шведских ученых, являются лишь переводами с латин­ского текста. Список 1537 г. по своему содержанию не позволяет предположить, что в данном   случае   участниками  посольства тогда же был сделан шведский перевод хранившегося в Новгороде латинского текста; шведский текст списка 1537 г. и по своему языку, и по стилю изложения явно относится к более раннему времени, чем XVI в.[39] (копирование определенно производилось с экземп­ляра, относящегося к первой половине XIV в.).[40] Важность дан­ного списка подтверждена и наличием в его конце еще одной статьи, отсутствующей в латинских и русском списках договора.[41]

Хранившийся в Новгороде и разысканный во время перегово­ров 1537 г. шведоязычный экземпляр договора, видимо, тогда оказался единственным, находившимся в распоряжении русского правительства, и ему было придано сразу же большое значение. В том же 1537 г., вероятно, сразу по окончании переговоров, этот документ был затребован правительством в Москву и поступил на хранение в Царский архив; он упомянут в описи Царского архива 1570-х гг.[42] Поскольку никакой другой документ, который мог бы быть отождествлен с Ореховецким договором, в русских источниках XVI в. более не упоминается, видимо, в 1530—1570-х гг. в России был известен только шведоязычный экземпляр Ореховецкого до­говора, привезенный в 1537 г. из Новгорода и занимавший в го­сударственном архиве в Москве место старейшего документа русско-шведских отношений.

Может возникнуть сомнение: а существовал ли вообще в Рос­сии латиноязычный экземпляр Ореховецкого договора? Может быть, шведские исследователи договора ошибались и русской сто­роне в 1323 г. был передан шведскими послами шведоязычный экземпляр?

Есть все же сведения, что в конце XVI в. в России имелся ла­тинский подлинник (или латиноязычный экземпляр) договора. В шведской документации Тявзинских переговоров 1595 г. упоми­нается (в написанном по-шведски тексте), что русские послы имели с собой «князя Юрия и короля Магнуса пограничную грамоту»,[43] дата которой далее передается латинским выражением (из шести слов),[44] из чего следует, что не только дата, но и текст документа были написаны на латинском языке.

Был ли этот латиноязычный экземпляр договорной грамоты обнаружен только после 1570-х гг. где-то среди архивных доку­ментов в Москве или Новгороде, или он был известен и раньше, установить невозможно. По всей видимости, в России в XVI в. имелись два экземпляра договорной грамоты 1323 г. — и на латин­ском, и на шведском языках.

Был ли составленный шведской стороной в 1323 г. подлинник договора написан только на латинском или только на шведском языке, или были изготовлены (что совсем мало соответствует прак­тике) два экземпляра, и шведский, и латинский? На эти вопросы при данном состоянии источников нельзя дать ясного ответа.[45]

Во всяком случае после конца XVI в. в источниках не обнару­жено более никаких сведений о существовании в России какого-либо экземпляра или списка Ореховецкого договора. В составлен­ной в 1614 г. описи архива Посольского приказа Ореховецкий договор уже не упоминается, не назван этот документ и во всей об­ширной документации фонда «Сношения России со Швецией» XVII в., просмотренной в большей своей части автором настоящей работы.[46]

Можно только предположить, что архивный экземпляр до­говора пропал в годы польской оккупации Москвы — в 1610 — 1612 гг., когда приказная администрация находилась в состоянии почти полного развала, не было надлежащего надзора за сохран­ностью приказных архивов и было утрачено немало документов XVI в. и более раннего времени.[47]

Хотя подлинники Ореховецкого договора ни в Швеции, ни в России не сохранились до наших дней, в нашем распоряжении находятся в списках вполне достоверные тексты договора на рус­ском, латинском и шведском языках. Поскольку тексты договора имеют длительную историю, изучать их надо, разумеется, в сово­купности, не на базе одного только русского текста, а на основании сравнительного исследования текстов на всех трех языках. Осо­бенно это относится к географической номенклатуре, имеющей в трех вариантах много разночтений.

Сохранившиеся тексты Ореховецкого договора, несмотря на их небольшие размеры, содержат весьма значительную информа­цию и о ходе переговоров, и о содержании заключенного соглаше­ния. Второй источник — краткий текст Новгородской первой ле­тописи — дает некоторые сведения о подготовке переговоров. До­полнительные сведения дает третий источник — сохранившееся в любекском архиве письмо выборгского фогта Потера Юнссона (одного из шведских послов на Ореховецких переговорах) в Лю­бек с извещением, что между Швецией и Новгородом установлен мир и что теперь купцы Любека, Висбю и других городов могут безопасно совершать торговые поездки в Новгород.[48]

вернуться в начало главы

вернуться в оглавление

[1] В тексте договора упомянут лишь день его заключения (пятница, за три дня до праздника успения богородицы), но не указан год, и потому впервые обнаруживший в Стокгольмском архиве и опубликовавший латин­ский текст этого важнейшего документа финский ученый X. Г. Портан смог его лишь суммарно датировать временем правления великого князя Юрия Даниловича — до 1328 г. (Porthan H. G. Sylloge monumentorum ad illustran-dam historiani Fennicani pertinentium. Aboae, 1802—1803, p. 77 f.). Ознако­мившийся с этой публикацией акад. А. X. Лерберг по данным Новгородской летописи первым установил дату договора — 1323 г. (LehrbergA. Untersuchun-gen fur Erläuterung der älteren Geschichte Russlands. St.-Petersbourg, 1816, s. 231—232; Лерберг А. Х. Исследования, служащие к объяснению древней русской истории. СПб., 1819, с. 187—188).

[2] Бутков П. Г. Три древних договора руссов с норвежцами и шведами.— Журнал Министерства внутренних дел, 1837, ч. XXIII, с.  327—340. — Поскольку изучение Ореховецкого договора к тому времени еще не начина­лось, Бутков не знал о существовании подложного текста этого договора и опубликовал перевод не подлинного, а подложного текста. К сожалению, спустя 100 лет Б. Тельпуховский снова опубликовал перевод Буткова и повторил его устаревший комментарий, не удосужившись узнать, что об Ореховецком договоре накопилась уже обширная литература (см.: Телъпуховский Б. Древнейшие договоры русских князей с норвежскими и швед­скими королями. — Военно-исторический журнал, 1940, № 3, с. 128—133).

[3] Ленстрем К. О мирных   договорах   между   Россиею   и   Швециею в XIV столетии. — Учен. зап. Казан, ун-та, 1855, ч. II, с. 1—49; Грот Я. К. Неизвестный до сих пор русский текст Ореховецкого договора. — Зап. Академии наук, 1877, т. XXXI. Прил., № 3, с. 1—7; то же см.: Сборник отде­ления русского языка и словесности. СПб., 1878, т. XVIII, № 4, с. 1—7. — Эту же статью Я. К- Грота см.: Труды Я. К. Грота. СПб., 1901, т. IV, с. 11—15.

[4] Был непременным секретарем Королевской академии изящных наук, истории и древностей.

[5] Hildebrand В. E. Om Nöteborgska freden och Sveriges gräns mot Ryss-land frän är 1323 tili början af   _17:de ärhundrade. — In: Kungl. Vitterhets Historie och Antiquitets Akademiens Handlingar, 1852, XX, s.   171—260.

[6] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, № 205, s. 434—504. — Этот текст (№ 205, с. 434—504) издавался и в качестве отдельной книги:   Ryd­berg О. S. Traktaten i Orechovets den 12 augusti 1323 : Kritisk undersöckning. Stockholm, 1876. 72 s. — Далее цитируем по первой из названных публика­ций. Краткое изложение содержания этих работ см. в «Трудах Я. К. Грота» (т. IV, с. 11—15).

[7] Высоко ценил работу О. С. Рюдберга С. Н. Валк, собиравшийся в 1930—1940-е гг. заняться исследованием Ореховецкого договора.

[8] Подробный обзор этих работ дает Ярл Галлен {Gallen J.  Nöteborgs-freden och Finlands medeltida östgräns. Helsingfors, 1968, s. 8—20).

[9] Jaakkola J.  Suomen muinaiset valtarajat vuoteen 1323.   Helsinki 1926. 283 s.

[10] Fridlaender 1. De medeltida svensk-ryska fredstraktaterna 1323—1513. — Historisk tidskrift, 1946, h. 2, s. 97—138.

[11] Gallen J. Nöteborgsfreden. . . 237 s.

[12] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 434.

[13] Это установлено еще в 1880-е гг. X. Хьерне и подтверждено последую­щими учеными. Более того, как выяснил X. Хьерне, подобная практика составления русско-шведских договоров сохранялась и позднее (подразуме­ваются договоры XV—XVI вв.), т. е. и тогда договоры продолжали писать только от имени русской стороны с прямым переводом на шведский и латин­ский языки (Hjärne H. Ryskä källor för Sveriges historia. 1884. — Рукопись хранится в библиотеке Стокгольмского архива. См.: Fridlaender I. De medel­tida svensk-ryska fredstraktaterna. . ., s. 100; см. также: Schiick H. Rikets brev och register : Arkivbildande, kansliväsen och tradition inom den medel­tida svenska statsmakten. Stockholm, 1976, s. 89—90; Gallen J. Nötebores-freden. . ., s. 39—40, 128).

[14] Все опубликованные О. С. Рюдбергом в его первом томе «Договоров Швеции с иноземными державами» международные договоры Швеции XIII-XIV вв. написаны на латинском языке.

[15] Ореховецкий договор — до 20-х гг. XIV в. единственный из между­народных договоров Новгорода, сохранившийся в текстах на языках обеих договаривающихся сторон, от всех остальных международных соглашений Новгорода (как видно из «Грамот Великого Новгорода и Пскова») сохрани­лись только тексты в одном экземпляре, или на русском, или на иностранном (латинском, немецком) языках, и потому мы не можем установить, был ли Ореховецкий договор исключением из обычной практики, или же и все осталь­ные договоры Новгорода тоже составлялись только в одном варианте — от имени русской или нерусской сторон. При этом, как явствует из упомянутого выше издания (содержащего весь комплекс договоров Новгорода с Западом) все сохранившиеся договоры конца XII, XIII и начала XIV в., до Орехо­вецкого мира, были составлены от имени русской стороны (договоры 1189— 1199, 1262—1263, 1301 и 1323 гг. и проект договора 1269 г. с Ливонией), а начиная с договора 1326 г. с Норвегией многие договоры составлялись от имени нерусской стороны (1326, 1338, 1392, 1409, 1421, 1423, 1431, 1434, 1440—1447, 1450, 1466, 1470—1471 гг.) и только пять договоров (1342, 1372, 1373, 1439, 1448 гг.) — от имени русской стороны.

[16] Следовательно, только латинский текст договоров носил официальный характер (Gallen J. Nöteborgsfreden. . ., s. 41), шведский перевод официаль­ного характера не имел.

[17] Jaakkola J. Suomen muinaiset valtarajat . . ., s. 113—119.

[18] Более ранние сведения о судьбе этого документа (т. е. где он нахо­дился в 1323—1493 гг.) не сохранились.

[19] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 434, 468, 480, anm. 1; 1895, III, s. 422—423; Jaakkola J. Suomen muinaiset valtarajat. . ., s. 113. — Это мне­ние основывается на тексте письма из Выборга в Стокгольм (от 23 февраля 1493 г.), из которого можно заключить (хотя прямо об этом не говорится), что подлинник договора тогда находился в Выборге и с договора изготовлен список, посылаемый в Стокгольм. Однако смущает то обстоятельство, что список сделан на латинском языке, тогда как находившийся в шведских владениях экземпляр подлинника должен был быть написан на русском языке. Может быть, здесь речь идет о сделанном в тот момент в Выборге латинском переводе с подлинного русского текста. В письме говорится, что посылаемый в Стокгольм список «передает слово в слово то, что содержится в основной грамоте», т. е. в подлиннике договора (Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 468; III, s. 422—423). Необходимость подтвердить дослов­ность передачи текста могла возникнуть в том случае, если изготовлялся не просто список (при простом копировании дословная передача текста важного государственного документа очевидца, ее не надо специально оговаривать), а делался перевод на другой язык, в данном случае — с русского на латинский.

По убедительному мнению О. С. Рюдберга (Sverges traktater. . ., I, s. 440), изготовленный в Выборге в 1493 г. латинский список договора (ibid., s. 442— 443) сохранился до наших дней (в виде рукописи на бумаге, сложенной в чет­вертку для удобства пересылки в письме, написан почерком конца XV в.) и является старейшим из латинских списков договора. Но если учесть сде­ланные выше предположения, то окажется, что этот текст — не первоначаль­ный латинский перевод договора, выполненный в 1323 г. в момент заключе­ния соглашения, а поздний перевод 1493 г. и, следовательно, первоначаль­ный латинский текст договора не дошел до наших дней. Судя по данным Рюд­берга (Sverges traktater. . ., I, s. 441, 443), шесть разновременных (но написан­ных почерками XVI в.) списков латинского текста договора, сохранившихся в Стокгольмском архиве, по-видимому, восходят к списку 1493 г., а не к пер­воначальному латинскому тексту 1323 г.

[20] Выборг в XIV—XV вв. был административным центром граничившего с Россией Выборгского лена (губернии). Администрация Выборга поддер­живала непосредственные контакты с русскими властями, и этим объясняется, почему основной документ, определявший пограничные отношения с Русью, хранился здесь. По мнению X. Шюкка, договор хранился здесь с 1323 по 1493 г. (Schuck H. Rikets brev. . ., s. 99).

[21] Grönblad E. Nya källor tili Finlands medetlidshistoria. Köpenharan, 1857, s. 542; Finlands medeltidsurkunder. Helsingfors, 1930, bd VI, № 5075; Jaakkola J. Suomen muinaiset valtarajat. . ., s. 115, 275; Fridlaender I. De medeltida svensk-ryska fredstraktaterna. . ., s. 124, anm. 2.

[22] Fridlaender I. De medeltida svensk-ryska fredstraktaterna. . ., s. 103— 105; см. также: Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 435.

[23] Ett pergamentz bref pä Ryske medh tw hengiende swarte insegell (Frid­laender I. De medeltida svensk-ryska fredstraktaterna. . ., s. 105). Из двух пе­чатей одна должна была принадлежать князю Юрию, другая — одному из шведских послов; но возможно также, что и вторая печать была русской (нов­городского посадника?), ибо на всех известных нам договорных грамотах Новгорода с Западом, сохранивших печати, имеются только печати русской стороны (ibid., s. 107; Грамоты Великого Новгорода и Пскова, № 29, 34, 45, 60, 70, 72; см. также № 41).

[24] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 439—440. — Для максималь­ной точности передачи текста фотокопия списка посылалась Рюдбергом в Пе­тербург, где транскрипцию текста подготовил видный русский археограф, директор Публичной библиотеки академик А. Ф. Бычков (ibid., s. 439, anm.*). С тех пор все публикации русского текста Ореховецкого договора даются по изданию Рюдберга, т. е. в транскрипции Бычкова. Сейчас эта транскрипция требует коррективов (см. ниже, с. 132).

[25] См. выше три издания статьи Я. К. Грота (с. 96, примеч. 23). См. также: Памятники истории Великого Новгорода / Под ред. С. В. Бахрушина. М., 1909, № IX; Finlands medeltidsurkunder. Helsingfors, 1910, I, № 313; Памят­ники истории Великого Новгорода и Пскова / Подг. Г. Е. Кочиным. М.; Л., 1935, № 21; Линевский А., Машезерский В., Пегое В. Хрестоматия по истории Карелии с древнейших времен до конца XVII в. / Под ред. В. Н. Вер­надского. Петрозаводск, 1939, с. 66—67; Материалы по истории Карелии XII— XVI вв. /Под ред. В. Г. Геймана. Петрозаводск, 1941, с. 78—79; Грамоты Великого Новгорода и Пскова, № 38.

[26] Mikkola J. Lännen ja idän rajoilta. Porvoo, 1942, s. 86—87.

[27] Фотомеханическое воспроизведение этого списка дано: Rydberg O. S. Tractaten i Orechovets. . ., s. 72 — См. выше статьи Я. К. Грота (с. 96, при­меч. 23)- Фотокопии списка опубликованы: Jaakkola J. Suomen varhaiskes­kiaika. Porvoo; Helsinki, 1938, s. 496; 1958, s. 443; Ylönen A. Jääsken kihla­kunnan historia.  Imatra, 1957, I, s. 107; Suomen historia. 2. Espoo, 1985, s. 70.

 

[28] Автор настоящей работы, просмотревший значительную часть доку­ментации фонда «Сношения России со Швецией» (фонда «Шведских дел» Посольского приказа в ЦГАДА) за XVII в., особенно за середину века, мно­жество раз видел документы, написанные подобными (и сходными) почерками. В этой связи надо решительно отвергнуть мнение И. Фридлендер, не знакомой с документацией Посольского приказа и на основании немногих имеющихся в Швеции русских рукописных книг отнесшей этот почерк только к первой половине XVII в. (см.: Fridlaender I. De medeltida svensk-ryska fredstraktaterna. . ., s.  116, anm. 5, s. 124).

[29] Mikkola J. J Lännen ja idän rajoilta, s. 87 f. — Вероятно, было бы по­лезно провести графологическое исследование почерков списка Ореховецкого договора, рукописи сочинения Котошихина и документов Посолького при­каза, которые могли быть написаны Котошихиным (до  его бегства в  Швецию).

[30] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 439, anm. 1.

[31] Ibid., s. 436—437; Fridlaender I. De medeltida svensk-ryska fredstrak-taterna. . ., s. 113; см. также: s. 110—112, 115—116.

[32] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 438; Juvelius E. Suomen kan­san aikakirjat, s. 270; Fridlaender I. De medeltida svensk-ryska fredstraktaterna. . ., s. 97, 124; Gallen J. Nöteborgsfreden. . ., s. 3.

[33] Есть еще один русский список Ореховецкого договора, не тождествен­ный списку 1660-х гг. и, по имеющимся данным, являющийся плохим русским переводом подложного текста Ореховецкого договора, изготовленного на рубеже XV и XVI вв. Язык этого перевода относится к более позднему вре­мени, чем XIV в. (Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 450—451, anm. 3; Fridlaender I. De medeltida svensk-ryska fredstraktaterna. . ., s. 118—119). Вопросом о подложном тексте Ореховецкого договора, касающимся русско-шведских отношений конца XV—начала XVI в. (и породившим обширную литературу), мы заниматься не будем — тема выходит за хронологические рамки нашей работы.

[34] Документация частично опубликована: Arioidsson А.   I. Handlingar tili upplysning af Finlands häfder. Stockholm, 1856, VIII, s. 18—31; Ryd­berg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 444—445; см. также: Fridlaender I. De medeltida svensk-ryska fredstraktaterna. . ., s. 125—127; Gallen J. Nöteborgs­freden. . ., s. 42; Lind J. Omkring de svensk-russiske forhandlinger 1537, 1339-traktaten og Nadeborgsfreden. — Historisk tidskrift för Finland, 1985, h. 1, s. 3.

[35] Заключенный в 1323 г. договор России и Швеции о «вечном мире» за­тем периодически подтверждался правительствами обоих государств (в 1339, 1351, 1468, 1487, 1497, 1504, 1510, 1513 и 1524 гг.).

[36] Поступали ли подобным же образом перед заключением предшествую­щих русско-шведских договоров 1468, 1473, 1482, 1487, 1497, 1504, 1510, 1513 и 1524 гг.? Ведь это тоже были соглашения, подтверждавшие действие Ореховецкого договора о «вечном мире» и повторявшие основные условия этого договора, а следовательно, составителям новых соглашений также дол­жен был потребоваться основной образец — текст Ореховецкого договора. К сожалению, источники не сохранили подробных сведений о ходе перего­воров за указанные выше годы; но весьма вероятно, что и в этих случаях при­влекался для образца подлинный экземпляр Ореховецкого договора.

[37] Anvidsson А. I. Handlingar. . ., s. 28—31; Rydberg O. S. Sverges trak­tater. . ., I, s. 444—445; Fridlaender I. De medeltida svensk-ryska fredstrakta­terna. . ., s. 126; см. также: Шаскольский И. П. Судьба государственного ар­хива Великого Новгорода. — В кн.: Вспомогательные исторические дисцттгт-лины.  Л.,  1972,  IV, с. 216—217,   226.

[38] Список опубликован: Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 447— 449. — В той же документации посольства имеется и второй список с того же документа, но, по словам Рюдберга, второй список хуже сохранился.

[39] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 445.

[40] Об этом говорят уже первые слова шведского текста: «Jag mykle ko-nungber Jurgher» («Я, великий конунг Юрий»); слово «mykle»— «великий», «большой»— весьма архаично, принадлежит древнешведскому языку; в XVI в. вместо него было принято сохранившееся до наших дней слово «store» с тем же значением. Кроме того, составители шведоязычного текста знали подробности, которые могли быть известны только современникам или людям, жившим вскоре после 1323 г. (позднее такие детали помнить не могли): в тексте точно указано, что два из трех шведских послов имели рыцарское звание (к их име­нам прибавлено слово «herra» — «господин»), а третий посол такого звания не имел. Эти подробности сохранились только в шведоязычном списке 1537 г. (и во всех остальных пяти шведских списках), в русском и латинском текстах данных деталей нет {Gallen J. Nöteborgsfreden. . ., s. 43). Проведенное Я. Гал-лёном дословное сличение текста шведского списка 1537 г. с текстом старей­шего латинского списка конца XV в. тоже показало, что перевод договора с латинского на шведский язык производился с текста, более близкого к ори­гиналу. В частности, в шведском списке географические названия передаются более точно и ближе к оригиналу — к русскому тексту, чем в старейшем ла­тинском списке (и во всех остальных латинских списках). См.: Gallen J. Nöteborgsfreden. . ., s. 41.

[41] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 446—447. — Впрочем, именно это обстоятельство (наличие в списке 1537 г. дополнительной статьи, отсут­ствующей в русском и латинском списках) побудило Я. Якколу предполо­жить, что шведский текст — это лишь список составленного шведской сторо­ной проекта договора, ne получившего окончательного утверждения (Jaak­kola /. Suonien muinaiset valtarajat. . ., s. 149 if.).

[42] В описи Царского архива XVI в. упоминается хранящаяся в 96-м ящике «грамота княж Юрьева с Магнушем, королем свейским привез из Новагорода Офонасей Курицын лета 7045-го», т. е. в 1537 г. (Опись Царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г. / Под ред. С. О. Шмидта. М., 1960, с. 27; см. также: Шаскольский И. П. Судьба государственного архива Великого Новгорода, с. 217; Зимин А. А. Государственный архив России XVI столетия. М., 1978, с. 258—260; Lind J. Omkring de svensk-russiske forhandlinger. . ., s. 6—10). Дьяк Афанасий Курицын сопровождал в 1537 г. шведских послов в Новгород (Arividsson А. I. Handlingar. . ., s. 27) и там завершил с ними переговоры и заключение договора; очевидно, сразу после отправки шведских послов дьяк увез с собой текст Ореховецкого договора в Москву.

[43] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 445, anm. 1; Fridlaendcr I. De medeltida svensk-ryska fredstraktaterna. . ., s. 127.

[44] Knäs Jurgens och kongh Magni räbreff, dateret. . . — «пограничная грамота князя Юрия и короля Магнуса, датированная. . .». Далее идет ла­тинское выражение: sexta feria proxima assumptionis beatae virginis. Оно дословно заимствовано из латинского текста договора (имеется во всех семи сохранившихся списках латинского текста).

[45] Я. Галлен высказал предположение, что шведоязычный экземпляр договора был изготовлен во время Ореховецких переговоров специально для ганзейских послов с о-ва Готланд, находившихся в подданстве Швеции и принимавших участие в переговорах (об этом см. с. 113). См.: Gallen J. Nöte-borgsfreden. . . ,s. 44. — В таком случае будет более объяснимо, почему швед­ские послы лишь в 1537 г. ознакомились с текстом Ореховецкого договора, написанном на их родном языке, и почему все остальные пять сохранившихся списков шведского текста восходят к списку 1537 г.

[46] Автором настоящей работы во время подготовки сборников «Русско-шведские экономические отношения в XVII в.» (М.; Л., 1960) и «Экономические связи между Россией и Швецией в XVII в.» (М., 1978) были просмотрены материалы всех русско-шведских переговоров XVII в. (статейные списки рус­ских посольств и дела о приезде шведских послов в Россию), т. е. именно те собрания документов, в которых для подготовки и более аргументированного ведения переговоров могли быть использованы тексты мирных договоров более раннего времени. Однако во всей этой документации никакие более ран­ние, чем Тявзинский договор 1595 г., русско-шведские договоры ни разу не упоминаются.

[47] Гальцов В. И. Архив Посольского приказа во второй половине XVI— начале XVII в. — Археографический ежегодник за 1981 г. М., 1982, с 138.

[48] Rydberg O. S. Sverges traktater. . ., I, s. 484. — Письмо датировано 10 октября 1324 г.
вернуться в начало главы

вернуться в оглавление