Археологические изыскания в Трифоново-Печенгском монастыре в 2011 г.

Вернуться в библиотеку

М.М. Шахнович

IX Ушаковские чтения. Мурманск, 2013. С. 86–97.

Систематическое научное изучение значимого для Кольского Севера периода позднего Средневековья (XV–XVII вв.) только начинает делать первые шаги. Памятники археологии, связанные с начальным этапом освоения «московитами» побережья Мурмана, до настоящего времени остаются незначительно исследованными. Поэтому важное значение для истории региона имеют небольшие археологические изыскания 2011 г. проведённые в Печенгском районе Мурманской области.

Археологические работы в районе п. Печенга до 2011 г. Несмотря на эпизодичность работ, на всей территории Печенгского района известно более шестидесяти памятников археологии. Из них на десяти осуществлены небольшие раскопки. При сравнении с другими территориями Мурманской области – это неплохой показатель археологической обследованности.

В 1965 г. экспедиция ЛОИА АН СССР под руководством Н.Н. Гуриной на левом берегу устья р. Печенга обнаружила остатки двух стоянок каменного века.[1] В 1972 г. в среднем и нижнем течении реки Печенга (приток р. Лоутонйоки) ею зафиксированы ещё четыре пункта находок отщепов и орудий из кварца и сланца.[2] Только одна стоянка, Печенга IV, была датирована определённо – периодом позднего неолита.[3] В 1981 г. студенты - археологи ЛГУ А.М. Спиридонов, В.В. Шевелёв и В.Ю. Савватеев во время военных сборов недалеко от п. Луостари на оз. Питкярви нашли памятники саамской культуры: группу из семи камней-сейдов и остатки жилища.[4]

С 2009 г. при поддержке Мурманской и Мончегорской епархии проводятся археологические работы по обследованию «поздних» объектов, так или иначе связанных с средневековой историей Православия на Кольском п-ове.[5] Монастырские древности в сферу интересов археологов впервые попали в 2010 г., когда по инициативе настоятеля Трифоново-Печенгского мужского монастыря игумена Даниила (Топоева) экспедицией М.М. Шахновича раскапывались руины знаменитой «трифоновской» церкви свв. Бориса и Глеба на р. Паз.[6] В 2011 г. сотрудничество продолжилось, и объектом исследования стала древняя усадьба Печенгского монастыря.[7] Особую актуальность изыскания имеют в связи с современным активным возрождением этой православной обители Мурмана. Важное направление данного процесса – это обретение реликвий, утерянных в период лихолетья и забвения ХХ в. Одним из таких памятников является легендарное место упокоения 116 мучеников.

Несмотря на то, что п. Печенга многократно посещался профессиональными археологами, планомерные работы по определению первоначального места «нижнего» монастыря не проводились. Вероятно, причиной тому было мнение о бесперспективности поисков остатков «трифоновской обители» в черте поселка. И доводы приводились вполне резонные: активность застройки «военного» городка, плотность сопутствующих коммуникаций, многократное искусственное преображение рельефа левого берега р. Печенга, прокладка автомобильных и железнодорожных трасс, не сохранение в песчаной почве археологических находок из органических материалов.

История. В первую очередь, в работе нас интересуют сугубо археологические аспекты исследования, но для понимания проблематики важны и исторические реалии, в которых возникло и существовало в арктическом приграничье старейшее «московитское» поселение и православный конфессиональный центр.

Письменные источники XVI–XVII вв. о монастыре ограничены лаконичными документами московских приказов, агиографическими повествованиями и легендами, краткими упоминаниями западноевропейских путешественников, купцов и чиновников. Все они очень «расплывчаты», поэтому их можно привлекать только после основательной критической оценки специалистов. Монастырский архив, несомненно, существовал, но история его очень туманна[8]. Скорее всего, он разделил судьбу многих российских местных архивов – стал жертвой нередких пожаров или человеческого безразличия и нерадения.

Печенгский монастырь основан прп. Трифоном в 1 половине XVI в. (1533 г.)[9]. Есть сообщения и о более раннем времени его «строения» – конец  XV в.[10] «Нижний» монастырский поселок в устье р. Княжуха (1550 г.) был одним из самых больших русских поселений Мурмана. В 1574 г. кроме церквей и часовен здесь находились 34 здания (дома и хозяйственные постройки, мельница, скотный двор).[11] В 1589 г. строения и братию полностью уничтожил отряд «каянских немцев». В 1590 г. монастырь переведён к устью р. Тулома под защиту Кольского острога. По писцовой книге Алая Михалкова (1608–1611 гг.) в начале XVII в. около церквей в устье реки Печенги в двух кельях жили «старцы Печенского монастыря», занимавшиеся сезонным промыслом сёмги «заборами и неводами и гарвами». Из хозяйственных монастырских построек упоминаются амбары, поварня, скотный двор, баня. Рядом, вероятно, располагался небольшой летний погост «печенцких лопарей».[12] В 1764 г. в процессе секуляризационной реформы Екатерины II Коло-Печенгская обитель была закрыта.

В 1870-х гг. в селении Монастырском (Старая Печенга), находящемся на месте древней обители, стояли десять дворов с небольшой Свято-Троицкой часовней, построенной в 1808 г.[13]

В 1881 г. в Архангельске «особая комиссия для изыскания мер к развитию различных видов промышленности в северном крае и к улучшению его благосостояния» признала возобновление Печенгского монастыря делом первостепенной важности. С 1882 г. по решению Синода обитель стала возрождаться. Территория её «нижней» усадьбы подверглась основательным перепланировкам. Активное строительство продолжалось до 1917 г.

«В первые месяцы управления о. Ионафана Трифоново-Печенгским монастырём, над могилою 116 мучеников построена деревянная часовня в честь Рождества Христова…».[14] До создания часовни братская могила представляла собой небольшой могильный холм с крестом, огороженный низкой оградой из штакетника.[15] Очень высокая часовня (19 венцов толстых деревьев) была значительно поднята над каменистой площадкой.[16] В 1905–1908 гг. часовню переделали в церковь Рождества Христова на валунном фундаменте.[17] В алтарной части располагалась специальная погребальная камера (крипта) с каменной плитой, по легенде накрывавшей останки погибших монахов.

В послевоенные годы ХХ в. алтарную часть церкви снесли. Здание долго использовалось в качестве клуба и в какой-то период, по свидетельствам местных жителей, частично разбиралось на дрова. После передачи его в 1997 г. РПЦ, в 2000 г. над алтарной частью сделано временное деревянное укрытие – невысокий каркас на цементном «ленточном» фундаменте. В очень ветхом состоянии церковь простояла до сильного пожара 2007 г. После этой катастрофы руины были полностью разобраны, а вся территория «для благоустройства» засыпана слоем мелкого щебня. В настоящее время памятник бытует только в археологическом контексте.

Существовали ли фортификационные постройки в Печенгском монастыре в XVI в.? Ряд исследователей считают это несомненным фактом и помещают укреплённый центр поселения на правом берегу устья р. Княжуха.[18] Но в данном вопросе можно согласиться с мнением, что скорее всего, как и большинство монастырей России, построенных в ХVI–XVII вв., обитель на Мурмане не была рассчитана на отражение нападений и не имела специальных оборонных сооружений.[19] Если ограда и строилась как обязательное условие отделения обители от мира, то обычно она была невысокой, символичной.

Работы 2011 г.

Методика. При работе использована методика, выработанная в последние годы на археологических памятниках церковной архитектуры. Это так называемый метод «малодеструктивных раскопок»: вскрытие с целью понимания планировки и стратиграфии памятника, но с сохранением всех элементов объекта in situ.[20]

Кроме выполнения обычных археологических задач по уточнению местонахождения усадьбы монастыря XVI в., определения характера залегания и степени сохранности культурного слоя и архитектурных остатков на его территории, по просьбе заказчика первоначально обследовано место алтаря церкви Рождества Христова, где по преданию располагалась «братская могила 116 мучеников» – жертв нападения 1589 г. Раскопки проводились обычным порядком по горизонтальным слоям толщиной 0,1 м мелким шанцевым инструментом. Грунт дополнительно просеивался на сите с делением в 4 мм.

Алтарная часть церкви Рождества Христова находится на левом берегу р. Печенга, на юге одноименного поселка, в 0,13 км к северо-востоку от моста на шоссе Мурманск – Печенга (М-18), на ровной площадке на высоте 11,5 м над уровнем реки, в 120 м к северу от воды. Первоначальный рельеф приустьевого участка левого берега реки существенно изменён. До проведения раскопок было понятно, что в результате хозяйственной деятельности в ХХ в. – различного рода нивелировками, строительством зданий, памятного знака, моста, автомобильной и железной дорог, прокладкой коммуникаций и проведением благоустройства – на большей части площади берега реки культурный слой существенно нарушен или уничтожен.[21] На поверхности площадки, где стояла церковь Рождества Христова, отсутствует растительность и какие-либо внешние признаки руинированных остатков.

Выбор места для поискового шурфа был изначально ограничен контурами алтарного фундамента 2000 г. Очень удачным оказалось решение обследовать южную часть строения, так как в границах небольшого исследованного участка площадью 7,22 м² (3,5х2,2 м), несмотря на антропогенную нарушенность слоя, удалось зафиксировать два соприкасающихся объекта XVI в. – остатки деревянной стены и могильную (?) яму. Восточной и южной стенками шурфа является стена фундамента. Стратиграфические наблюдения осуществлялись по западной и северной сторонам шурфа. Антропогенные накопления можно разделить на две части: слои, связанные с «поздней» нивелировкой места алтаря церкви и позднесредневековые культурные отложения с остатками строений.

«Яма» находится в северной части шурфа. Грунт в её заполнении очень плотный. Наверно, это объясняется тем, что на месте алтаря проходил автомобильный проезд. Стратиграфическую колонку ямы по характеру заполнения можно разделить на три хорошо визуально разделяющихся слоя.

1 слой (0–0,2 м) – следы недавних мероприятий после пожара 2007 г.: пласт современного мелкого дорожного щебня, мощностью 0,1–0,2 м. Он имел наибольшую толщину на участках ближе к центру алтарной пристройки, что говорит о наличии здесь общего западания поверхности в момент последнего пожара.

2 слой (0,15–1,1 м) – перемешанный единый массив современного строительного мусора, кирпичной крошки с мелкими осколками кирпича, кусочками серого известкового раствора и отдельными комьями светло-серой глины, мощностью 0,6–0,9 м. Крупные части кирпичей и куски с клеймами отсутствовали. Обжиг их ровный, тесто одинаковое по цвету – бурое. По наличию на кирпичном ломе следов копоти, можно предположить, что это остатки печи. В самом верху горизонта присутствовали угли, зольность и общая чёрная цветность, но их мы связываем с пожаром 2007 г. Отметим, что при раскопках нижних слоёв ямы хорошо ощущался характерный запах могильного тлена.

3 слой – ледниковые отложения серой глины (материк), проступившие на уровне 1,1 м от с.д.п.

Очень затрудняли процесс раскопок крупные камни и валуны, самые значительные из которых имели размеры 0,6х0.8х0,7 м и вес до 150 кг. Они не составляли единой кладки и не являлись остатками какой-либо каменной конструкции. Камни в верхней части заполнения ямы имели следы копоти. Первоначально они удалялись из раскопа с помощью лебёдки, но на глубине 1,15 м от с.д.п. доставать их стало невозможно.

«Стена». Важнейший результат работ 2011 г. – обнаружение в южной части шурфа хорошо сохранившихся обугленных остатков деревянного строения. Первые фрагменты угольной древесины проступили сразу под балластным слоем щебня на уровне 0,22 м от с.д.п. По мере углубления расчищена часть конструкции. Её сильно повредил фундаментный ров 2000 г., отступающий от бетонной стены на 0,2–0,4 м и проходящий по восточному и южному краям шурфа. Всего выявлены четыре венца завалившейся к югу стены. Между брёвнами находятся тонкие прослойки жёлтого песка (мощностью 0,05–0,07 м).

Небольшие песчаные отложения древних речных наносов (мощностью 0,5 м), в которых залегает конструкция, подстилает слой однородной серой глины – материк, который проступил на уровне 0,65–0,68 м от с.д.п. Желтый песок хорошо контрастировал с серым цветом материковой поверхности. Раскоп доведён до материка на всех участках, где отсутствовали остатки стены. В слое песка не фиксировались общие следы огненной стихии – зольность, прокаленность, отдельные угли. Это, возможно, указывает на незначительную степень возгорания или наличие снежного покрова, не дающего жару воздействовать на почву.

Для сохранности остатков дерева пожар сыграл свою «положительную» роль: уголь не подвергся гниению. Брёвна прослежены на длину 3–3,2 м и уходят в западную стенку шурфа. По линии запад–восток они располагались сравнительно ровно: на протяжении 3 м разница в уровнях составила не более 3–5 см. Верхний слой сильно разрушен, уголь раскрошен. Брёвна под воздействием грунта типично «сплюснуты» (до толщины 0,07–0,08 м), но хорошая сохранность обугленной древесины позволяет с большой степенью достоверности реконструировать конструкцию стены.

Рубка здания произведена «в обло» с небольшим выпуском концов поперечной стены на 0,1 м. Отчётливо видны полукруглые врубки, сделанные в нижних бревнах. Торцы опилены. В качестве строительного материала использованы стволы деревьев хвойных пород (сосна?). Диаметр окоренных бревен, уменьшившийся в ходе обугливания – 0,28–0,36 м. Обычно в северорусском строительстве жилых и хозяйственных сооружений использовали бревна диаметром не более 16–30 см.[22] Например, вертикальный тын острога Колы в начале XVII в. был сделан из стволов деревьев толщиной 22 см (5 вершков).[23] Нижняя часть первого венца, соприкасающаяся с грунтом, не обуглилась и остатки древесного тлена отобраны на радиоуглеродный анализ. Стена поставлена без фундаментных подкладок непосредственно на твердый массив глинистых ледниковых отложений. Остатки полового настила также не прослежены. Не исключено, что пол был поднят высоко над землёй и раскопанная часть сруба – это венцы ниже уровня дощатого настила. Отсутствие фундамента или использование самых простейших элементов – подкладок под нижним венцом – общая древнерусская традиция домостроительства.[24]

До нивелировки террасы в процессе строительных работ уровень древней дневной поверхности XVI в. находился на 0,7 м ниже современного состояния. Можно исключить предположение, что стена была заглублена в почву. Также просматривается конструктивная связь между ямой и стеной. Вероятно, что обугленные брёвна перекрыты грунтом выброса при создании рядом находящейся ямы, выкопанной с небольшим временным промежутком после пожара, а песок законсервировал хрупкий уголь.

Радиоуглеродное датирование. Калиброванный календарный возраст образца древесного тлена нижней части первого венца стены приходится на интервал 1489–1603 гг. – 74,3% (2 сигмы). Более узкий интервал по 1 сигме (53,3%) – 1531–1591 гг. Радиоуглеродная дата образца – 317±25 ВР (SPb 485).

Калиброванный календарный возраст крупного образца угля, взятого из нижнего бревна на уровне 0,68 м от с.д.п. приходится на интервал 1489–1603 гг. – 71,2% (2 сигмы). Более узкий интервал по 1 сигме (44,8%) – 1521–1577 гг. Радиоуглеродная дата образца – 305±30 ВР (SPb 484).[25] Таким образом, можно уверенно датировать время строительства и гибели здания XVI веком. Если в ходе раскопок и существовало предположение, что обнаруженные остатки стены – это следствие какого-то «позднего» пожара, то после получения радиоуглеродных определений, сомнения в отнесении руин к трагическим событиям 1589 г. во многом отпали. Однако, в данном случае нельзя не упомянуть, что, по мнению ряда исследователей, возможно, в XVI в. монастырь в устье р. Печенги трижды подвергался нападению и дважды сжигался.[26]

При сохранившихся брёвнах естественно использовать для определения возраста постройки дендрохронологический анализ, эффективно применяемый при изучении средневековых объектов. Дендрохронологическое исследование древесины, существующей в виде угля, для российских лабораторий, работающих с археологическим деревом, пока является уникальным опытом.[27] Кроме того, для этого региона отсутствуют абсолютные дендрошкалы графиков роста годовых колец до XVIII в., что не позволяет сопоставить исследуемые материалы с ранее датированными эталонными образцами.

Находки. Несколько удручает почти полное отсутствие «древних» находок в границах исследованного участка. Возможно, они были перемещены во время создания ямы. Также не исключено, что около стены, по каким то причинам, отложения бытового характера не накапливались.

Предметы в заполнении ямы – это перемешанный материал периода 1940–1990-х гг. В верхних слоях встречались вещевые реалии 2 половины ХХ в.: фрагменты шифера, осколки бутылочных, баночных и оконных стекол, фаянсовой посуды (блюдца и тарелки), «индустриальный металл» – обломки предметов (4), пуговицы от советского солдатского обмундирования (3), резиновое кольцо, крупные кости животных (корова?), фабричные железные гвозди (7), монета 15 коп. 1961 г. и т.п. Редкие более ранние находки: часть медной декоративной накладки, фрагмент железного подсвечника, маленькие мелкие пластинки слюды (2) и кованные гвозди (5), которые не возможно датировать определённо.

Доказательством того, что заполнение ямы возникло единовременно, могут служить не только вышеприведённые стратиграфические наблюдения, но и мелкие фрагменты осколков шифера, однообразной фаянсовой посуды и зелёного бутылочного стекла, встречавшиеся до уровня 0,68 м от с.д.п.

При расчистке стены обнаружена только одна находка – створка раковины моллюска. Она находилась на глубине 0,28 м от с.д.п. и не несёт на себе следы термического воздействия. Интересна ситуация её попадания в культурный слой. Вполне вероятно, что это произошло случайно, но по этнографическим и археологическим данным раковины моллюсков иногда включались в набор вотивных приношений («прикладов») при строительстве дома [28] или привозились в качестве сувениров – реликвий из паломнических поездок в Святую землю.

Плита и землянки. Описывая церковь Рождества Христова в п. Печенга, мы не можем обойти вниманием каменную плиту, найденную В.А. Мацак на склоне берега реки и, по преданию, накрывавшую захоронение «убиенной братии» в крипте.

На территории европейской части России существуют следующие основные типы каменных сооружений над местами погребений: кресты, стенные и намогильные плиты. В позднесредневековой Руси выделяют две географические зоны их распространения: в областях Пскова и Новгорода и тяготеющих к ним земель преимущественно устанавливались монументальные каменные кресты,[29] а в Центральной и Северо-Восточной России – плоские каменные плиты.[30] Последние особенно характерны для монастырских некрополей и связываются с московской культурной традицией.[31] В центральных районах России профессиональные «резцы каменных дел резали на камени наружные слова и золотили и красками наводили гробницу».[32]

Печенгская плита сделана из «дикого каменя». Обработка грубая: на двух торцах и верхней плоскости плиты видны следы от стёсывания металлическим инструментом поверх продольной оббивки и ещё на двух краях – только негативы от стёсывания. Этим создавалась в плане подпрямоугольная форма камня (182х196х30 см), прямые торцы и плоская поверхность лицевой стороны плиты. Следы шлифовки отсутствуют. На лицевой поверхности камня нет никаких выбитых изображений и текстов, что странно. Если плита действительно служила в качестве надгробия, то по традиции позднего Средневековья соответствующий текст или христианские символы на неё нанесли бы. [33] Но есть и исключения, например, традиция накрывания неглубокого погребения каменной плитой без надписей и изображений, а только с характерными следами от обработки железным инструментом (желобки, «ёлочка») известна на позднесредневековых церковных кладбищах монастырей Новгорода. [34] В целом, плита производит впечатление незаконченного изделия использованного в качестве надгробия. Вполне возможно, что первоначально она не соотносилась с «братской могилой».

В тексте «Старинного Датского документа о разорении Печенгского монастыря» существует упоминание о двух землянках на речном острове, в которой скрывались от разбойников два спасшихся монаха[35]. При осмотре островов в нижнем течении реки, на самом южном из них, располагающемся напротив исследованного храма, найдены две глубокие ямы прямоугольной формы (5х7 м), с отвесными стенками и размытым паводками дном. Опираясь на опыт работ, уверено можно определить одну из них как остатки крытого земляного сооружения, время создания которого пока неизвестно.

Выводы. В ходе небольших работ 2011 г. найден культурный слой начального периода существования обители (XVI в.). По данным радиоуглеродного датирования археологизированные остатки деревянной стены, скорее всего, относятся к монастырским строениям, сгоревшим в 1589 г. Это позволяет выдвинуть предположение о том, что центр усадьбы Печенгского монастыря в XVI в., вероятно, находился на левом берегу реки около места остатков современной церкви Рождества Христова, а не рядом с устьем р. Княжуха. Полученные результаты вносят положительную корректировку в наши «пессимистические» представления о сохранности культурных отложений на этом участке, хотя хорошо понятно, что «точечная» шурфовка часто мало продуктивна при оценке состояния памятника.

Выявленную в шурфе конструкцию предварительно можно интерпретировать как фрагмент двухкамерного дома – цельнорубленного «пятистенка» на невысоком подклете. Учитывая незначительность вскрытой площади, преждевременно точно атрибутировать сгоревшее деревянное здание. В пользу осторожного предположения о том, что это остатки стены церкви, говорит отсутствие бытовых находок, ориентация здания по длиной оси восток–запад и, вероятно, намеренное «подзахоронение» братской могилы. Наверно, неслучайна и находка клада серебряных монет периода царствования Ивана IV, обнаруженного при строительстве фундамента храма в 1905 г.[36] Это была монастырская казна, традиционно укрывавшаяся в тайниках в церкви.[37] Такая традиция бытовала не только в России. Например, Г. Хольст в работе о церковных кладах Норвегии указывает, что большинство находок происходили именно из-под пола средневековых церквей.[38]

К сожалению, вопрос с «криптой» остался до конца не прояснён. Несомненно, массовое захоронение жертв набега существовала: «Плоти рассечённыя, згоревшия части, собраху и погребоша честно». Скорее всего, это было общее безгробовое захоронение, осуществлённое на «освященной земле» около церкви. Но на очень небольшом исследованном участке ямы (площадью около 3 м²), примыкающем к сгоревшей стене, костные останки не обнаружены. Не нашли их и при проведении земляных работ при создании фундамента сначала часовни, а потом церкви в 1890 и 1905 гг. По православной традиции собранные на кладбище разрозненные человеческие кости обязательно укладывались (часто в анатомическом порядке) в специальные «костницы» или аккуратно подзахоранивались к новым погребениям. Отметим также практику неглубоких (максимально до 0,7–0,8 м) христианских захоронений на Русском Севере вплоть до XIX в.

Мы склоняемся к предположению, что яма сделана с учётом рядом расположенных остатков стены, т.е. вероятно, с очень небольшим временным промежутком после пожара. Но нельзя полностью отрицать случайность ситуации «корректного» возникновения этих двух объектов.

Таким образом предварительные работы 2011 г. пока не подтвердили легенду о нахождении в алтарной части церкви Рождества Христова братской могилы 116 мучеников. Это не исключает, что продолжение изысканий не даст другого результата.

Заключение. Открытие остатков знаменитой православной обители Мурмана трудно переоценить. Но даже при ощутимом успехе, на данном этапе  изучения наши построения пока очень уязвимы для критики и дискуссионны. Более точная локализация исторической части п. Печенга возможна только при продолжении археологических работ.

Основной задачей последующего археологического изучения является выделение сохранившихся участков культурного слоя ХVI–ХVIII вв. Даже при большой степени его нарушенности информационный потенциал древней усадьбы Печенгского монастыря очень высок. При проведении широкомасштабных раскопок, полученные коллекции могут стать эталонными для анализа материальной культуры периода позднего Средневековья – Нового времени Кольского п-ва.

В будущем, кроме удовлетворения конкретного научного интереса, нужно стремиться, чтобы культурный слой позднесредневекового центра Печенгского монастыря не пополнил список невосполнимых утрат исторических памятников Мурманской области. Проведение охранных исследований не просто приоритетное направление, оно служит делу физического сохранения памятника.

Археологизированные следы древнего монастырского центра –одновременно и объект историко-культурного наследия и христианская святыня. Возникает вопрос о последующей мемориализации этого места и «цивилизованного» включения его в паломнические и туристические маршруты Мурманской области. Возможны различные варианты – установка поклонного креста, памятного знака, часовни, различные виды реконструкций, экспонирование руинированных остатков с созданием специальной вымосток и т.п. Трифоново-Печенгский монастырь может стать уникальным православным памятником Заполярья и прекрасным научным источником по истории освоения Русской Лапландии. Данное краткое сообщение – хороший повод для возобновления дискуссии по различным вопросам раннего периода становления Православия на Крайнем Севере Европы.

Выражаю искреннюю признательность всем, без чьей поддержки и понимания открытие новых страниц церковной археологии Русской Лапландии было не возможно: архиепископу Мурманскому и Мончегорскому Симону, игумену Даниилу (Топоеву), монахам и трудникам Трифоново-Печенгского монастыря, игумену Митрофану (Баданину), о. Сергию (Поливцеву) и работникам Мурманского паломнического центра, о. Сергию (Шарафетдинову), о. Силуану (Николаеву), мэру п. Печенга Э. Затона и В. Мацак и многим другим небезразличным жителям Мурманской области.

Вернуться в библиотеку