Вернуться в библиотеку

М.М. ШАХНОВИЧ

АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ РАБОТЫ ПО ПОИСКУ «БРАТСКОЙ МОГИЛЫ 116 МУЧЕНИКОВ» ТРИФОНОВ-ПЕЧЕНГСКОГО МОНАСТЫРЯ

История «нижнего» Печенгского монастыря и церкви Рождества Христова. Крупнейший на Кольском п-ве Печенгский монастырь основан известным подвижником Православия в Русской Лапландии прп. Трифоном в 1 половине XVI в. (1533 г.) [1, с. 46]. Есть сообщение и о более раннем времени его «строения» – конец XV в.: «И в той Лопской земле стоит монастырь Печенгской болши ста лет, и почали его строить ещё при великом государе царе и великом князе Василие Ивановиче всея Руси… » [2, c. 383]. В Книге Большому Чертежу (середина XVI в.), обе усадьбы  Печенгского монастыря уже отмечены: «… а река Печень вытекла из озера и пала в морскую проливу, а у морской проливы на усть реки Печени два монастыря Печенские» [3, c. 167].

В 1570-х гг. «нижний» монастырский поселок около устья р. Княжуха (1550 г.) был одним из самых больших русских поселений Мурмана. В 1574 г. кроме церквей и часовен здесь находились 34 здания (дома и хозяйственные постройки, мельница, скотный двор): «Монастырь Печенской стоит на усть реки Печенги, а в нём церковь древяная ж Успения Пречистые Богородицы с трапезою и c келарскою, да другая церковь древяная ж Зосима и Саватия Соловецких чюдотворцов, да на той же реке Печенге на усть реки Манны монастырь Печенской первоначальной, а в нём церковь древяная ж Троицы Живоначальные беспенья с трапезою, да в тех же монастырех 17 келей, а вних старцов 58 человек да вкладчик да 5 изб служивых, вних слуг и дьячков церковных 53 человека да хлебня споварнею да изба токарня да две клети казенных да двор коровей, а в нём 2 человека коровников да конюшей да 2 анбара да кузница. И в 98 г. те монастыри и вних церквы и кельи и служни избы и иные монастырские дворы и анбары сожгли свейские немцы и игумена збратьею да слуг монастырских 95 человек побили» [4, с. 432].

Зимой 1589 г. монастырские строения и братию полностью уничтожил отряд «каянских немцев». Поэтому в 1590 г. монастырь официально был переведён к устью р. Тулома под защиту Кольского острога. По писцовой книге Алая Михалкова (1608–1611 гг.), в начале XVII в. в устье реки Печенги в двух кельях жили старцы Печенского монастыря, занимавшиеся сезонным промыслом сёмги заборами, неводами и гарвами. Из хозяйственных монастырских построек упоминаются амбары, поварня, скотный двор, баня. Рядом, вероятно, располагался небольшой летний погост «печенцких лопарей»: «…На усть реки Печенги да 2 церковных Успения Пречистые Богородицы да Зосимы и Саватия да часовня поставлена для Лопского крещения и веры православныя да 2 кельи, вних живут старцы Печенского монастыря переменяяся по годом приезжая из монастыря да 2 анбара да поварня да коровей да хлев да баня да 15 мест келейных» [4, с. 432].

В 1764 г. в ходе секуляризационной реформы Екатерины II Коло-Печегская обитель была закрыта. В 1870-х гг. в селении Монастырском (Старая Печенга), находящемся на месте древней обители, стояли десять дворов с небольшой Свято-Троицкой часовней, построенной в 1808 г. В 1883 г. часовня в Печенгской колонии временно переделана в приходский Свято-Трифоновский храм: «церковь эта зданием прочна, утварию и ризницею посредственна» [5, c. 226]. В 1900 г. здание церкви перенесено в соседний посёлок Баркино [6, c. 32].

В 1881 г. в Архангельске «особая комиссия для изыскания мер к развитию различных видов промышленности в северном крае и к улучшению его благосостояния», созданная по инициативе губернатора Н.М. Баранова, признала возобновление Печенгского монастыря делом первостепенной важности. С периода 1882 г. по решению Синода обитель стала постепенно возрождаться. В июле 1886 г. в Печенгу приехал строитель обители Никандр с немногочисленной братией.

В ходе воссоздания монастыря территория его «нижней» усадьбы (современный п. Печенга) подверглась основательным перепланировкам, и активное строительство продолжалось до 1917 г. «В первые месяцы управления о. Ионафана Трифоново-Печенгским монастырём, над могилою 116 мучеников построена деревянная часовня в честь Рождества Христова…» [7, с. 44]. До создания часовни братская могила представляла собой небольшой могильный холмик с внушительным крестом, огороженный низким забором из штакетника: «Место древней обители было заселено самовольно поселившимися колонистами, а на могиле ста шестнадцати убиенных стоял деревянный крест, обнесённый деревянной решёткою и небольшая около могилы церковь с ветхим для священника домиком, окружённым складочными амбарушками коренных жителей-лопарей Печенгского погоста» [7, c. 39]. Очень высокая часовня (19 венцов) была значительно поднята над каменистой площадкой [8, c. 230]. В 1905–1908 гг. часовню перестроили в церковь Рождества Христова на массивном валунном фундаменте [8, c. 234]. В алтарной части располагалась специальная погребальная камера (крипта) с каменной плитой, по легенде накрывавшей останки погибших монахов.

Монастырь официально ликвидирован большевиками в 1920 г., но продолжал существовать в период 1921–1940 гг., когда Печенга входила в состав Финляндии. Церковь Рождества Христова была властями передана лютеранской общине Петсамо.

В послевоенные годы ХХ в. алтарную часть церкви снесли, были утрачены четверик, главки с крестами на четверике и над алтарной частью, реконструированы кровля, окна, входы, интерьеры. Здание долго использовалось для прозаичного бытового назначения: в качестве клуба, склада, конторы, общежития для рабочих и в какой-то период, по свидетельствам местных жителей, даже частично разбиралось на дрова. В 1995 г. здание бывшей церкви Рождества Христова получило статус охраняемого памятника культуры.

После передачи его в 1997 г. РПЦ, в 2000 г. на месте алтаря сделано временное деревянное сооружение – невысокий домик на цементном «ленточном» фундаменте. Церковь в очень ветхом состоянии простояла до сильного пожара 1 декабря 2007 г. После этой катастрофы руины были полностью разобраны, а вся территория «для благоустройства» засыпана слоем мелкого щебня. После пожара памятник существует только в археологическом контексте.

Выявленный объект культурного наследия «Печенгский монастырь» находится в государственном реестре, [1] но в Комитете по культуре и искусству Мурманской области удалось ознакомиться только с паспортом на объект культурного наследия «Церковь Рождества Христова» в п. Печенга от 14.03.2007 г., составленный Е.В. Володиной. [2] По нему мы можем воспроизвести описание церкви в период непосредственно перед пожаром. Церковь деревянная, из крупных брёвен, рубленная «в лапу», из трёх разношироких и разновысоких объёмов, односветная, бескупольная, зимняя. Возведена на невысоком цоколе (0,3 м), сложенном из природных валунов. Фундамент церкви бутовый, ленточный, усилен по центральной оси здания железобетонными столбами. Крыша круглая, двускатная, чердачная. Фронтонные свесы кровли украшены резными деревянными причелинами. На фронтонах центрального и западного срубов установлены восьмиконечные кресты. Кровля шиферная. На северном и южном фасадах – по два окна прямоугольной формы, без наличников. Размеры притвора – 8,6х7,7 м, центрального помещения – 16х12,5х3 м. Алтарь в плане прямоугольный (6,4х6хх4,4 м), с килевидной крышей (по типу «бочки»), под оцинкованным железом. Окна алтарной пристройки высокие, полуциркульные. Вход в церковь с восточной стороны. Он оформлен широким крыльцом (на всю ширину притвора), обрамлён перилами с резным ограждением (7,7х3 м). Двери в храм одностворчатые, с навесом, украшенным подзорами и поддерживаемым двумя резными витыми столбиками. Наличники дверей резные. В 2005 г. здание было подключено к центральному отоплению, но в трапезной стояла печь.

История археологического изучения п. Печенга. В 1965 г. экспедиция ЛОИА АН СССР под руководством Н.Н. Гуриной на левом берегу устья р. Печенга обнаружила остатки двух стоянок каменного века [9, с. 7; 10, с. 95]. В 1972 г. в среднем и нижнем течении реки Печенга (приток р. Лоутонйоки) зафиксированы ещё четыре пункта находок отщепов и орудий из кварца и сланца [11, с. 7–8]. Только одна стоянка, Печенга IV, была датирована определённо – периодом позднего неолита [12, с. 74]. Выше по течению реки берега не обследовались. В 1981 г. студенты-археологи ЛГУ во время военных сборов недалеко от п. Луостари на оз. Питкярви нашли памятники саамской культуры: группу из семи камней-сейдов и остатки жилища [13, с. 8–10]. Небольшое число известных памятников археологии свидетельствует только о незначительной степени изученности этого района. Конкретно на древней усадьбе Печенгского монастыря археологические изыскания до 2011 г. не проводились.

В 2011 г. по инициативе Трифонов-Печенгского монастыря М.М. Шахнович осуществил небольшие работы в южной части алтаря церкви Рождества Христова. В шурфе (7,2 м²) были выявлены остатки сгоревшего дома (четыре обугленных венца) и валунная кладка в яме – фундамент алтаря. Календарный возраст образцов древесного тлена и угля строения приходится на интервал 1489–1603 гг. Таким образом, в 2011 г. на р. Печенга был найден культурный слой начального периода существования обители – XVI в. [14, c. 166–177]. Успешное начало обследованию древнего места Печенгского монастыря было положено, но в то же время основная задача, поставленная перед экспедицией: поиск «могилы 116 мучеников», не реализована.

В 2015 г. по просьбе епископа Североморского и Умбского Митрофана (Баданина) и настоятеля Свято-Трицкого Трифонов-Печенгского монастыря игумена Давида (Дубинина) работы около церкви Рождества Христова в п. Печенга были продолжены.

Задачи исследований 2015 г. кратко можно сформулировать следующим образом:

- выяснение характера и конкретных границ фактического распространения сохранившегося культурного слоя на ОАН «Печенгский монастырь», выявление возможных конструкций и объектов;

- исследование состояния грунтов вокруг здания над алтарём церкви Рождества Христова, мощности и стратиграфии напластований культурного слоя;

- выявление и последующая локализация мемориального исторического объекта – «братской могилы 116 мучеников».

Сама по себе задача «поймать» яму братской могилы и остатки деревянной церкви XVI в. в современных условиях очень непроста. К началу работ в 2011 г. никаких наземных следов от остатков храма уже не существовало. Археологические сведения, объективно свидетельствующие о территории «нижней» усадьбы Печенгского монастыря, искусственные и естественные обнажения грунта, которые бы позволили понять площадь распространения и характер культурного слоя без проведения земляных работ отсутствуют. При определении места изысканий опереться мы могли только на результаты наших работ в 2011 г., по которым удалось выявить локально сохранившийся культурный слой и остатки строения 2 половины XVI в. и очень небольшой блок архивных исторических фотодокументов данного участка п. Печенга.

Церковь и прилегающая территория нечасто, но были запечатлены на панорамных фотоснимках конца XIX – 1 половины ХХ вв. На имеющихся в нашем распоряжении не очень хорошего качества фотографиях, в большинстве случаев ракурс съёмки неудачный для совмещения их с современной топоосновой. И всё же, по трём фото, сделанным с правого берега реки Печенга и с возвышенности к северо-западу от церкви (современный мемориальный комплекс), удалось приблизительно определиться с приоритетным местом для поиска места захоронения. Это участок к востоку и северо-востоку от церкви – между алтарём и сегодня не сохранившейся часовней, поставленной над легендарной «братской могилой» (рис. 1).

При неясности состояния культурного слоя памятника и исторической топографии монастырской усадьбы, при незначительности бюджета и рабочей силы и краткости времени, осуществлять большие по площади археологические раскопки представлялось нецелесообразным. Работы в 2015 г. носили ограниченный, поисковый характер, захватывая только участок вокруг алтаря церкви Рождества Христова. В предположительно «перспективных» местах площадки вокруг ныне существующего сооружения над алтарём сгоревшей церкви, с северной, южной и восточной сторон, размещены в единой координатной сетке пять шурфов площадью по 2 м² (1х2 м), общей площадью 10 м² (рис. 2).

Методика работ. Все шурфы закладывались в единой системе координат, ориентированы по линии север – юг – приблизительно перпендикулярно стене надалтарного строения. Разборка культурного слоя производилась по методике т.н. «медленных раскопок». Технические возможности экспедиции были ограничены, и в шурфах верхний слой строительного балласта разбирался и вынимался вручную по слоям мощностью 0,2 м. Ниже явного балласта (с уровня 0,5–0,6 м от с.д.п.) грунт исследовался с помощью «мелкого» шанцевого инструмента методом горизонтальных зачисток, по 1–2 см толщиной, по горизонтальным пластам мощностью по 0,1 м. Внутри пласта исследования велись по слоям, различающимся по структуре и цвету. Находки фиксировались по условным горизонтам толщиной 0,1–0,12 м. Весь грунт дополнительно просеивался на мелкоячеистом металлическом сите с ячеёй в 4 мм, позволяющем полнее извлекать находки из слоя, а также проверялся на наличие археологических металлических находок металлодетектором, что дало положительные результаты.

Общее описание. Река Печенга (длина 101 км) впадает в одноимённый залив Баренцева моря, который углубляется в материк на 16 км. Церковь Рождества Христова, вокруг алтаря которой происходили работы в 2015 г., находится на ровной площадке левого берега реки, в южной части поселка Печенга (т.н. «Старая Печенга»), в 0,13 км к северо-востоку от моста на шоссе Мурманск – Печенга (М-18), на высоте 11,5 м над уровнем воды в реке, в 120 м к северу от воды. Современный рельеф этого участка берега относительно ровный, без резких перепадов, с небольшим уклоном к югу в сторону реки и ощутимым подъёмом в сторону насыпи шоссе. Естественными границами памятника на юге будет обрыв и крутой склон спуска к реке, в 30 м к югу от церкви, с запада – крутой скос шоссе. С востока и севера «церковный» участок ограничен металлическим забором, отделяющим его от воинской части.

На территории «старой усадьбы» монастыря в настоящее время расположены кирпичные здания, в которых размещены службы коммунального хозяйства поселка и воинской части. К моменту начала проведения археологических работ большая часть «монастырского участка» использовалась в качестве свалки армейских автомашин и металлического мусора, размещения небольших огородов и деревянных подсобных строений, а также складирования остатков брёвен сгоревшей церкви. На поверхности площадки, где стояла церковь, отсутствует растительность и какие-либо внешние признаки руинированных остатков.

При консультации с работниками коммунально-эксплутационной части (КЭЧ) было установлено, что подземное пространство на этой территории в основном свободно от инженерных коммуникаций. Единственная траншея, соединяющая гаражи и здание КЭЧ, проходит с севера на юг, в 15 м к востоку от алтаря церкви.

До проведения раскопок было понятно, что в результате активной хозяйственной деятельности в разные годы ХХ в. – различного рода нивелировками, строительством зданий, памятного знака, моста, автомобильной и железной дорог, прокладкой коммуникаций и проведением благоустройства – на большей части площади берега реки культурный слой существенно нарушен или уничтожен: «Когда с 1 по 15 октября … уравнивалась площадь около церкви и укреплялась береговая сторона реки Печенги с целью подкрепить и привести в благовидный вид местность около храма, так как он построен на откосе горы, называемой «Глядень» (от слова «глядеть») … При работах и раскопках земляных находили множество углей закладных брёвен, столбов и вещей домашнего обихода: топоров, мотыг, горшков глиняных в разбитом виде, слюдных обрывков, вероятно оконных, человеческия и животные кости» [7, c. 78]. Территория вокруг церкви притерпела значительное «благоустройство» ещё в период её строительства – в начале XX в. (1906 г.). Если судить по фотографии конца XIX в., то площадка была очень сильно обвалунена. Вероятно, эти камни пошли на строительство церковного фундамента: «Вырыты канавы глубиною 3 арш., шириною 2 арш., и забучен бут для основания деревянной церкви при братской могиле 116 страдальцев, на что употреблено более 30 куб. булыжного камня. … Выровнены и увеличены две площади: 1-я вокруг деревянной церкви на братской могиле…» [7, c. 65; 8, рис. 264].

Братская могила. [3]

Остановимся подробнее на ситуации с местонахождением «могилы 116 мучеников» в Печенге в ХIX в. Обычно в качестве источников по этому вопросу используются эмоциональные воспоминания туристов и паломников, посещавших обитель, и литературный очерк 1885 г. профессора Королевского университета Христиании Й.А. Фрииса. Мы можем опереться только на свидетельства летописца обители Д.А. Ануфриева и писателя-историографа Н.Ф. Королькова [7; 15]. Нельзя не отметить, что произведения этих авторов не являются историческими исследованиями и представленная в них монастырская хроника периода восстановления не избежала схематичности, тенденциозности и некоторых неточностей в изложении.

Итак, к моменту прибытия на реку Печенга первой группы монахов в 1886 г., на месте бывшей нижней усадьбы монастыря располагались небольшая Свято-Троицкая часовня (построена в 1808 г.), рядом с ней «место братской могилы» – холмик с высоким крестом, домик священника и хозяйственные строения местных жителей [7, c. 39]. На нечёткой фотографии этого времени, сделанной с севера, видно, что крест установлен в нескольких метрах к юго-западу от входа в церковь. Мы можем только предполагать насколько верно нахождение «могилы 116 мучеников», показываемой паломникам, во второй половине XIX в. отражало истинную ситуацию с реальным местом захоронения 1590 г. Из устных свидетельств существовали только популярные у местного населения предания о легендарных исторических событиях конца XVI в., охотно пересказываемые в записках путешественников.

«В первые месяцы управления о. Ионафана Трифоново-Печенгским монастырём, над могилою 116 мучеников построена деревянная часовня в честь Рождества Христова…», – пишет Н.Ф. Корольков [7, c. 44]. Строительство начато зимой 1890 года, и на фотографиях здание часовни выглядит очень внушительным, высоким, капитально возведённым сооружением: 19 венцов толстых брёвен, специально привезённых из Архангельска, валунный фундамент, железная крыша с куполом на барабане.

По замыслу игумена, часовня должна была «накрыть» место могилы. Специально для того, чтобы убедиться в наличии захоронения и его облагородить, в будущем своеобразном «склепе» произвели небольшие поисковые земляные работы, которые не дали желаемого результата. Не были найдены костные останки и «при копании ям для подстенных устоев» часовни, хотя «какой то помост из плит» и «церковные вещи» упоминаются:

 «В декабре 1890 г., при копании ям для подстенных устоев этой часовни, найден каменный помост из плит, на котором лежали церковные вещи – лампадка, железные скобки от подсвечников, древние крюки и слиток из камня, кирпича с вплавленной в них человеческой кровью и костями, что служит доказательством предания, что страдальцы были убиты в церквии сожжены вместе с нею» [7, c. 44]. Таким образом, единственным «доказательством» трагедии 1589 г. стал «слиток из камня, кирпича с вплавленной в них человеческой кровью и костями», который впоследствии хранился в церкви Сретения Господня вместе с другими реликвиями. Подобного рода «самочинное» освидетельствование уже проводилось настоятелем в «верхнем» монастыре, где в 1890 г. вскрывались три могилы под полом Сретенской церкви: «После вскрытия старого пола, в земле неглубоко зарытые были найдены остатки троих неизвестно кого погребённых, кости их вполне сохранились. По этому поводу отслужили над ними панихиду, зарыли в землю и поставили в головах каждого в подполе под солеею по деревянному кресту» [15, с. 18].

«Крипта» с большой намогильной плитой всё же была устроена в подклети часовни и стала главным сакральным местом «нижней» усадьбы Печенгского монастыря. Князь Е. Львов, посетивший Печенгу в 1894 г. вместе с министром С.Ю. Витте, даёт её краткое описание: «С.Ю. Витте пошёл в бревенчатую часовню или вернее небольшую церковь, не щеголяющую особым убранством и внутри. Впрочем, в ней имеется крупная достопримечательность. Её алтарь построен над могилою братии, убиенных пиратами 25 дек. 1590 года, в количестве 50 иноков и 65 послушников. Под алтарём снаружи храма имеется ход в небольшое помещение вроде склепа, с общим памятником» [16].

Выскажем ещё одну гипотезу, что настоятеля Ионафана, в контексте обыденной монастырской практики ХIX в. по созданию «мемориальных объектов» для посещения паломниками, вполне устаивала ситуация неопределённости местонахождения «братской могилы». Поэтому часовня стала возводиться не над могильным холмом, чему мешало старое здание Святотроицкой церкви, а в стороне к западу. В этом случае термин «над местом упокоения» уже изначально нёс некоторую смысловую условность, в значении «около» или «рядом».

В 1905–1908 гг. часовню перестроили в церковь Рождества Христова и специальная погребальная камера с каменной плитой, по легенде накрывавшей останки погибших монахов, стала находиться под алтарём.

Несмотря на то, что в конце ХIX в., начале и в конце ХХ в. проводились значительные земляные работы при строительстве фундаментов часовни и церкви и при выравнивании береговой площадки, приведшие к существенному уничтожению позднесредневекового слоя, могила не была найдена [7, c. 78]. Вряд ли монахи, отметившие присутствие в грунте оконной слюды, керамики, обожженной древесины и железных вещей, «пропустили» огромное скопление человеческих костей, которое могло ассоциироваться только с братской могилой.

В этой связи отметим, что в ходе нашего опроса старожилов п. Печенга и старейших работников местного ЖКХ никто не мог вспомнить случая, когда при строительстве или прокладке коммуникаций с 1970-х гг. возникали находки человеческих костей. Есть единственное упоминание о костях «под полом» дома бывшей монастырской гостиницы.

Подводя итог данному историографическому обзору, мы склоняемся к предположению, что в конце XIX – начале ХХ в. на территории «нижней» усадьбы Печенгского монастыря из-за утраты точной информации о месте захоронения жертв 1589 г. существовал мемориальный кенотаф с сопутствующей легендой. В его качестве сначала рассматривался могильный холм с крестом, а после строительства часовни Рождества Христова – своеобразная «крипта», устроенная в её высокой подклети. Хорошо описанную ситуацию резюмировал кн. Е. Львов: «Могила ещё не разыскана, но в том, что она именно здесь, никто не сомневается» [16].

Для результативности работы около церкви Рождества Христова на реке Печенга необходимо понять, как должен выглядеть объект наших поисков – «братская могила 116 мучеников». Опираясь на археологические данные можно утверждать, что в период Средневековья на территории России существовали устоявшиеся правила создания таких «множественных погребений».

Термин «братская могила» происходит из монастырского обихода и отражает общую монашескую традицию, бытовавшую в крупных монастырях Русского Севера в позднем Средневековье. Приведём пространную выдержку из описания Соловецкого монастыря неизвестного автора, датируемую 1617/1618 г.: «… Погребают их на монастыри и кладут в яме в ряд по три брата, гроб на гроб ставят, и со землёй на ровень не закапывают, но точию погребение творят землёю сыплют в мале, и во всё лето от братии мёртвых отнюд смрада не бывает, и ни малы вони. А тоя ямы, в них же пребывают мёртвых телеса, не заравнивают землёю для того, дондеже исполнится усопших вся та яма братии числом 50 или 60 и множае, и тогда с одного землёю загребут вровень. И впредь яму такову же вскопают на ином месте, и творят по тому же обычаю, яко же и прежде. А мирских людей, слуг и всяких монастырских трудников и вкладчиков, кладут их по особом месте за городом, в яму большую же в ряд по три человека, гроб на гроб ставят … и бывает по тому же яково же в монастыри над братиею творят. Прочих же христолюбцев мирских людей именитых кладут их монастыри одесную страну всемилостиваго Спаса от полудни. И погребают их со землею наровень» [17, c. 321].

Таким образом, мы можем выделить основные признаки коллективных, «братских» могил при монастырях: укладка в одну яму большого количества умерших, незначительное присыпание землёй «слоёв» гробов или тел во время погребения, преднамеренное отсутствие могильного холмика, единообразный обряд для мирян и братии, за исключением высших иерархов и «именитых христолюбцев».

Рассмотрим, как выглядели средневековые братские могилы в ситуации, сходной с погребением жертв в Печенгском монастыре – совершённые в «спокойной» обстановке зимние захоронения многочисленных жертв беспощадной резни. Например, на пепелище Старой Рязани после Батыева разорения это – общая яма глубиной около 1 м, которая делалась на уже существовавшем кладбище; тела укладывались без гробов, плотно друг к другу, в три яруса, разделяясь тонкими слоями земли, с соблюдением общих правил христианской погребальной традиции: скрещенные на груди руки, ориентация головой на запад, но без специальной «смертной» одежды [18, c. 240; 19, с. 73–75].

В подобных трагичных обстоятельствах существовала практика и массовых «свалок» трупов без соблюдения традиционного обряда и в «неподходящих», случайных местах (погреба, колодцы и т.п.). Выразительной иллюстрацией этому могут быть материалы раскопок в Ярославле [20, c. 232–256]. Скорее всего, такие примеры следует рассматривать скорее, как «санитарные захоронения», произведённые поспешно и, возможно, с преднамеренным демонстративным небрежением.

Основные наши предположения относительно «могилы 116 мучеников»:

- Погребение производилось в зимний период и поэтому было не глубоким, что не противоречит общей погребальной практике, существовавшей в это время на Севере европейской части России [21, c. 82; 22, с. 291–303];

- Могила должна находиться на освящённой земле – на уже существующем монашеском кладбище на территории монастыря, или предположительно около алтаря храма, с его северной или южной стороны;

- Не исключено, что при ситуации промёрзшего грунта в качестве места для могилы могли использовать углублённый подклет сгоревшего дома, погреб или землянку. Такие примеры известны в археологической работе. Например, на поселении Соборная горка около г. Череповец в общей могиле (2,4х1,8 м), выкопанной в полу землянки-кельи было захоронено 16 человек, предположительно братии погибшей в Смутное время [23, c. 396];

- Останки убитых только частично могли быть повреждены пожаром, т.к. полная кремация человеческого тела – это очень длительный процесс. Специальные исследования показывают, что масса кремированных останков взрослого человека составляет в среднем 2–3,5% от прижизненного веса его тела [24, p. 417–423]. Что тела погибших не были уничтожены полностью пожаром подтверждает то обстоятельство, что прибывшая зимой норвежская «комиссия» собрала их и с помощью, оставшихся в живых насельников идентифицировала, составив список убитых;

- Могила должна занимать значительную площадь. По опыту эксгумирования, общих могил госпиталей II Мировой войны, для безгробового захоронения 116 тел, в два ряда и в три яруса потребуется яма минимальными размерами 10х3х1 м, т.е. площадью 30 м² или в два ряда и два яруса – 15х3х1 м (45 м²). Например, при раскопках 2006 г. массовых захоронений периода наполеоновских войн в г. Калининграде около кинотеатра «Россия» останки 87 человек располагались в два ряда и в шесть ярусов в яме размерами 2,65х2,5х0,65 м.

Несомненно, что все высказанные соображения являются только предположениями, и для их подтверждения необходимо продолжение специальных археологических работ на памятнике.

Анализ стратиграфической ситуации. Древняя пойма реки Печенги сложена наносными песками, и, соответственно, ледниковые суглинки находятся под ними. Песчаные участки берега хорошо сохранились по краю исследуемой террасы, но, как мы видим по ситуации в шурфах, на площадке вокруг церкви они полностью отсутствуют или как тонкий слой перекрыты перемешанными слоями материковых суглинков. Естественный почвенный профиль нарушен вследствие антропогенного воздействия. Земляные работы при постройке часовни и церкви в конце ХIX – начале ХХ в. при создании мемориального комплекса на горе «Глядень» в 1985 г., шоссе и моста в 1970-х, зданий КЭЧ и гаражей (1981–1986 гг.), выравнивании площадки, засыпке верхнего участка склона береговой линии сильно изменили исторический ландшафт территории, где в древности располагался монастырь. В ходе этой деятельности ценнейшая часть культурного слоя была утрачена.

Стратиграфическая ситуация в шурфах 2015 г. сходная и незначительно отличается только мощностью слоёв, отражая единый процесс их формирования на площадке около церкви. Исследованные в шурфах напластования можно разделить на три части:

- явный отсыпанный балласт, возникший в период благоустройства прицерковного участка в 1970–1980-х гг., мощностью 0,4–0,6 м;

- следы строительных и нивелировочных работ в 1890–1900-х гг. – 0,2–0,25 м;

- предположительно «монастырский» слой XVI–XVII в., не превышающий 0,1 м.

Основная цель работ в 2015 г. – выявление «монастырского» культурного слоя. Установлено, что несмотря на сильную нарушенность, в шурфах № 2–5, предварительно, как культурный слой периода XVI–XVII в., может рассматриваться нижняя часть исследованной толщи грунта (тёмно-жёлтый с углистостью песок), включающий археологический материал и следы хозяйственной деятельности. Он сохранился незначительно, но в целом отличается от вышележащих слоёв по цветности, текстуре и глубине залегания. В одном случае (шурф 3) важным было присутствие в нём датирующих находок (монеты Ивана IV). Пока из-за отсутствия маркирующих материалов выявленный слой может иметь широкую датировку. Предполагалось, что большую ясность в вопросе его хронологической принадлежности внесут радиоуглеродные определения угля, взятого в нижней части шурфа 2 (уровень 1,1 м от с.д.п.), но результаты анализа были неожиданными: радиоуглеродный возраст образца – 1368±40 л.н. (SPb 1836), а калиброванный календарный возраст пришёлся на интервал 600–714 саl AD (90%).

Как сформировалось современное состояние культурного слоя? Анализ стратиграфической ситуации показывает, что он был срезан, удалён или перемешан, а впоследствии его остатки перекрыты перемещённым грунтом в ходе благоустройства территории вокруг церкви в 1980-е гг. Погребённый слой песка сейчас не представляет собой сплошного пласта и сохранился только фрагментарно под перемешанным суглинком.

В то же время, несмотря на повсеместное нарушение целостности культурных напластований, в шурфе 2011 г. (7 м²), который был заложен в южной части современной надалтарной постройки, удалось выявить полностью сохранившийся участок памятника с естественной пачкой песчаных отложений, включающей остатки строения XVI в.

Чтобы лучше понять первоначальное состояние культурного пласта, напомним, что верхний уровень сгоревшей постройки конца XVI в. в шурфе 2011 г. проступил на уровне 0,22 м от современной дневной поверхности (с.д.п.), а материковый суглинок – на 0,65 м от с.д.п. [25, c. 92]. Сегодня незначительный песчаный слой вне постройки фиксируется на глубине 0,95–1 м от с.д.п. Таким образом, мы может говорить об уничтожении минимум 0,4 м песчаных отложений с культурными остатками.

Находки. Происхождение находок из отдельных шурфов не позволяет нам рассматривать их единым массивом. Но всё же остановимся подробнее на небольшом блоке (17 экз.) наиболее выразительных индивидуальных предметов найденных в 2015 г.

В шурфе 4 на уровне 0,73 м от с.д.п. обнаружен кресальный кремень (рис. 3: 6). Это отщеп хорошего качества мелового кремня серого цвета (2,7х2,2х1,3 см) со специфичным эмалевым блеском на всей поверхности – признаком термического воздействия. На его гранях присутствует характерная ретушь утилизации (мелкие кольцевые трещинки и заломы), которая, возможно, связана с кресальной функцией [26, c. 259–264].

Из трёх шурфов (№№ 1, 2, 5), приблизительно на одном уровне – 0,6–0,9 м от с.д.п., происходят находки четырёх рыболовных металлических крючков. Они одинарные, с прямым ушком, с круглым поддевом и прямым жалом. Цевьё в трёх случаях прямое и короткое (4,5 и 4,8 см), в одном – более длинное и слегка изогнутое (5,4 см), что, по мнению экспертов, является дефектом эксплуатации и не может указывать на их разную промысловую специализацию. Ширина крючков – 1,9, 2 и 2,5 см, что соответствует №№ 19 и 22 международной нумерации. Толщина – 0,2 см. В двух случаях на концах сохранилась лопаточка для привязывания лески. Жало прямое. Бородки во всех случаях отсутствуют, так как, скорее всего, не сохранились, но нельзя исключить и то, что мы имеем дело с безбородочным типом крючков, также существовавшем до ХХ в. Характерный поддев у крючков позволяет отнести их к многокрючковой снасти типа яруса для ловли с насадкой морской рыбы. Точная датировка их затруднена (рис. 3: 2, 6, 8). [4]

В шурфе 2, на глубине 0,91 и 0,94 м от с.д.п., на расстоянии 0,35 м друг от друга, найдены два стыкующихся фрагмента от одной вещи. В сумме они весом 6 г, размерами – 4,2х2,3х0,15–0,3 см, материал – красная медь. Один из кусочков – краевая часть предмета округлой формы с декоративным бортиком шириной 0,5 см. В 0,8 см от края находится круглое сквозное отверстие диаметром 0,7 см. Точное его назначение определить пока невозможно, но выскажем предположение, что это фрагмент церковной (?) утвари, возможно, часть чаши или блюда (рис. 3: 5).

В шурфе 1, на уровне 0,76 м от с.д.п., найдена половинка медного нательного крестика – распространённого массового образца, т.н. поздней поморской литой мелкой пластики. Нижняя часть и один из концов креста обломаны, размеры уцелевшей части – 3,5х1,6х0,15 см. По классификации Э.П. Винокуровой [27, c. 326–360; 28, с. 36–41], находку можно описать следующим образом. Крест четырёхконечный, простой формы, с прямолинейным средокрестием, прямыми концами, скорее всего, с удлинённым нижним концом. Лицевая сторона обрамлена по контуру рельефным бортиком, в центре – также рельефное изображение восьмиконечного креста на Голгофе, рядом – орудия страстей Господних – трость и копие, расположенные вертикально. На концах – неразборчивые, но, скорее всего, традиционные аббревиатурные надписи. Можно прочесть надпись в две строки над крестом – ЦРЬ СЛВЫ. Тыльная сторона гладкая, затёртая от ношения, полностью заполненная строчным текстом молитвы – обычно воспроизводился текст 67-го псалма «Да воскреснет Бог». Неразношенное ушко массивное, толстое, уплощённой овальной формы, высокое, по величине превышающее высоту верхней ветви креста – 1,3 см, с рельефным перехватом у основания, с завершением в виде двухступенчатого конуса, диаметр отверстия – 0,4 см. Данный тип, т.н. старообрядческого нательного креста существовал продолжительный период – вторая половина XVII в. – конец ХIХ в., но по характерной форме ушка время его бытования можно сузить до XVII–XVIII вв. (рис. 3: 1). Почему крестик был разломан? Есть два предположения: утилитарное – это подготовленный лом медных изделий для переплавки и сакральное – ритуальное уничтожение персонального предмета личного благочестия, связанного с конкретным человеком.

Из шурфов происходит небольшое количество керамики – 25 экз. Условно керамический блок можно разделить на «позднюю» группу – 2 половина XVIII–XX вв. и «раннюю» – XVI–XVII вв. Остановимся на второй группе из пяти экземпляров единообразной красножгущейся керамики, происходящих из шурфа 1 (4 шт. – уровень 0,4 м и 0,9 м от с.д.п.) и шурфа 4 (1 шт. – уровень 0,75 м от с.д.п.). В двух случаях – это мелкие фрагменты однотипных венчиков от двух сосудов с наклонённой внутрь и скруглённой поверху шейкой (3,3х2,4х0,6 см и 3,3х2,8х0,5 см) и заглаженным линейным орнаментом по плечикам. В шурфе 1 найдены три фрагмента керамической крышки от горшка (7,6х5,4х2,2 см, толщина края – 0,7 см). Использованное тесто с естественной примесью песка (рис. 3: 4, 7). Эти образцы посудного боя могут датироваться 2 половиной XVI – XVII вв.[5]

Фарфор – более информативный материал в вопросе датирования, чем кухонная керамика [29, c. 285–288], поэтому очень интересны находки в шурфах (№ 1, 4, 5) пяти кусочков фарфоровой посуды, выполненных в стиле Willow pattern. Это популярный, дорогой столовый фарфор, производившийся в Англии в конце XVIII – начале XIX в., расписанный в стиле сюжетов китайских образцов. На самом большом фрагменте (5,5х3,7х0,4 см) краевой части тарелки, происходящем из шурфа 4 с уровня 0,76 м от с.д.п., можно наблюдать нанесённый вручную сложный мелкий монохромный узор синего цвета на белом фоне, состоящий из сочетающихся геометрических и простых растительных мотивов (стилизованные листья и распустившиеся цветы), т.н. «узор Уиллоу». На одном фрагменте (шурф 5) сохранилась часть клейма – надпись ЕGERSUND по кругу штампа. На глазури присутствует характерная сетка волосообразных мелких трещин, т.н. цек. (рис. 2: 9) Существует три объяснения его происхождения: это преднамеренный способ декорирования или брак, возникающий во время обжига в результате несоответствия коэффициента термического расширения глазури и фарфора, а также повреждение изделия во время последующей «жизни» из-за перепадов влажности и термического воздействия. Показательно, что в наших работах на Мурманском берегу на памятниках связанных с Трифоново-Печенгским монастырём это – вторая такая находка. В коллекции из раскопок 2010 г. церкви свв. Бориса и Глеба на р. Паз, есть такой же фрагмент краевой части тарелки «английского» фарфора со сходным орнаментом [30, c. 199, рис. 2: 4].

В шурфе 3 на уровне 1,1 м обнаружены две серебряных деньги периода Ивана IV. Первая деньга московского монетного двора, чекана периода 1547–1550-е гг., нормативная масса – 0,34 г.[6] Изображение на аверсе – всадник с саблей над головой, направление вправо, на реверсе – четырёхстрочная надпись: «ЦРЬ IКНSЬ ВЕЛIКI IВАН», последняя строка не читается. Сохранность хорошая, краевой выступ не стёрт. Вторая деньга Ивана IV тверского монетного двора, отчеканена в 1540-е гг. (до 1547 г.), нормативная масса – 0,34 г. Изображение на аверсе – всадник с саблей над головой, направление вправо, на реверсе – трёхстрочная надпись: «КНSЬ ВЕЛIКИ IВАН». Поверхность изъедена кавернами, рельеф поверхности сглажен [31, табл. 1: 13–18]. Также в шурфе 4 (уровень 0,86 м от с.д.п.) найдена монетка 1 эре 1877 г. королевства Швеция.

Находки мелких монет в позднесредневековом культурном слое – явление массовое и для нашего памятника вполне закономерное. Но следует вспомнить о кладе серебряных монет также двух чеканов периода правления Ивана IV, найденном в начале ХХ в. при строительстве фундамента церкви Рождества Христова: «При рытье канав для каменного фундамента под церковь над братской могилою, были вырыты из земли 380 штук серебряных монет весом 59 золотников, каковые и хранятся в настоящее время в ризнице монастыря. По рассмотрении они оказались времён Царя и Великого князя всея России Иоанна Васильевича Грозного, и были двух чеканов, но не одного, как видно, года. Одни были с надписями на одной стороне: «Князь великiй Иванъ» и на другой всадник с мечём, а другия с надписью: «Царь и Великий князь Иван всея Россiи» с изображением на другой стороне великомученика Георгия Победоносца с копьём» [7, c. 65]. Возможно, наши находки взаимосвязаны. Интересно отметить и разную степень сохранности монет. Может быть, впоследствии это небольшое наблюдение будет полезно в штудиях по истории монастыря.

Итоги работ 2015 г.

В целом увеличен объём данных по памятнику и расширена аргументация для утверждения о нахождении «нижней» усадьбы монастыря в данном месте приустьевого участка левого берега реки Печенга.

В нижней части надматериковых грунтов выявлены небольшие участки слоя, которые можно рассматривать как относящиеся к «монастырскому» периоду освоения этой территории, но до получения радиоуглеродных определений бесспорно относить их к XVI–XVII  вв. мы не можем.

Выводы 2011 г. скорректированы: остатки сооружения, выявленные в шурфе в надалтарном строении и интерпретированные как «яма», являются фундаментной траншеей конца XIX в. с валунной кладкой. Установлено точное расположение трассы фундамента в алтарной части церкви, но не ясно, сохранился ли участок кладки, выходящий за пределы современного алтарного домика.

Реальный итог работ 2015 г. значительно отличается от наших первоначальных ожиданий, основанных на внушавших оптимизм результатах исследований 2011 г. И хотя позднесредневековые напластования в шурфах отчетливо не выражены, наличие их не вызывает сомнений, и поиск их не потерял своей актуальности и перспективы.

Мы прекрасно понимаем, что «точечная шурфовка» не даёт полностью достоверную картину объективного состояния сохранности культурных отложений на всей территории памятника. Поэтому для получения более детальной информации о границах «нижней» усадьбы Печенгского монастыря необходимо проведение дополнительных раскопок. Пока принято решение в последующем продолжить исследование этого интересного позднесредневекового памятника Русской Лапландии с учётом новых реалий.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1. Игумен Митрофан (Баданин) Краткий исторический обзор географических мест размещения Трифонов-Печенгского монастыря с XVI по XXI вв. // III Ушаковские чтения. Мурманск, 2006, с. 44–51.

2. Русские акты  Копенгагентского государственного архива. СПб., 1897.

3. Книга Большому Чертежу или древняя карта Российского государства, поновлённая в разряде и списанная в книгу 1627 года. Изд. 2. СПб., 1938.

4. Харузин Н.Н. Русские лопари. Очерки прошлого и современного быта. М., 1890.

5. Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии // Архангельский епархиальный церковно-археологический комитет. Вып. 3. Уезды: Онежский, Кемский и Кольский. Архангельск, 1896.

6. Федоров В.П. История Трифоно-Печенгского монастыря. (1886–1917 гг.). Мурманск, 1996.

7. Корольков Н.Ф. Трифоно-Печенгский монастырь, основанный преподобным Трифоном, просветителем лопарей, его разорение и возобновление. СПб., 1908.

8. Мацак В.А. Печенга. Опыт краеведческой энциклопедии. Мурманск, 2005.

9. Гурина Н.Н. Отчёт об археологических исследованиях, проводимых в зоне будущего водохранилища Патсойокской ГЭС в 1965 году // НА ИИМК РАН. Ф. 35. Оп. 1. Д. 106.

10. Гурина Н.Н. Новые исследования в северо-западной части Кольского полуострова // КС. Вып. 126. М., 1971, с. 94–99.

11. Гурина Н.Н. Отчёт о работе Кольской археологической экспедиции за 1972 год // НА ИИМК РАН. Ф. 35. Оп. 1. Д. 52.

12. Шумкин В.Я. Неолит Кольского полуострова // Древности Русского Севера. Вып. 1. Вологда, 1996, с. 67–74.

13. Спиридонов А.М. Отчёт о разведочных работах на территории Большого Успенского монастыря в г. Тихвине Ленинградской области и в Печенгском районе Мурманской области в 1981 г. // НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 50. Д. 559.

14. Шахнович М.М. Работы в Трифоново-Печенгском монастыре (Мурманская обл.) // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 26. В. Новгород, 2012, с. 166–177.

15. Ануфриев Д.А. Записки очевидца о возобновлении Трифоно-Печенгского монастыря за время 1890 по 1916 г. Архангельск, 1916.

16. Львов Е. По студёному морю. Поездка на Север. М., 1895.

17. Буров В.А. Государево богомолье – Соловецкий монастырь: Проблемы истории великой северной обители (XV–XIX века). М., 2013.

18. Даркевич В.П. Путешествие в древнюю Рязань. М., 2010.

19. Буланкина Е.В., Завьялов В.И. Исследования посада Старой Рязани // V Уваровские чтения. Муром, 2003, с. 73–75.

20. Археология древнего Ярославля. М., 2012.

21. Буров В.А. Церковь преподобного Германа Соловецкого XIX в.: история и археология // Соловецкое море. Вып. 4. Архангельск – Москва. 2005, с. 80–91.

22. Шахнович М.М. Археологическое изучение Свято-Никольской церкви с. Варзуга в 2013 году // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 29. В. Новгород, 2015, с. 291–303.

23. Кудряшов А.В. Средневековые постройки земляночного типа бассейна реки Шексны // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху Средневековья. Вып. 4. Тверь, 2002, с. 394–397.

24. Warren M.W., Maples W.R. The anthropometry of contemporary commercial cremation // Journ. of forensic science. 1997. Vol. 42 (3), р. 417–423.

25. Шахнович М.М. Археологические изыскания в Трифоново-Печенгском монастыре в 2011 г. // IX Ушаковские чтения. Мурманск, 2013, с. 86–97.

26. Галимова М.Ш., Ситдиков А.Г., Хабаров В.В. Оружейные и кресальные кремни из раскопок Казани: экспериментально-трасологическое исследование // Поволжская археология. № 3 (9). 2014, с. 259–264.

27. Винокурова Э.П. Металлические литые кресты-тельники XVII в. // Культура средневековой Москвы. М., 1999, с. 326–360.

28. Коршун В. Нательные кресты поморских типов XVIII – начала XX в. в Рязанской губернии. История, хронология, классификация // Родная старина. 2009. № 2, с. 36–41.

29. Татаурова Л.В., Татауров Ф.С. Возможности «археологического» фарфора как источника // Культура как система в историческом контексте: опыт Западно-Сибирских археолого-этнографических совещаний. Томск, 2010, с. 285–288.

30. Шахнович М.М. Древний храм святых Бориса и Глеба на реке Паз: опыт историко-археологического исследования // Четвёртые Феодоритовские чтения / Север и история. СПб., 2012, с. 181–215.

31. Мельникова А.С. Русские монеты от Ивана Грозного до Петра Первого. М., 1989.

Вернуться в библиотеку