XI. «Сага о Хальвдане, сыне Эйстейна»

XV. Ульвкеля продолжал интересовать вопрос, кем мог быть тот [человек], который во время сражения выступил на стороне Хальвдана и его людей, и конунг Харек сказал ему, что зовут того [человека] Грим, «и правит [он] на востоке в Кирьялаботнаре и захватил там государство, и не знают люди, от­куда он родом. Его сопровождает приемная дочь, такая красивая девушка, что люди не слышали о другой, столь же прекрасной»...

С наступлением весны снарядили они свои корабли. У них было огромное войско; с ними были два финских конунга, звали одного Фид, а другого — Флоки; они были колдунами. Вот плывут они до тех пор, пока не пришли на восток в Кирьялаботнар и не отыскали Грима. Там не было нужды выяснять, в чем его вина; предложили они Гриму [либо] тотчас вступить а битву, либо подчиниться им и передать конунгу все государ­ство и свою приемную дочь.

XVI. Теперь пойдет рассказ о Хальвдане, сыне конунга, что раны его все зажили и к нему возвратилась вся его сила. Вот идет он, чтобы поговорить со стариком и старухой, и сказал, что ему очень хотелось бы оттуда уехать, а потом спросил, кем бы мог быть тот человек, который отправил его туда на изле­чение, или кого[-то другого] ему следует благодарить за спа­сение жизни.

Хрифлинг отвечает: «Так как я верю в твое благородство, то могу я тебе открыть, кто он. Грим зовут человека, который правит на востоке в Кирьялаботнаре; он большой герой; [это] он тебя послал сюда ко мне; теперь ты мог бы отблагодарить его за спасение жизни, потому что сейчас ему нужны благородные люди. Туда сейчас пришли конунг Харек из Бьярмаланда, Ульв Злой и Ульвкель Мастер и хотят отомстить за свое позорное поражение в бою против вас; выступили они теперь в поход со своим войском, и мне сказали, что конунг Харек хочет получить приемную дочь Грима, которую зовут Ингигерд н которая прекраснее всех девушек»...

«Мог бы ты назвать мне кратчайший путь туда? — сказал Хальвдан, — потому что мне хотелось бы прийти туда, как можно скорее». Трудны здесь многие пути, — сказал Хрифлинг, — и на кораблях нельзя доплыть скорее, чем за пять не­дель, и этот путь смертельно опасен из-за викингов и воинов. Другой путь лежит восточнее, и там, однако, нужно двигаться по горам и пустынной местности, и это — длинный путь и труднопроходимый, и, в конечном счете, не совсем ясный. Третий — самый близкий, [и], если он хорошо удастся, то по нему можно добраться за три недели, но там много препятствий. Сначала — это лес в двадцать переходов[1], который называется Кольског; там живет тот разбойник, которого зовут Коль, и дочь его, которую зовут Гуллькула; никто не может надеяться остаться в живых, если их встретит. Оттуда недалеко другой лес, кото­рый называется Клифског, [протянувшийся на] четыре и два­дцать переходов; там живет тот разбойник, которого зовут Хальгейр; с ним кабан, встреча с которым хуже, чем с двена­дцатью людьми. Вслед за тем приходишь ты в тот лес, кото­рый называется Кальварског, он [длиной] в шестнадцать и два­дцать переходов; там нет никакой пищи, кроме ягод и древес­ной влаги; там находится разбойник, которого зовут Сель, и с ним пес, большой, словно бык; у него человеческий ум и в бою он лучше двенадцати мужчин. А когда ты выйдешь из тех лесов, то с востока с Кьёля появляется поток воды; ни­кто не знает, откуда он берется; переплыть через поток за один прием могут те люди, которые лучше всех плавают; а оттуда недалеко до того замка, которым правит Скули. Если ты не будешь медлить, то должен прийти тогда, когда там [еще] будет идти битва». — Хальвдан попросил его подготовить все к походу.

XXIV. Там так и произошло, что эти свадьбы были отпраздно­ваны с большой пышностью, и в конце концов каждый конунг отправился к себе домой; а Хальвдан пробыл там зиму, и жили они в любви с Ингигерд. Свида Смелого-в-Нападении послали они на восток в Кирьялаботнар, и должен был он стать там хёвдингом и держать то владение ярла Скули.

XXV. Вслед за тем пришли с востока из Бьярмаланда люди Сигмунда и сказали, что викинги грабили в Бьямаланде и Ногарде[2]; они убили Свида Смелого-в-Нападении и подчинили себе Кирьялаботнар и большую часть Руссаланда. И когда они узнали об этом, Хальвдан и Сигмунд, собрали они войско и пошли на восток в Бьярмаланд.

XXVI. Валь убил Свида и подчинил себе Кирьялаботнар. Он получил так много золота, что его невозможно было сосчитать, и взял он его у великана Свади, который жил в той горе, что называется Блесанерг; это к северу от Думбсхаф[3]. Свади был сыном Аса-Тора. Валь владел тем мечом, который назывался Хорнхьялти, он был изукрашен золотом и всегда разил в уязвимое место[4]. (Halfdanav saga.., 1917, s. 116—119, 133—134,

136—137).

«Сага о Хальвдане, сыне Эйстейна» сохранилась в трех редак­циях (А, В и С). Древнейшая пергаменная рукопись (в редак­ции А) датируется концом XIV или началом XV в. Сага относится к числу саг о древних временах, насыщенных фантастическими деталями, и к более узкому разряду приключенческих саг, кото­рые рассказывают о путешествиях в далекие от Исландии и Норвегии страны. В ряде саг о древних временах действие ло­кализуется в Восточной Европе; среди них повествование «Саги о Хальвдане» традиционно выделяется исследователями как производящее впечатление наибольшей   достоверности и, очевидно, содержащее в переработанном виде фрагменты реальных исторических сведений, основанных на устных преда­ниях (Тиандер, 1906, с. 283—287; Рыдзевская, 1945, с. 64). При этом некоторые историко-географические сведения саги уникальны и не могут быть возведены ни к какой из дошедших до нас в пись­менном виде традиций: сообщения о водном пути между Альдейгьюборгом (город Ладога в низовье Волхова) и Бьярмаландом (Беломорье), о городе Алаборге, а также упоминания других топонимов, сюжетно и географически связанных с Альдейгьюборгом, Алаборгом и Бьярмаландом (см.: Глазырина, 1984, с. 200— 208;  Джаксон, Мачинский, 1989).

 Фигурирующий в цитированном тексте топоним Кирьялабот­нар встречен в двух сагах о древних временах и не упоминается в иных памятниках древнескандинавской письменности[5]. Кирья­лаботнар переводится как «Заливы кирьялов»[6]. Имеющиеся в ли­тературе привязки этого названия к Финскому или Ботническому заливам Балтийского моря (Тиандер, 1906, с. 284; Мельникова, 1974, с. 172—173; Спиридонов, 1988, с. 138—141; Schlozer, 1771, s. 444) основываются на не совсем верном чтении текстов, в ори­гиналах которых топоним во всех случаях приводится в форме множественного числа и, следовательно, указывает не на какой-то конкретный большой залив, а на изрезанный заливами участок побережья моря или большого озера. Предложенная локализация Кирьялаботнара «Саги о Хальвдане» в районе шхер северо-западного берега Онежского озера (Джаксон, Мачинский, 1989) представляется недостаточно обоснованной.

Основным географическим признаком Кирьялаботнара, по саге, является его неизменная восточность: он находится «на востоке» от Бьярмаланда (Беломорье) (гл. XV), «на востоке» от Клюфанданеса — места битвы Хальвдана и Улъвкеля (гл. XVI)[7], и «на восток» от Альдейгьюборга (Ладоги) (гл. XXIV)... Совершенно ясно, что на карте невозможно найти точку, которая находилась бы к востоку одновременно от Ладоги и Белого моря. Учитывая при этом, что любая попытка локализовать Кирьялаботнар «на восток» от Альдейгьюборга и/или Бьярмаланда (даже со всеми допустимыми отклонениями от азимута) неизбежно приведет нас в места, где присутствие древнекарельского населения для вре­мени до XIV в. не документировано никакими другими источни­ками, следует считать, что предельная восточность «Заливов Кирьялов» в «Саге о Хальвдане» является штампом, не несущим конкретной географической информации. Такие «географические штампы», закрепляющие за определенными, малоизвестными скандинавской традиции местностями приуроченность к одной стороне света, вне зависимости от реального направления дви­жения, нередко встречаются в памятниках древнесеверной лите­ратуры. Точкой отсчета, по отношению к которой Кирьялаботнар всегда находится «на востоке», в данном случае, возможно, яв­ляется Скандинавия.

Наиболее детальная географическая привязка Кирьялаботнара содержится в XVI главе саги, в словах Хрифлинга, описывающего Хальвдану пути туда от Клюфанданеса (см. примечание 31). С одной стороны, этот фрагмент характеризуется наличием со­вершенно явных сказочных деталей: к искомому Кирьялаботнару ведут три дороги, на пути достижения цели герою предстоят ис­пытания, среди которых походы через три леса, встречи с тремя разбойниками и т. д. Вопрос о достоверности этих деталей, на наш взгляд, решается однозначно отрицательно (ср.: Ellis-Davidson, 1976, р. 41, где автором три пути в Кирьялаботнар описаны как пути в Бьярмаланд; Джаксон, Мачинский, 1989). С другой стороны, в словах Хрифлинга есть несколько оригинальных при­мет-ориентиров, за которыми можно увидеть реальную информа­цию о географии Кирьялаботнара. К числу таких примет отнесем названия лесов Кольског (== Угольный лес), Клифског (==Лес на обрыве) и Кальварског (== Китовый лес). Знаменательно название последнего, ближайшего к Кирьялаботнару, леса «Китовый» или «Тюлений» (ср. имя охраняющего этот лес разбойника Selr= Тюлень): тюлень (нерпа) водится в Балтийском море и, в каче­стве морского реликта, в Ладоге и Сайме. Далее, текст упоминает водопад у «Заливов кирьялов». Крупные пороги и водопады — не редкость в Северо-Восточной Прибалтике, на притоках Ладоги и Саймы. Наконец, сам топоним Кирьялаботнар, вторая часть которого обозначает изрезанный заливами участок побережья моря или большого озера, хорошо увязывается с Выборгским зали­вом, окрестностями Саймы и северо-западными берегами Ладож­ского озера с их многочисленными фиордообразными заливами и множеством островов. Очерчивающийся таким образом район, как видим, примерно соответствует коренной племенной террито­рии корелы, в пределах которой, где-то на побережьях Выборгского залива и/или Ладоги, Саймы, следует локализовать Кирьялаботнар «Саги о Хальвдане». Отметим, что такую локали­зацию подтверждает и приведенный ниже «Фрагмент о древних конунгах».

Чрезвычайно интересны данные саги о связях Кирьялаботнара с Альдейгьюборгом и Алаборгом, соответствующими древнерус­скому городу Ладоге и местному центру, локализуемому в Юго-Восточном Приладожье (о локализации Алаборга см.: Глазырина, 1984, с. 200—208; Джаксон, Мачинский, 1989). Что касается контактов населения северо-западного и юго-восточного побере­жий Ладожского озера на рубеже I и II тысячелетий, то они нашли отражение и в археологическом материале (Кочкуркина, 1973, с. 63, 66; 1982, с. 24—36). Реальность подобных описанным «Сагой о Хальвдане» взаимоотношений Ладоги с приладожскими землями подтверждается известиями королевских саг (Рыдзевская, 1945, с. 58—59). Разнообразные и динамичные контакты Ладоги и Юго-Восточного Приладожья в эпоху раннего средне­вековья реконструированы с широким привлечением археологи­ческих данных по этому вопросу (Назаренко, 1979, с. 106—115). По отношению к древнекарельской территории этот вопрос спе­циально не изучался, хотя ряд финляндских исследователей связывали скандинавские и «восточные» элементы в археологических памятниках Северо-Западного Приладожья IX—XI вв. именно с варяжским влиянием, исходившим из Нижнего Поволховья (см.: Хуурре, 1979, с. 139—142). Действительно, существование в конце I — начале II тысячелетия экономических и культурных контактов древнекарельского населения с Ладогой — крупнейшим транзитным пунктом в северной части Балтийско-Волжского и Балтийско-Днепровского путей — представляется совершенно естественным с географической и исторической точек зрения; косвенно эти контакты могут быть подтверждены как древнекарельскими археологическими материалами, так и материалами из раскопок в самой Ладоге. Но известие «Саги о Хальвдане» о сущест­вовании административно-политических связей между Альдейгьюборгом (Ладогой) и Кирьялаботнаром (Свид Смелый-в-Нападении получает от конунга Хальвдана Кирьялаботнар, «и дол­жен он был стать там хёвдингом и взять то государство у ярла Скули» — гл. XXIV)[8] — уникально, причем не только в древнескандинавских источниках.

Политическая история Ладоги и ее отношений с соседними территориями в X—XI вв. не нашла отражения в русских летопи­сях. Этот город, сыгравший немалую роль в событиях начальной русской истории, выпадает из поля зрения летописца в записях с 922 по 1105 г. До XII в. совершенно отсутствуют в летописях и известия о Приладожье. Коренное население этого района, не попадает в подробный список народов, «иже дань дают Руси», включенный в «Повесть временных лет» в начале XII в. и отра­зивший всю предшествующую историю интеграции автохтонного населения Восточной Европы в Древнерусское государство, хотя в этом списке фигурируют обитавшая западнее емь и даже дале­кие пермь и печера. По известиям первых десятилетий XII в., Ладога — пригород Новгорода, а с 1140-х годов летописи по­стоянно упоминают корелу как племя, прочно и потому, видимо, давно вошедшее в северорусскую политическую орбиту. Надо отметить здесь же, что контексты первых упоминаний корелы в русских летописях указывают на ее тесную связь с Ладогой: поход 1143 г; корелы на емь являлся ответной акцией на нападе­ние еми в предыдущем году на Ладожскую область в Поволховье (МИК, 1941, с. 63—64), а в 1149 г. в походе из Новгорода Изяслава Мстиславича на Юрия Долгорукого корела, наряду с пско­вичами, выступает вместо традиционного федерата «всей области новгородской» — Ладоги (Куза, 1975, с. 187—189 ).

А. Н. Насонов, опираясь на комплекс древнерусских и древнескандинавских источников, выдвинул концепцию ведущей роли Ладоги в распространении древнерусского политического влияния на приладожские земли. Он полагал, что в Х—XI вв. этот город являлся автономным центром Киевской Руси, независимым от Новгорода; «очень вероятно, что Ладога простирала в древности свое влияние на Ижорскую землю и Приладожскую Корелию» (Насонов, 1951, с. 79—80). Думается, что известие «Саги о Хальвдане, сыне Эйстейна» о существовании политических контактов между Альдейгьюборгом и Кирьялаботнаром хорошо согласуется с концепцией А. Н. Насонова, которая получила развитие в со­временных исследованиях по истории Ладоги и ее округи (Кир­пичников, 1979, с. 92—106; 1988, с. 38—79; Кирпичников, Дубов, Лебедев, 1986, с. 190—205).

В XV главе «Саги о Хальвдане» повествуется о нападении на Кирьялаботнар из Бьярмаланда, произведенном на кораблях; позднее (гл. XXIV) Хальвдан отправляется из Кирьялаботнара в Бьярмаланд и подчиняет себе страну. В этих фрагментах при­влекает внимание сообщение о существовании водного пути между коренной племенной территорией корелы и Беломорьем. Водные пути, связывающие Ладожское озеро с Белым морем, хорошо известны по более поздним письменным источникам. Древнейшее из подробных описаний наиболее короткого водно-волокового маршрута из Северо-Западного Приладожья в Беломорье дати­руется 1550-ми годами. Согласно ему, путь проходил через Сайменские озера на Пиэлисъярви — Лексозеро — через волок на Кимасозеро и далее по р. Кемь (Julku, 1967, s. 75—77 и карта-вклейка). Судя по археологическим данным, освоение этой водно-волоковой системы началось около рубежа I и II тысячелетий (см. комментарий к «Саге об Эгиле»).

Наконец, о возможной датировке отразившихся в саге отно­шений. Любые хронологические оценки в данном случае возмож­ны лишь с оговоркой, поскольку жанр памятника не гарантирует того, что в цитированных фрагментах нашел отражение единовре­менный пласт информации. Если допустить последнее, то некото­рые основания для датировки дают сюжетные и лексические па­раллели, существующие между повествованием «Саги о Хальвдане» и хронологически определимыми известиями королевских саг, рассказывающих о держании норвежскими ярлами Ладожского наместничества киевских князей в первой половине XI в. (см.: Глазырина, Джаксон, 1986, с. 144). Эту последнюю дату можно принять как крайнюю верхнюю из возможных хронологическую границу соответствующего сюжета разбираемого памятника. Учи­тывая, что имеющиеся археологические материалы пока не позво­ляют отнести ко времени ранее рубежа Х—XI вв. освоение водно-волоковых путей из Приладожья в Беломорье, а исторические — вхождение древнекарельской территории в сферу политического влияния Ладоги, получаем реалистическую дату в интервале конец Х—первая половина XI в.[9]