Военнопленные в Финляндии 1941—1944

Эйно ПИЭТОЛА

Расчеты с контрольной комиссией

Контрольная комиссия действовала в качестве объединенного органа союзников,— но в боль­шей мере от лица СССР — между высшим военным командованием и правительством Фин­ляндии; через посредничество правительства комиссия была в отношениях со всеми чиновни­ками Финляндии. Основной ее задачей был контроль за тем, насколько точно и своевре­менно правительство Финляндии будет выполнять требования различных параграфов договора о перемирии. Для выполнения этой задачи у контрольной комиссии имелись все права на полу­чение у финских чиновников требуемых сведений.

В результате проводившихся контрольным отделом ставки арестов и допросов некоторые заключенные из лагерей были переведены в лагерь № 3 для специальных политзаключенных. Он находился под неусыпной охраной: размещенные там военнопленные никогда не выпускались ни на какие работы за его пределы. Им выдавался минимальный паек. Дисциплина в лагере была исключительно строгой. Здесь находились и женщины и мужчины из разных лагерей.

Чтобы численность этого лагеря не поднималась слишком высоко, контрольный отдел ставки 17 сентября 1942 года передал в немецкие лагеря 200 политзаключенных. Такие передачи случались и в меньшем количестве, а за период с 9.10.1941 г. по 3.9.1942 г. было передано всего 56 военнопленных. Нет сведений, как сложилась судьба этих военнопленных в дальнейшем. Операция по перемещению политических заключенных в расположение немцев — не что иное, как подготовленная, видимо, контрольным отделом ставки акция. Документы все потеряны.

В дополнение к задержанию политических военнопленных и дальнейшей их отправке, чаще на казнь, контрольный отдел ставки вербовал военнопленных в качестве помощников для своих нужд. К 1Вкой деятельности удалось привлечь, согласно списку, 19 военнопленных. Альтернати­вой их согласия на вспомогательную деятельность была казнь. Перечисленные в списке военно­пленные, имевшие финские фамилии, действовали в лагерях агентами (доносчиками) контроль­ного отдела. Официальной работой для них считалась работа в качестве переводчиков, двор­ников или другие подобные работы, которые давали возможность частого общения с военно­пленными. Особенно много таких агентов было на оккупированной территории в олонецкой группе лагерей.

При возвращении военнопленных в СССР никого из них не передали; официально сообщалось о побеге этих людей в Швецию. То, что контрольному отделу ставки удалось задержать более 1300 советских военных лиц в качестве «политзаключенных», было в большей степени результатом деятельности этих агентов.

Комиссия союзников запрашивала сведения от официальных лиц Финляндии о местонахожде­нии граждан Советского Союза, причастных к агентурной деятельности, и требовала их выдачи. Возвратившиеся из плена советские граждане сделали примерно 1700 заявлений о чиновниках лагерей, начальниках, охранниках и против гражданских работодателей. Для этих военных и гражданских лиц,— их оказалось вместе взятых 597 человек, — финскими судами был вынесен оправдательный приговор. Часть обвиняемых выехала из страны.

После упразднения комендатуры по военнопленным при ставке дела рассматривались следственными органами отдельного штаба сил обороны, начальником которых был назначен бывший начальник отдела снабжения комендатуры по делам военнопленных майор В. Теутари.

Добровольно влившиеся в финскую армию Братский батальон № 3, а также Особый батальон и Особый батальон 8 (Беломорский Братский батальон) были теми группами частей, служащих которых, советских подданных, комиссия по контролю требовала возвратить в Советский Союз. Беломорский Братский батальон с самого начала войны был занят в полевой охране в деревнях Беломорья и проводил патрулирование. Батальон не имел штаба и подчинялся финскому 8-му пехотному полку. Офицеры и младшие офицеры батальона были финнами и только четвертая часть — уроженцами Карелии. Часть из них владела русским языком. Они были подданными Финляндии, так называемые карельские беженцы или их потомки. Известно, что за время войны батальон не пополнялся за счет карел, попавших в плен. Поэтому возвра­щения входивших в батальон лиц карельского происхождения не требовали.

Положение менялось, когда дело касалось 3-го Братского батальона или 3-го Особого батальона, а также 6-го Особого батальона. Эти батальоны были составлены из привезенных в Финляндию немцами гражданских лиц — ингерманландцев и добровольцев карельского происхождения из чис­ла военнопленных. Тем самым входившие в эти соединения солдаты были подданными Советского Союза, и, согласно 10 параграфу договора о перемирии, их следовало возвратить в Советский Союз вместе с другими возвращаемыми пленными и 60000 гражданскими— ингерманландцами. Однако финские официальные лица на это не пошли. (Возвращение должно было произойти не позднее 10 ноября 1944 года).

Что же позволило финским официальным военным представителям и правительству отступить от четкого указания 10 параграфа договора о перемирии? Договор о перемирии был подписан обеими сторонами, и они должны были придерживаться его положений, Легкомыслен­ная трактовка финскими официальными лицами положений договора, согласно которой они не считали военнопленными тех, кто добровольно вступил в финскую армию, поэтому не подлежал возвращению, по мнению исследователя, являла собой попытку подрыва и других положе­ний.

Особенно неприятными выглядят эти попытки на фоне того положения, в котором оказались финские военнопленные в Советском Союзе. В назначенный срок они не были возвращены на родину. Они были сконцентрированы в сборный лагерь вблизи Череповца и терпеливо ждали возвращения домой. Напрашивается вопрос: была ли, с точки зрения руководства финской ставки, «любовь к соплеменникам» выше, чем к согражданам своей страны, находящимся в ла­герях бывшего врага? Позиция генштаба в этом вопросе, с точки зрения морали, подлежит осуждению.

Той же линии придерживались и в отделе разведки ставки, уничтожая архивы, перевозя часть из них на судах в Швецию вместе с многочисленными «беженцами». Вместе с ними пропало многое из собственности сил обороны Финляндии, в том числе радиоаппаратура и ценные материалы. Эти перевозки совершались 20-21 сентября 1944 года, то есть сразу после подписания договора о перемирии.

Братский батальон был дислоцирован в Рааха уже почти месяц. Он был подчинен 3-му армей­скому корпусу под командованием генерала X. Сииласвуо. В разъяснениях упоминается, что батальон выполнял в Рааха «трудовую повинность». Видимо, батальон и выполнял какую-то работу, но в военных действиях против немцев он не участвовал. Министр иностранных дел Ц. Эскелин в памятке, направленной комиссии союзников по контролю 23 ноября 1944 года, сообщал: «...в связи с военными действиями в восточной Финляндии их объявленная числен­ность (вероятно,— батальона.— Пер.) заметно сократилась. Эти военные действия благоприятство­вали возможности побегов, частично, очевидно, на территорию Швеции».

Штаб 3-го армейского корпуса 5 ноября 1944 года сообщил в ставку полковнику С. Мальму положение 3-го Братского батальона; «...стало известно, что в Братском батальоне ко 2.11.1944 добровольно служило из числа бывших военнопленных 1 офицер, 45 человек младшего командного состава и 648 рядовых, всего, таким образом, 694 человека. Из них к 12 часам 5.11.1944 силами армейского корпуса было передано в орглагерь № 2 в Наараярви, подчинявшийся комендатуре по делам военнопленных, 3 младших офицера и 200 человек рядового состава. Прочими воинскими подразделениями даны по поводу службы в их рядах военно­пленных следующие данные:

4 арм. корпус                         — 2           добровольца из числа военнопленных

6 арм. корпус                        — 3               —»—

20 арм. бат. корпус              — 1               —»—

Штаб тыловых частей         — 1               —»—

Кайнууская районная

орг. шюцкора                       ——

1 арм. больница                   — 2               —»—

13 арм. больница                 — 1               —»—

20 арм. больница                 — 7               —»—

27 арм. больница                 — 2               —»—

Орглагерь № 1                     — 2                —»—

Всего 22 добровольца, из них находившиеся в больницах — больные. Из других воинских подразделений, таких же, как 3-й Братский батальон, во 2-й организационный лагерь к 5.11. 1944 г. к 12 часам прибыло 16 добровольцев.

Следовательно, к 5.11.1944 г. к 12 часам во 2-й организационный лагерь для военнопленных прибыло 219 бывших военнопленных. Согласно приказу Главнокомандующего, все добровольцы, находящиеся в подразделениях, переправляются во 2-й организационный лагерь для военнопленных, где составляются их списки, из лагеря пленные в назначенное время возвращаются в Советский Союз.

В то же время сообщаем, что штаб 3-го арм. корпуса знал об использовании 3-го Братского батальона в военных операциях на Карельском перешейке и позднее в Раахе, когда там вступила в силу трудовая повинность 11.10.1944 года. Другие добровольцы, служившие в войсковых подразделениях, были использованы в снабжении, в охране и на переводе. Полковник С. Мальм».

Приказ начальника генштаба генерал-лейтенанта К. Оша от 2 ноября 1944 года, согласно которому находящихся при 3-м Братском батальоне военнопленных надо было и впредь считать военнопленными, выполнялся лишь тогда, когда речь шла об их разоружении. Батальон вернул свое пехотное вооружение, патроны и прочее огнестрельное оружие в арсенал финляндского 3-го армейского корпуса. Как стало известно, от имени финского командования батальон опо­вестили, что демобилизация в нем будет происходить так же, как и в других подразделениях финской армии. Только после того как финские солдаты окружили безоружных военно­служащих бывшего батальона и повели их под конвоем к ожидавшим вагонам, тем стало нако­нец-то ясно, что их хотят вернуть в Советский Союз... За время длительного пути из поезда сбежало: 1 офицер, 42 младших офицера и 448 рядовых, финская охрана не предпринимала никаких мер для предотвращения этого массового бегства.

Происшедшее объясняют по-разному, но все изложенное выше рассказано живущим в Шве­ции бывшим беглецом из Братского батальона и почти полностью совпадает со сведениями министра иностранных дел С. Энкеля, данными им 23 ноября 1944 года комиссии по надзору союзников:

«Из-за скудости времени перевозку этой группы военнопленных не смогли организовать на уровне, какой требовался в этом деликатном деле и какой все же можно было организо­вать. Таким образом, из состава, двигавшегося из Раахе в Наараярви, сбежало более 300 таких военнопленных. Вследствие массового бегства были довольно скоро приняты действенные меры по поимке беглецов и препровождению их к месту назначения и по изучению сложившейся обстановки. Руководить этими мерами поставили пехотного инспектора, генерал-лейтенанта Остер-мана, в руках которого были все силы военной полиции и два батальона армии, а также возможность привлечения в нужный момент и подразделений цивильной полиции. Применение необходимых мер затруднялось однако тем, что применение оружия против военнопленных по приказу комиссии по надзору строго запрещалось. По этой же причине было сложно организовывать последующие передвижения от Наараярви к границе, во время которых происходили все новые бегства...»

Объяснение министра иностранных дел, естественно, ни в коей мере не удовлетворило исполнявшего обязанности председателя комиссии по надзору генерал-лейтенанта Савоненко. Эю объяснение, равно как и других финских военных чиновников, вносило явную неразбериху в дело. К тому же начавшееся приблизительно в то же время припрятывание оружия в кругах шюцкора и армейских офицеров повлекло за собой нейтрализацию некоторых условий договора о перемирии.

Служба в армии до сих пор считалась «обороной отечества и ее защитой» от врагов государства. Но документы все же утверждают, что неупорядоченные мероприятия затрудняли нормализацию жизни в Финляндии и замедляли, по-видимому, возвращение на родину финских военнопленных и проверку судеб более 4 тысяч пропавших без вести финских солдат. За это повинны до сих пор те силы, которые в 1944 году вносили преднамеренную неразбериху, что повлияла на выполнение условий договора о перемирии, исказив их.

Государственная полиция проводила допросы тех, кто оказывал помощь беглым военнопленным. Допрашивались также некоторые начальники разведподразделений, подчинявшиеся разведотделу ставки и использовавшие военнопленных при передаче через линию фронта различных обращений в целях пропаганды.

При каждом разведподразделений имелся один знаток русского языка из числа военнопленных. Последние в СССР возвращены не были.

Судя по показаниям командиров подразделений разведки, никто из них не знал ничего о нынешнем местоположении таких военнопленных. Вот выдержка из сообщения, которое было направлено начальнику информотдела 22.1.1945: «Военнопленный обслуживал машину с рупором на Западном Перешейке. Пленный был очень расстроен. Во время одного из артобстрелов он под покровом темноты скрылся. Где он сейчас, неизвестно. Вилхо Хюттинен, капитан, начальник 11-й информроты».

Государственная полиция продолжала поиск беглых военнопленных по документам еще во второй половине 1946 года. Тогда в ее отделении в Каяни был составлен протокол допроса за номером 44/46 от 18.11.1946. Его содержание было следующим: «После того как в каянском отделении госполиции стало известно, что фенрик Пентти Ноусияйнен во время войны служил в 4-м спецбатальоне и что ему известно о служивших там советских военнопленных, о их дальнейшей судьбе и месте их расположения, он был приглашен на допрос... Вот что сообщил Ноусияйнен: после моего назначения на должность заместителя командира 3-й роты 4-го спецбата я узнал, что в роте служило около двух десятков карел из Прибеломорья. Помню следующих солдат: Вилле Эловаара, Эйно Каява, Тойво Пийпаринен, Вилле Богданов, Урхо Вир-танен, Тимо Ремшу, Эльяс Ремшу, Суло Карппанен, Еосеппи Весанен, Армас Айрикайнен (погиб), Фоффанов, имени не помню, В дозоре (патруле) их могло быть не более двух человек, в за­висимости от величины дозора. После подписания договора о перемирии в 1944 году допраши­ваемый помнит, как кое-кто из беломорских карел высказывал беспокойство за свою судьбу, но что они говорили конкретно, он совершенно забыл. После того как условия договора были обнародованы и должна была начаться кампания добровольного возвращения в СССР, допра­шиваемый не донес куда следует, хотя и встречал их еще в конце весны 1945-го...»

Согласно протоколу, допрашиваемый не сообщил о беглых пленных, поскольку они служили когда-то «под командой его же командира». Следовательно, беглые военнопленные до сих пор живут и в Финляндии, и в Швеции. Так как этот материал не должен был входить в данную книгу, то и автор ее не хотел бы продолжать повествование об этом. Во всяком случае тем людям были предоставлены финляндское подданство, военный билет, продовольственные карточ­ки, их даже трудоустроили.

При переходе в Швецию финские офицеры помогли им тем, что или перевезли их туда на моторках, или перевели через сухопутную границу в районе Хаапаранта. Перевозка осуществлялась довольно легко вместе с эвакуацией гражданского населения из северной Финлян­дии в Швецию и позднее, как об этом говорилось выше, вместе с перевозкой беломорских карел в 1945 году.

Упомянутое отделение 4-го спецбатальона было подразделением разведывательного отделения ставки. Имена этих беломорских карел упоминаются в том списке, в котором упоминаются находившиеся в Швеции сбежавшие военнопленные и их помощники. Список этот из архива следственного органа комендатуры по делам военнопленных при ставке никем подписан не был.

Контрольная комиссия союзников продолжала скрупулезное исследование, в частности, того, как готовились военнопленные, изъявившие желание служить в Вооруженных силах финнов, и были ли с них взяты письменные расписки о том, что они готовы принять участие в качестве по­мощников в разведгруппах дальнего прицела, разведчиками военных объектов, «подслушивателями» солдатских настроений и доносчиками.

Такого рода следствие проводилось также в 1947 году. Тогда (24.2.1947 г.) в министерстве иностранных дел Финляндии и был проведен действительно уникальный следственный эксперимент, участие в котором приняли одновременно подполковник Ё. Совио, майор Ю. Палко, майор Р. Раски, майор И. Куйсманен, майор X. Паарма, капитан резерва В. Карп-пела, лейтенант резерва И. Вахрос, бывший военный чиновник Л. Лехкосуо и старший лейте­нант Т. Корьякофф. В его ходе были просмотрены списки всех военнопленных, составленные к 28.7.1945, кроме погибших или умерших, которых насчитывалось всего 1588. Эти люди по требованию министерства иностранных дел были выявлены уже ранее. Списки военнопленных были подвергнуты просмотру несмотря на то, могут ли присутствующие внести какие-нибудь дополнения или нет. В результате составили протокол с приложениями из 25 листов. Пред­седатель заседания, полковник К. В. Яиармо, подчеркнул, что весь представленный материал являлся ничем иным, как «воспоминаниями, правдивость которых даже после такого короткого периода времени может быть подвергнута сомнению или даже вообще они могут быть засчи­танными ошибочными». Вдобавок он подчеркнул, что «...дело осложняется тем, что у военно­пленных было отмечено несколько имен. Они ведь могли называться вымышленными именами. Потом им могли дать конспиративное имя. В некоторых подразделениях (см. Раски) им давали еще одно конспиративное имя перед выходом в разведку. К тому же у некоторых военно­пленных имелось специальное имя (кличка) — в основном, только имя, без фамилии. Поэтому подобная неразбериха привела к тому, что информация о некоторых военнопленных довольно противоречива».

Согласно протоколу, сведения о некоторых военнопленных являли собой довольно пеструю картину. Частенько знавший что-нибудь о данном лице почему-то занижал возможности послед­него, говоря о нем как о «лице, не внушающем доверия, с которым в дозор он не пошел бы», или «что он был просто уборщиком мусора». По мнению одного из допрашиваемых, пись­менных соглашений на службу у финнов не составляли вообще, а вот другой утверждает обратное... Поскольку государственная полиция проводила подобные допросы уже раньше, то пришли к логическому выводу, что уж ей-то должно быть известно о кличках среди военно­пленных гораздо больше.

Протокол заседания с приложениями предназначался для передачи контрольной комиссии союзников, полковнику Федорову, и подписан 15 марта 1947 года.

Комиссия союзников по контролю продолжала свою деятельность в Хельсинки и в других частях страны до тех пор, пока 10 февраля 1947 года не был подписан в Париже мирный договор между Финляндией и находившимися с ней в сосюянии войны десятью другими государствами. Окончательная формулировка договора прибыла в Финляндию, и парламент утвер­дил ее.

Контроль за исполнением договора и его трактовкой был возложен на глав дипломатических представительств Советского Союза и Великобритании. Для этого было отпущено достаточно времени—18 месяцев. Входившие в комиссию по контролю советские и британские пред­ставители покинули Финляндию 26 сентября 1947 года. Посольство Советского Союза в Хель­синки и после этого вело розыск граждан Советского Союза, которые, как предполагалось, остались в Финляндии. Но эти действия уже не могли принести ничего нового: жертв среди советских военнопленных в Финляндии было очень много. Комиссия по контролю отдала рас­поряжение о приведении захоронений в порядок и их ограждении. Это распоряжение было финской стороной выполнено.