Военнопленные в Финляндии 1941—1944

Эйно ПИЭТОЛА

Роспуск колхозов, гражданское население перемещается в концентрационные лагеря

Из-за быстрого продвижения вперед финской армии на освобожденной от войск противника приладожской Карелии и Перешейке оставалось советское гражданское население. Это население перебралось в полуразрушенные домишки и обосновалось в них на постоянное местожительство. Некоторые из таких деревень оказались в непосредственной близости от организованной вновь границы. Жители таких деревень занимались в основном земледелием и животноводством. По советским обычаям люди основали там что-то похожее на совместные хозяйства или колхозы. Подобное произошло и на территории захваченной восточной Каре­лии, где финнами также были разорены все колхозы (Смотри: Хельге Сеппяля. Финляндия как оккупант в 1941—1944 гг.).

Когда финские части достигли на Перешейке старой государственной границы и окопались недалеко от Ленинграда, стало возможным вернуть попавшее в эвакуацию карельское население на свои прежние места жительства. Остававшееся в оккупации русское и ингерманландское гражданское население подлежало перемещению.

Орготдел ставки 4 сентября 1941 года издал приказ за номером 2025 о перемещении на захваченные территории людей из оставшихся колхозов. Приказ подписали зам. начальника гене­рального штаба генерал-лейтенант Э. Ханелл и начальник организационного отдела полковник С. Исаксон. В приказе перечислялись колхозы, которых касалась эвакуация. Это были колхозы, оказавшиеся в зоне действий Карельской армии: колхоз в Руокоранта, где было 280 человек, колхоз в Кютосюрья, где было 260 человек, колхоз в Коккоселкя, где было 240 человек; на территории 2-го армейского корпуса: волость Раутъярви, колхоз Пиен-Миеттиля, где было 70 человек, волость Каукола, колхоз Лиинамаа, где было 264 человека.

Таким образом, на территории, захваченной финскими боевыми подразделениями, колхозное население насчитывало 1114 человек. Упомянутые выше колхозы и их население находились под неусыпным контролем частей действующей армии. Это означало, что они осуществляли решение всех административных и снабженческих вопросов. От этого нужно было как-нибудь избавиться, поэтому ставка решила всех колхозников перевести в другие районы. Во 2-м пункте того же самого приказа говорится:

«Перечисленные выше колхозы необходимо распустить при помощи сил действующей ар­мии, а их население в период с 14.9. по 16.9.1941 отправить на железнодорожную стан­цию Тааветти. Переправку, охрану и обеспечение этих людей продуктами временно возложить на занятое этой акцией воинское подразделение. Со станции Тааветти партию населения следует передать под ответственность встречающего органа, назначенного штабом тыловых частей, о котором подробнее будет сообщено позднее...»

Таким образом, приказ касался упомянутого выше гражданского населения, его перемещения на территорию собственно Финляндии, на запад, дальше от линии фронта. Гражданское насе­ление осталось на захваченной территории вместе со своими домами и прочим имуществом. Относительно населения и колхозного инвентаря в 3-м пункте того же самого приказа гово­рилось следующее:

«Имеющееся в колхозах имущество, которое не относится к разряду повседневного и перевозка которого поэтому не является целесообразной, следует оставлять на специальных площадках, где оно передается в руки правления общины. Исключением являются какие-то пригодные для определенного вида работ инструменты, которые можно легко унести с собой, и являются, к примеру, еще и личной собственностью человека, входящего в состав колхоза».

Фортификационный отдел ставки еще заранее присмотрел подходящее место для расположе­ния лагерей для гражданского населения. В циркуляре ставки вновь образуемый лагерь назван трудовым лагерем. Завозимых туда людей предполагалось использовать на общественно полезных работах. Штаб тыловых частей должен был представить все необходимые расчеты по поводу расположения в лагере 1114 человек из числа гражданского населения.

Относительно охраны лагеря в циркуляре также имелся пункт. Охрана лагерников плани­ровалась следующим образом (штат лагеря): начальник лагеря (1 офицер), помощник началь­ника (1 офицер), начальник снабжения (1 офицер), писари (4 женщины), организаторы труда (5 женщин), контролеры труда (3 женщины и 10 мужчин), переводчики (4 мужчины), начальник охраны (1 унтер-офицер), охрана (10 мужчин), женская охрана (10 женщин-надсмотрщиц), лагерный врач (1 офицер), медсестры (4 женщины), акушерка (1 женщина), кладовщик продук­тового склада (1 унтер-офицер), кухонные рабочие (1 женщины), кухарки (5 женщин), кучеры (возчики) (5 мужчин). Мужчины должны быть из числа непригодных для отправки на фронт, а офицер может быть заменен наемным чиновником. Женскую охрану должны были получить из губернской тюрьмы в Хямеенлинна после того, как штаб тыловых частей получит разре­шение в министерстве юстиции.

В 6-м пункте циркуляра есть специальная пометка о тех мероприятиях, которые в лагере надо было провести: «В трудовом лагере следует применять те же инструкции, что и в лагерях для военнопленных, но надо все-таки учитывать тот фактор, что речь идет о гражданском населении, большинство из которого составляют женщины и дети...»

В общину Миехиккяля, в район южной Кюме, перебазировали 1114 советских гражданских заключенных и разместили в бараках. Группы людей, «близких к финнам по крови», поселили отдельно от русских. В лагере были также и ингерманландцы. К ним дисциплинарные санкции применялись по-другому. Одним из самых больших различий было то, что ингерманландцам разрешалось выходить на работу за пределы лагеря, и они получали гораздо большую оплату за свой труд и лучше питались, чем содержавшиеся в лагере русские.

Штаб тыловых частей называл лагерь концентрационным и поэтому везде о нем говорили как о лагере для военнопленных.

Выход за пределы лагеря карался смертью. Таким образом запрещался и проход в лагерь посторонних. Эти строгие запреты и побудили военного инспектора ставки по западному региону полковника М. X. А. Споре в своем рапорте от 12 июня 1942 года высказать следующее: «Ингерманландцы и русские поселены в разных группах бараков. Для детей организовано школьное обучение. В лагере всего 5 охранников, которых хватает только на ночное дежурство... Лагерю для обучения детей требуется опытная, заинтересованная и образованная женщина-учительница».

Наряду с этим полковник Споре подверг сомнению целесообразность в таком лагере строгой дисциплины, принятой для военнопленных. Полковник сравнил лагерников с изгнанниками.

В лагере для гражданского населения применялись те же виды наказания, что и для военнопленных. О них довольно полно говорится в документах концентрационных лагерей для русского гражданского населения в Петрозаводске, куда свозились жители восточной Карелии.

Дисциплинарные наказания и порка розгами по отношению к женщинам не применялись. В апреле 1944 года вышел в свет новый свод правил для концлагерей, в который входили и новые виды наказаний для поддержания дисциплины. Согласно новому своду, дисциплину в лагерях можно было поддерживать следующими способами: а) лишение лагерника поручен­ного ему задания, б) повторение порученного задания максимум 8 раз вне очереди, в) не­выплата денег за работу в течение 30 суток, г) закрытие (запирание) лагерника в освещенное помещение максимум на 30 суток и в темную комнату максимум на 8 суток или в освещен­ную комнату максимум на 45 суток и в темную комнату максимум на 12 суток. Наказания пункта «г» могли сопровождаться лишением мягкой постели.

Если же перечисленные наказания, не действовали или дисциплина никак не налаживалась, могли быть в таком случае применены следующие санкции: д) наказание поркой максимум в 25 ударов, е) перевод лагерника в специальный лагерь для нарушителей дисциплины.

Говоря об организации лагерей для нарушителей дисциплины, надо отметить, что угодившие туда лишались любого контакта с внешним миром. Если у них были дети на иждивении или другие какие-либо родственники, то их на время наказания кормильца переводили в отделения социального обеспечения при концлагерях.

Особенно страдало русское население. Уже известный военный инспектор ставки полковник Споре в своем рапорте от 12 июня 1942 года писал следующее: «Надписи на стенах камер у русских такие, что вполне можно предположить, что среди них есть враждебно к нам настроенные, поэтому русских в целом следует остерегаться...»

Во время своей инспекторской поездки полковник Споре сфотографировал настенные над­писи и передал их, в частности, в штаб тыловых частей. Они были подтверждением достоверности приведенных в рапорте фактов.

На захваченной финнами территории восточной и северной Карелии и Олонецкого района проживало и финно-угорское, и русское население. Согласно официальной переписи населения 1.1.1944 финно-угорское население составляло 41875 человек, и русское население 41510 человек. Большая численность русского гражданского населения объяснялась тем, что, продвинувшись вперед вплоть до реки Свири, финские регулярные части захватывали в основном исконно русскую территорию. Население из этих районов эвакуироваться не успело и поэтому было захвачено, как говорится, совсем тепленьким.

В Олонецком районе русское гражданское население насильно перевозили в специальные лагеря для перемещенных. Такой лагерь был, в частности, в Петрозаводске (вернее, лагеря, а не один лагерь. — Прим. пер.), где проживало свыше 18000 человек, в основном, женщины и дети.

Перемещения населения объяснялись тем, что они намного облегчали снабжение народа и конт­роль. В противовес этим причинам следует назвать и другие, в частности, перемещения на принципах родственного и языкового сходства или различия. Они способствовали довольно углубившемуся развитию провозглашенной нацистской Германией расовой догмы. Суть ее заклю­чалась в том, что германские народы и северные народности считались людьми более высокого уровня развития, чем другие, от них производные народы, а вот славяне не попадали ни в какие группы. Эта расовая догма диктовала свои трактовки по отношению к русским пленным в финских лагерях.

Трудовой лагерь (концентрационный) Миехиккяля-Муурола в собственно Финляндии просуще­ствовал все время ведения Финляндией военных действий против Советского Союза. Среди статистических данных и документов тыловых войск лагерь считался концентрационным. В ла­гере пребывали, например, 43 матери семейств и 631 ребенок. При передаче военнопленных на родину были отправлены по домам и все 1430 гражданских заключенных.

Кроме этого гражданского населения, было перевезено в Финляндию с захваченных в течение 1943 года немцами районов примерно 60000 ингерманландцев из числа гражданского населения. Их разместили по разным районам Финляндии. Трудоспособные работали на заводах и других предприятиях. После окончания войны в 1944 году эти люди также попали к себе на родину. Идея заселения Великой Финляндии чисто финским народом достигла своего неминуемого краха.