КОРЕЛЬСКИЙ УЕЗД ПОД ВЛАСТЬЮ ШВЕДОВ

вернуться в оглавление

Шведская интервенция начала XVII века принесла населению Корельского уезда страшные бедствия. В результате военных действий территория уезда была опустошена, десятки селений подверглись уничтожению. Вся хозяйственная жизнь края пришла в упадок. На население со всей тяжестью обрушились национальный и экономический гнет шведского государства, насилия и угнетение со стороны отдельных шведских феодалов, преследования за принадлежность к православной религии.

Шведское правительство,  рассматривавшее захва­ченные земли как свои колонии, стремилось в первую очередь к извлечению из этих областей наибольших эко­номических выгод, как в пользу государства в целом, так и в пользу отдельных представителей шведского дворянства. Для достижения этих целей шведы начали проводить политику полного подчинения местного ка­рельского населения путем введения нового администра­тивного устройства на оккупированной территории, уве­личения налогового гнета, организации выгодной для себя торговли, попыток насаждения среди карел проте­стантской (лютеранской) религии и т. д.

Еще до заключения мира на захваченных шведами землях были образованы две губернии — Кексгольмский и Нарвский лены, во главе которых стояли швед­ские наместники или штатгальтеры[1].  В 1629 году в управлении этими ленами произошли новые изменения. Кексгольмский уезд, Ингерманландия и Ливония были объединены в одно генерал-губернаторство во главе с ге­нерал-губернатором, в обязанность которого входил общий контроль над деятельностью наместников ленов. В 1634 году лены были превращены в наместничества, входившие по-прежнему в состав генерал-губернаторства.

В руках высших чиновников — наместников, генерал-губернаторов — находилась не только гражданская, но и военная, и духовная власть. Управление захваченными территориями осуществлялось исключительно при по­мощи военной силы. В административном отношении Кексгольмский лен разделялся на две части: северную и южную половины. Обе половины разделялись на при­ходы, которые как территориально, так и по своему наз­начению соответствовали русским погостам Корельского уезда; приходы, в свою очередь, разделялись на кварталы. Во главе управления обеими половинами уезда стояли правительственные   чиновники — фогты.  Приходские правления возглавлялись старостами.  Помощниками старост были десятские или квартальные.

В первые годы после захвата Корельского уезда все должностные лица приходского правления в основном назначались наместником. Во время правления шведской королевы Христины было восстановлено право выбора старост, но для избрания того или иного жителя старо­стой требовалось согласие наместника. Приходские пи­сари и целовальники, как показывают источники, явля­лись выборными уже в начале 20-х годов XVII века.

Шведские власти мало доверяли карельскому насе­лению и поэтому весьма осторожно относились к назна­чению или выбору местных чиновников. На должности старост, десятских, квартальных и т. д. обычно назна­чались зажиточные крестьяне, стремившиеся воспользо­ваться служебной должностью для дальнейшего обога­щения. Были случаи, когда шведским властям приходи­лось назначать на должности местных чиновников лиц, специально привозимых в Корельский уезд из Финляндии и отличавшихся неслыханными злоупотреблениями и насилиями по отношению к местному карельскому населе­нию[2].

В области судебной деятельности шведское прави­тельство исходило из тезиса о том, что «одинаковость правовой организации и ее использование является одним из способов объединения (фактически—подчине­ний — А. Ж.) народов»[3]. Поэтому судебные органы Кексгольмского уезда в значительно большей мере, чем какие-либо другие, создавались по шведскому образцу. Для рассмотрения гражданских, уголовных и прочих дел были введены шведские законы. Вполне естественно, что суд, стоявший на службе шведского феодального государства, охранял интересы феодалов и представите­лей администрации. Он жестоко карал «нарушителей порядка», представителей местного карельского населе­ния, активно выступавших против своих угнетателей.

Постоянные войны, которые вела Швеция, требовали чрезвычайно больших расходов. Поэтому шведское пра­вительство вынуждено было изыскивать все новые и новые источники увеличения доходов государства. В этих условиях, естественно, главное внимание швед­ского правительства в Корельском уезде было обращено на организацию сбора государственных податей. При этом король Густав-Адольф и его правительство исхо­дили из того, что «лишь в чрезмерных податях, собирае­мых с населения, нужно рассматривать основной доход государства[4]». Но прежде чем приступить к ограблению завоеванных земель, шведам нужно было как-то прими­рить местное население с фактом печального для него исхода мирных переговоров, приведших к заключению Столбовского мирного договора, юридически закрепивше­го Корельский уезд за Швецией. В этих целях в начале 1618 года шведское правительство издало воззвание, которое предоставляло ограниченную амнистию по случаю заключения мира и освобождало население, возвра­щавшееся на пустые земли, от государственных поборов сроком до пяти лет. Однако освобождение карельского населения от поборов было вынужденным и временным актом. Вскоре шведы начали вводить во все более увеличивающихся размерах многочисленные прямые и косвен­ные налоги и всевозможные сборы с населения.

Для учета доходов и платежеспособности населения в завоеванные области направлялись специальные пра­вительственные комиссии, которые вносили податное население в писцовые, переписные и прочие книги. Опи­сание некоторых из этих книг дано И. Горчаковым[5].

Основные подати брались от всего крестьянского хозяйства. При этом учитывались его стоимость и годо­вой доход. Хозяйство и доходы крестьян оценивались так называемыми арвио-рублями и эурами (сто эуров со­ставляли один арвио-рубль). Расценки имущества и доходов крестьянского двора дает для 1680 года В. Крохин, пользовавшийся финскими источниками. Из этих расценок, например, видно, что доходы крестьяни­на, имевшего хорошую лошадь, оценивались 3 рублями, корову — 1 рублем, телку — 50 эурами, лук охотни­чий — 60 эурами, лодку — 30 эурами, бочку зерна с по­ля — 1 рублем 20 эурами, 100 снопов ржи с пожоги — 40 эурами, воз сена — 10 эурами и т. д. С каждого арвио-рубля взималось по 1 1/3 талера серебром и 24 каппы хлеба в год[6].

Сразу же после захвата Корельского уезда шведское правительство перевело подати на натуральный оброк, что было шагом назад, так как в Карелии уже в XVI ве­ке существовал денежный оброк. Подати с крестьян взимались пшеницей, рожью, ячменем, овсом, сеном, горохом, свиньями, лососями, сигами, курами, овцами, соленой и сушеной рыбой, коноплей, полотном и пряжей. Лишь значительно позднее натуральные подати вновь постепенно стали переводиться на денежные сборы. Кро­ме основной государственной подати, крестьяне платили церковную десятину в пользу лютеранской церкви, су­дейскую подать, подать на содержание войска и др.

Усиление налогового бремени не замедлило сказаться на положении карельского крестьянства. Начинаются массовые жалобы крестьян на невыносимую тяжесть налогового гнета. Так, в одной из жалоб, поданной в 1643 году, говорилось, что «подати по сравнению с прежним мирным временем значительны..; десять по­датных крестьян вместе раньше платили меньше, чем теперь в это неспокойное время требуют с одного бедно­го крестьянина[7]».

Тяжесть налогового бремени, лежавшего на карель­ских крестьянах, вынуждены были признать и шведские чиновники. Например, в 1627 году камрер[8] Эрик Трана писал: «подати в этих провинциях весьма огромны, уве­личение же их способствовало бы только усилению ухода населения в Россию[9]».

Шведское правительство считало, что своевременный и полный сбор государственных налогов с населения завоеванных территорий будет обеспечен лишь в том случае, если все земли будут отданы под контроль, а прямые и чрезвычайные налоги и сборы на откуп отдельным дворянам, способным вносить в казну сразу всю сум­му налогов или большую ее часть. Откупщики при этом могли собирать с крестьян налоги в неограниченных раз­мерах, чем они очень широко пользовались.

Раздача и продажа земель Корельского уезда и Ижорской земли в ленное владение дворянству начались почти сразу же после заключения Столбовского мирного договора. Уже в 1618 году Корельский и Ореховецкий уезды получил в ленное владение Яков Делагарди, который, как известно, в предшествующие годы был руково­дителем шведской интервенции против России. Во владе­нии Делагарди Корельский уезд находился в течение десяти лет. В последующие годы раздача земель в лен­ное владение приняла огромные размеры. Земли раздавались не только высшим чинам шведского государства, но и среднему и даже низшему слою шведского и ино­странного (главным образом немецкого) дворянства. Раздача земель еще более увеличилась во время прав­ления королевы Христины. В течение первой половины XVII века почти все земли Корельского уезда были розданы в ленное владение. В уезде было создано не­сколько графств и баронств, не считая мелких ленных владений и поместий.

Первоначально крупные земельные участки предо­ставлялись дворянам на определенные сроки, но уже вскоре ленные владения стали превращаться в наслед­ственные или так называемые «аллодиальные» владения. Большую роль в этом сыграла продажа земельных участ­ков, вызванная острой нуждой Швеции в денежных средствах для военных расходов.

Благодаря системе ленного владения карельское крестьянское население,  обложенное значительными повинностями и поборами, попало в тяжелую феодаль­ную зависимость. Почти во всех имениях крестьяне были переведены на барщину. Кроме уплаты чрезмерных налогов, крестьянам приходилось отрабатывать в пользу владельцев ленов по несколько дней в неделю. Барщина существовала и до раздачи земель в ленное владение. Она состояла в том, что крестьяне обязаны были рабо­тать на укреплении крепости Кексгольма и других коро­левских имений. Эти обязанности сохранились и в даль­нейшем, но к ним прибавились работы по благоустрой­ству дворянских поместий. Барщинные работы наносили большой ущерб крестьянскому хозяйству, и крестьяне в своих жалобах неоднократно просили правительство более точно определить права владельцев ленов и уточ­нить количество барщинных дней, число которых дохо­дило до трех и более в неделю.

Шведские дворяне-помещики  жестоко относились к крестьянам: О графе Стэне Лейонхвуде, например, ходила молва, что «он свирепствовал как тиран и мучил своих крестьян, держа их в заключении в башне замка». Карельские крестьяне неоднократно жаловались на дво­рянина Габриэля Оксеншерна и просили у правитель­ства освободить их от его власти, так как он замучил и разорил крестьян непосильными повинностями[10].

Жестокое обращение с крестьянами было присуще не отдельным дворянам, а всем без исключения феода­лам, являвшимся полновластными хозяевами в своих владениях. Особенно большими жестокостями отлича­лись немецкие дворяне, привыкшие еще в Германии, где уже давно существовало крепостничество, к жестокому обращению с крестьянами.

Бесчинства и жестокости дворян сочетались с зло­употреблениями и насилиями местных властей — старост, судей и т. п. В целях личной наживы представители местной администрации прикрывали злоупотребления дворян, не обращали внимания на жалобы крестьян и сами занимались беззастенчивым грабежом населения путем самовольного увеличения крестьянских податей и с помощью разного рода других махинаций.

Все это вместе взятое делало положение карельского крестьянства совершенно невыносимым. В упомянутой уже крестьянской жалобе 1643 года говорилось: «...не­смотря на то, что мы большими платежами налогов ежегодно выкупаем наше хозяйство, многие безжалост­ные люди приобретают наши участки и дома... и, получив нас от государства покупкой или иными способами в свое владение, совершенно не удовлетворяются тем, сколько должно получать от нас государство, а мучают и изнуряют нас сбором подарков и повседневной поден­щиной и всякими другими насилиями, вследствие чего мы вынуждены покидать свои насиженные места и от­цовское наследство[11]».

Посланный в 1648 году для обследования положения дел в Корельском уезде шведский чиновник Самуэль Кроэлл вынужден был признать: «Бывал я и в других областях, но нигде не встретил такого безобразного положения, как здесь. В этом районе несправедливость и насилия сборщиков податей так сильны, что даже турки и татары так не обращались бы с крестьянами и подчиненными».

Неоднократно карельское население, оставшееся под властью шведов, обращалось к русскому правительству с просьбами освободить его из-под власти шведов, от насилий, творимых шведскими феодалами и властями. Во всех этих жалобах население говорит о тяжелом гнете. Один документ конца XVII века так характеризует положение населения: «...им  (жителям Корельского уезда. — А. Ж.) от свейских людей чинятся великие тягости и разорения и емлют с них они, свеяне, великие поборы по три рубли и болши з дыму на год; и собрали они, свеяне, с них многую себе казну; и в правеже тех поборов многих крестьян замучили до смерти, и жен овдовили, и детей осиротили, и младенцев голодною смертию поморили...[12]»

Даже король Густав-Адольф вынужден был признать тяжелое положение новых своих подданных под игом шведских феодалов[13]. Однако правительство Густава-Адольфа, защищавшее интересы феодалов-эксплуатато­ров, ничего, разумеется, не предпринимало для ограни­чения своеволия дворян и чиновников.

Большой ущерб экономическому положению карель­ского населения, в первую очередь ремесленникам и занимавшимся ремеслом и торговлей крестьянам, наноси­ла торговая политика шведского правительства. Прави­тельство Швеции в целях увеличения доходов государ­ства сразу же после заключения Столбовского мирного договора приступило к организации выгодной для себя торговли в Корельском уезде, нисколько не считаясь с интересами карельского населения.

Как известно, население Корельского уезда издавна занималось торговлей. В уезде существовали древние торговые центры — город Корела и Волок Сванский (Тайпале), имевшие оживленные связи не только с окрест­ными погостами, но и с внутренними областями России и другими государствами. Ремесленная и торговая дея­тельность карельского населения не прекратилась и пос­ле захвата Корельского уезда шведами. Однако шведское правительство относилось враждебно к сельской торгов­ле на местных рынках уезда, так как она велась почти всем населением и вследствие этого плохо контролирова­лась со стороны властей и не приносила государству выгод в виде торговых пошлин. Для того, чтобы подчи­нить своему контролю всю торговлю Корельского уезда, шведы решили сосредоточить ее в определенных пунктах и объявили решительную борьбу местной торговле. Пра­вительство Швеции считало недостаточным существова­ние лишь двух, хотя и крупных, торговых центров уезда — Кексгольма и Тайпале и начало создавать новые города.

Уже в 1633 году решено было создать новые города на Ладожском озере: Сортавала (бывший Сердобольский погост) и Салми (бывший Соломенский погост). Для того, чтобы вновь создаваемые города приобрели торго­вое значение, туда приказано было переселиться более крупным сельским купцам и торговцам-скупщикам, ко­торых переводили в категорию мещан. Эти торговцы, за небольшим исключением, связанные с сельским хо­зяйством, не имели желания добровольно переселяться в новые города, будущность которых никому пока не была известна, и основание городов Сортавалы и Салми приостановилось до 1642 года, когда шведское прави­тельство с помощью насильственных мер принудило торговцев переселяться в Сортавалу и Салми. Началась борьба против сельской торговли. Крестьянам, сельским ремесленникам, представителям духовенства и мелким чиновникам в категорической форме запрещалось произ­водить торг на месте. Торговля разрешалась только в четырех пунктах — в Кексгольме, Тайпале, Сортавале и Салми, куда население должно было привозить свои товары само или через посредников-торговцев этих горо­дов.

Запрещение местной сельской торговли нанесло тяжелый удар массе крестьянского населения Корельского уезда. Крестьяне лишались возможности продавать свои изделия и часть сельскохозяйственных продуктов на месте и, не имея ни средств, ни времени для поездок со своими товарами в город, должны были сбывать их на невыгодных условиях через купцов-посредников, приез­жавших из города, попадая, таким образом, в зависи­мость не только от феодалов, но и от крупных торговцев-ростовщиков.

Часть сельских торговцев, переехавших во вновь соз­данные города, быстро захватила всю сельскую торгов­лю в свои руки и, благодаря предоставленным со сторо­ны государства привилегиям, со временем превратилась в крупных купцов, контролировавших торговлю всего Корельского уезда. Эти купцы вели торговлю далеко за пределами уезда — в Финляндии, Швеции, а также в России.

В одном из документов за 1656 год упоминается О пяти сортавальских купцах, ездивших в Стокгольм с большим количеством товаров. Они везли мясо сушеное, сало, масло, кожи, пушнину, лен и пр. У каждого имелось много сукна и полотна: у Семена Егорова — 2100 локтей полотна и 30 локтей сукна, у Михаила Ива­нова — 2300 локтей полотна и 50 локтей сукна, у Кондратия Васильева — 4000 локтей, у Ивана Иванова — 1500 локтей и у Ивана Яковлева — 1400 локтей различ­ных сортов полотна[14].

Следовательно, сосредоточение торговли в определен­ных пунктах было выгодно не только шведскому прави­тельству, получившему возможность контролировать всю торговлю и собирать значительный доход в виде торговых пошлин, но и отдельным местным купцам, наживавшим на торговле огромные барыши. Эта часть купечества верой и правдой служила шведам и помогала шведскому государству держать в кабале население Корельского уезда.

Финляндская буржуазная историография всеми спо­собами стремилась доказать, что присоединение Корель­ского (Кексгольмского) уезда и его населения к Фин­ляндии, то есть к шведскому государству, было положи­тельным явлением и якобы защитило национальные и культурные интересы карел. Карелам якобы была пре­доставлена возможность объединиться со своими сопле­менниками — финнами и под «защитой» шведского государства оградить себя и свою культуру от русского влияния. Однако подобного рода утверждения не соот­ветствуют действительности. На самом деле политика шведского правительства была направлена против на­циональных интересов карел. Об этом говорит уже одно то, что Корельский уезд после захвата его шведами не являлся равноправной частью шведского государства и что карельскому населению не были предоставлены одинаковые права с другими подданными Швеции и, в частности, не было предоставлено право участвовать в работе шведского сейма.

Шведские феодалы всегда с ненавистью относились к карельскому народу, который рука об руку с русским народом упорно боролся против шведских захватчиков. Они пытались искусственно разжечь вражду между финнами и карелами. Однако эти попытки шведов не имели большого успеха. Несмотря на то, что финны и карелы развивались разными путями и в составе разных государств, между ними всегда существовали дружественные взаимоотношения. Известны многочис­ленные случаи, когда во время войн Швеции с Россией, а также во время шведской интервенции начала XVII ве­ка финские крестьяне отказывались участвовать в швед­ских походах[15]. Во время господства шведов в Корельском уезде финские крестьяне, спасаясь от наборов в шведские войска и от гнета шведских феодалов, часто находили убежище у карел, вместе с которыми они ухо­дили на Русь.

Национальное угнетение карельского народа швед­скими феодалами особенно сильно проявлялось в пресле­довании карел за их принадлежность к православной религии. Шведское правительство, понимая, что право­славная религия была для карел одним из звеньев, свя­зывавших их с русским народом и Русским государ­ством, всеми способами стремилось к уничтожению пра­вославия путем обращения карел в протестантскую (лютеранскую) веру. Однако стремление Шведов унич­тожить православие в Корельском уезде ни к чему не привело. Карельское население в сохранении право­славия видело в тех условиях единственное средство сохранить связи с Россией. Поэтому борьба карел во время шведской интервенции и оккупации за сохранение православия приобрела значение полити­ческой борьбы[16].

Еще в период интервенции шведы начали религиоз­ные преследования карельского населения. Они грабили и уничтожали православные церкви и монастыри, изби­вали и убивали священников и монахов, силой заставля­ли крестьян переходить в протестантскую веру. Шведские захватчики уничтожили десятки церквей; крупнейшие в уезде православные монастыри — Коневский и Валаамский — они превратили в развалины.

Религиозные преследования православного населе­ния еще более усилились после заключения Столбовского мирного договора. Уже в апреле 1618 года прави­тельство Швеции послало наместникам Ореховецкого и Кексгольмского уездов распоряжение, предписывавшее зорко следить за тем, чтобы священники их уездов посвящались в духовный сан не новгородским митропо­литом, а шведским суперинтендантом в Ингерманландии[17]. В том же году восточная Финляндия, Корельский уезд и Ижорская земля были объединены в одну лютеранскую епархию с резиденцией в городе Выборге.

В 1625 году в Стокгольм был приглашен из Герма­нии опытный печатник Петр ван Зелов, и под его руко­водством была открыта специальная типография для печатания церковных лютеранских книг. Так как карелы в составе Русского государства пользовались русской письменностью, то для них церковные книги печатались на финском языке церковнославянским  алфавитом. В течение нескольких лет типография издала ряд книг на финском и даже на русском языках. В частности, в 1628 году в переводе на эти языки был издан «Малый катехизис» Лютера[18].

В православные приходы наряду с православными священниками стали назначаться лютеранские пасторы. Православным священникам предписывалось проводить богослужение только на финском языке. Вскоре приказа­но было на место умерших православных священников назначать лютеранских пасторов. Однако шведские ново­введения в области церковной политики не давали боль­ших результатов. Население по-прежнему стойко придерживалось православной религии. Наместник Кексгольмского уезда Генрих Споре в письме королю от 8 августа 1624 года жаловался на то, что религиозная политика правительства в уезде не имеет успеха, что население не желает переходить в лютеранство[19]. Генерал-губерна­тор Морнер в 1650 году заявил о бессилии шведов обра­тить карельское население в лютеранство и о том, что «все усердие, искусство и различные способы, примененные для обращения русских (то есть карел — А. Ж.) пропали даром». Спустя некоторое время (в 1684 году) епископ Ю. Гецелиус Младший, который применял са­мые энергичные меры для искоренения православия и благодаря этому дал повод многим историкам думать, что только он, Гецелиус, усилил нажим на православие в Корельском уезде, признавался, что в деле насаждения лютеранства «результат наших больших усилий и расхо­дов был почти ничтожным[20]».

Таким образом, карельское население, попавшее под власть Швеции, испытывало на себе гнет шведского фе­одального государства и отдельных шведских феодалов, а также национальное и религиозно-культурное порабо­щение, что и явилось основной причиной переселения карел на территорию Русского государства. Это пересе­ление началось сразу после заключения Столбовского мирного договора и особенно усилилось к 50-м годам XVII века. Переселяясь в Россию, карелы демонстриро­вали свою верность дружбе с русским народом.