Троицкий Сенной монастырь ХV-ХVII вв. - младший собрат Валаама и Коневца

А. А. Гуляев, А. П. Дмитриев

Вернуться в библиотеку

Публикация:

«Вуокса». Приозерский краеведческий альманах. Приозерск. 2000 г.

Недавно историком Н. А. Охотиной был обнаружен и из­дан (в переводе на современный язык) замечательный па­мятник древнерусской книжности - «Сказание краткое о создании пречестной обители Боголепного Преображения Господа Бога Спаса нашего Иисуса Христа на Валааме; а также повесть о преподобных отцах Сергии и Германе, зачинателях той обители, и о перенесении святых мощей их»[1]. Опубликованная рукопись датируется исследователь­ницей 60-70-ми годами XVI в.

В этом Сказании, помимо новых, очень важных сведений по истории как самой Валаамской обители, так и другого крупнейшего ладожского монастыря - Коневского, содержится краткое упоминание о забытом ныне их младшем собрате - Свято-Троицком Сенном (или Сеннянском, Сенновском) монастыре. Древнерусский писатель говорит о том, что «есть три великих преславных монастыря, осно­ванных от того великого Валаамского монастыря»[2]. И среди них - Соловецкая Преображенская обитель в Онеж­ской губе Белого моря и Спасский Троицкий монастырь на реке Свири, начало которым положили соответственно Преподобные Савватий и Александр Свирский в 1429 и 1508гг.

Третьим в столь замечательном окружении назван монас­тырь, по-видимому имеющий самое непосредственное от­ношение к истории Приозерья. Эта славная в XV - XVII вв. обитель была основана иноком Саввой, о котором в Ска­зании говорится лишь то, что он «построил чудесную и ду­ховную пустынь во имя Пресвятой Животворящей Троицы на Сеннянском острове, а в ее устроении ему помогал христоименитый государь великий князь Иван Иванович, брат великого князя всея Руси Василия Ивановича»[3]. Заверша­ется повествование о трех «преславных монастырях» воз­вышенным аккордом: «И это духовное семя тех великих тру­долюбивых подвижников укоренилось на той плодоносной благой земле, и вырос преславный урожайный плод, укра­шенный чудесными духовными цветами - постническими добродетелями - на радость Небесному Царству и на поль­зу земным людям, хотящим спастись»[4].

Н. А. Охотина, тщательно прокомментировавшая этот фрагмент Сказания, считает, что Сеннянский остров, не­когда украшенный Троицким монастырем, не какой иной, как остров Хейнясенмаа, расположенный недалеко от устья Вуоксы, между Валаамом и Коневцом[5]. И действительно - финское наименование острова является калькой с русско­го «Сенной остров» или «Сенная земля». Но, помимо со­впадения названий, позволившего там же поместить Тро­ицкий монастырь и финскому исследователю X. Киркинену, Н. А. Охотина приводит немало косвенных аргумен­тов, подтверждающих ее гипотезу. В нашей заметке о за­бытой святыне древней Корельской земли мы широко ис­пользуем исторические свидетельства о монастыре, на ко­торые указывает в своей публикации исследовательница (а их, к сожалению, существует совсем немного).

Благодаря Сказанию можно определить время основания Сенного монастыря концом 70-х - 80-ми годами XV в. Именно тогда жил упоминаемый в тексте великий князь Тверской Иоанн Иоаннович Молодой (1456-1490) - сын (и некоторое время соправитель) Иоанна III. Через свою жену Елену Волошанку, дочь знаменитого молдавского госпо­даря Штефана III Великого, Иоанн Иоаннович был связан с кругами «жидовствующих» - еретиков, не признающих поклонения иконам, отрицающих монашество и духовную иерархию, - полагает А. А. Зимин[6].

Подчеркнув этот факт, И. А. Охотина дополнительно со­общает об Иоанне Иоанновиче, что «о его деятельности по устройству монастырей ничего не известно...»[7]. Одна­ко, на наш взгляд, никакого противоречия здесь, может быть, и нет: ведь свадьба князя с Еленой Стефановной состоялась только 6 января 1483 г. и он мог помогать в «устроении» новой ладожской обители ещё до своей женитьбы (великим князем, кстати, он именовался уже в 1471 г. наряду с отцом)[8].

Не исключено, однако, и то, что Иоанн Иоаннович, во­итель и государственный деятель, вообще мало сочувство­вал новомодным «жидовским мудрствованиям» - религи­озным увлечениям своей жены (подобным, как отмечал А. В. Карташёв, «соблазнам нынешней теософии»[9]). По крайней мере, тот же церковный историк вообще ничего не говорит о склонности Иоанна Иоанновича к тайному еврейскому свободомыслию, а Елену Волошанку в этой свя­зи называет уже «вдовой»[10] (не значит ли это, что она по-настоящему заинтересовалась новгородской ересью толь­ко после смерти мужа?). Известно к тому же, что умер Иоанн Иоаннович от ломоты в ногах («камчуга» - как тогда на­зывали эту болезнь) и лечил его венецианский «врач Леон жидовин», казненный вскоре после кончины своего паци­ента[11].

Подтверждением этих последних соображений может служить тот факт, что основатель Сенной обители инок Савва в 1588 г., ещё до смерти своего благодетеля, написал известное «Послание на жидов и на еретики»[12].

Сам же о. Савва известен лишь как автор этого произве­дения, адресованного боярину Дмитрию Васильевичу Шеину. Во вступительной части он именует себя иноком «Сен­ного острова». Других сведений о его жизни нет. Но, судя по контексту вышеназванного Сказания, он скорее всего, подобно о. Савватию Соловецкому и о. Александру Свирскому, некогда подвизался на Валааме. Не исключено так­же, что после кончины о. Саввы вставал вопрос о его кано­низации - ведь Сказание в общем-то было приурочено к тем Макариевским церковным соборам середины XVI в., где, в частности, состоялось торжественное прославление преподобных отцов Савватия и Александра.

Я. С. Лурье, автор статьи об о. Савве, не считает его Послание «сколько-нибудь значительным источником по истории идеологической борьбы кон<ца> XV в.» и отме­чает, что оно представляет собой «компиляцию из противоиудейских разделов Палеи Толковой и "Слова о законе и благодати" киевского митрополита Илариона»[13]. Сочи­нение о. Саввы, впрочем, в самом начале XVI в. использо­вал Преподобный Иосиф Волоцкий для составления свое­го «Просветителя». В Послании особое внимание привле­кают (вообще-то характерные для обличительных антисек­тантских произведений того времени) высказывания про­тив неблагочестивых государей, предавших отеческую веру: «Аще бо царь, или князь, или богат, или силный, аще и мнится, гордяся величеством маловременным сим, а не поклоняется Богу нашему Спасу Господу Исусу Христу, на­писанному образу Его на иконе и не причащается Тела и Крови Христовы, - той воистину раб есть и проклят»[14].

О Сенном монастыре вплоть до второй половины XVI в. в источниках не упоминается. Известно только, что эта оби­тель находилась в Новгородской епархии, в Водской пяти­не, а позже была упразднена[15].

Я. С. Лурье уверенно пишет о том, что Сенной монас­тырь находился в Карельском уезде на Карельском перешей­ке[16]. Казалось бы, тогда эта обитель должна быть упомя­нута в известных писцовых книгах по Корельскому присуду 1500 и 1568 гг. По крайней мере, описанию монастырских владений Валаама и Коневца, а также трех город­ских монастырей Корелы: Никольского, Егорьевского и Иоанно-Предтеченского - посвящено в этих документах несколько страниц[17]. Оказывается, Троицкий Сенной мо­настырь вообще не упоминается в писцовых книгах; впро­чем, в них ничего не сказано о земельных владениях и дру­гой корельской обители. Троицкой, - следовательно, это свидетельствует только о том, что она была невелика и не­богата.

Сходное имущественное состояние Сенного монастыря подтверждается тем, что он упомянут в Записи о ружных церквях и монастырях в Новгородских пятинах, составлен­ной в 1577 - 1589 гг.[18]. Значит, обитель получала ругу из казенных сумм, то есть средства для своего содержания, в связи с тем что не имела ни земель, ни других источников дохода (ясно, например, что на уединенном острове не было и крестьян - паствы, которая платила бы за требы).

Кроме того, новгородские владыки жаловали братии мо­настыря особые «тарханные грамоты», освобождающие ее от разного рода податей (к примеру, «благословенной ку­ницей») и денежных пошлин в пользу архиерейского дома, а также от постоя «десятильников» (сборщиков таких пош­лин), от поставки проводников и гребцов, подвод и судов и др. Сохранилась такая тарханная грамота от 19 мая 1581 г., причем с владычным подтверждением, датирован­ным 23 июля 1592 г. и, видимо, продлевающим действие льгот[19].

Благодаря этому документу можно восстановить некото­рые события, происшедшие в последние годы существова­ния Сенного монастыря. В 1581 г. «игумен Пимин с братьею» обратился к новгородскому архиепископу Алек­сандру с просьбой выдать новую грамоту взамен утрачен­ной, ибо, по его словам, «в Корелское деи взятье у них тое грамоту взяли свейские немцы...»[20]; к прошению прилагал­ся и точный список с похищенного (или уничтоженного) шведами документа. Вот еще одно подтверждение того, что монастырь находился недалеко от Корелы, и потому при захвате города шведами в 1580 г. пострадала и сама обитель. Скорее всего она была так же разорена в это время, как и Валаам с Коневцом и все пять монастырей Корелы.

Однако возобновление срока действия тарханной грамо­ты в 1592 г., при новом настоятеле обители «старце Варламе», доказывает, что Сенной монастырь, как и все другие, был восстановлен. Удивительно только, что грамота эта была подписана новгородским митрополитом Варлаамом (Белковским) еще до Тявзинского мира 1595 г., по условиям которого весь Корельский уезд снова стал собственностью Московии. Отсюда можно с большой долей уверенности ут­верждать, что позднее Троицкий Сенной монастырь был возобновлен после шведского разорения и существовал вплоть до начала XVII в. (возможно, даже до 1611 г., когда шведами опять был захвачен город Корела - теперь уже почти на столетие).

Следует еще, пожалуй, добавить, что тот же документ дает нам некоторое представление о монастырской бра­тии, которая, видимо, была не столь уж малочисленной. Судя но грамоте 1581 г., в обители, помимо игумена, иеро­монахов, иеродиаконов и простых иноков, были и «слуги монастырские», а в приписке 1592 г. указываются еще и должности двух монахов - келарь и казначей.

Вышесказанное, на наш взгляд, может свидетельствовать о том, что в конце XVI в., в годы шведской оккупации Корельского уезда, насельники Сенного монастыря, покинув свой остров, пережидали лихое время в какой-нибудь дру­гой обители (подобно тому как коневские монахи ушли впоследствии в Новгородский Воскресенский Деревяницкий монастырь, а валаамские - в Староладожский Васильевский). Судя но описи Троицкой Лужандозерской пусты­ни, в 1582 г- начальник Сенной обители обосновался в Оло­нецком краю. В документе указывается «келья игуменская, а живет в ней игумен Пимин Корельского уезда Сенново монастыря»[21].

Благодаря финской исследовательнице Пауле Кохо, со­общившей нам о судьбе покииутой Сенной обители в этот период (по шведским источникам), можно существенно пополнить наши сведения. Она отмечает, во-первых, то, что у монастыря была своя часовня в Терву (восточное Куркийок), где Валаам владел значительной земельной со­бственностью, из чего можно заключить, что первоначаль­но на Хейнясенмаа (или - в более принятой тогда сокращенной форме - Хейнсимя) была колония валаамских мо­нахов; это, в общем-то, подтверждается и Сказанием крат­ким.

Во-вторых, интересно то, что, когда шведы попали на Сенной остров, их поразила его красота - в Окладной кни­ге 1580 г. шведский писец отметил: «В Хейнсимя у монахов было чудное место». От обители остались одни развали­ны, и только некоторые топонимы долгое время напоми­нали о прежних хозяевах острова. Так, на его восточном побережье расположена Монастеринлахти («Монастыр­ская бухта»). К тому же западнее, на большом острове Каннансаари, где вплоть до 1580 г. находилась женская оби­тель, еще в 1870 г. один из земельных участков называли Кирккомоа («Кладбище»). Известно, кстати, что оба эти монастыря были деревянные. Любопытно и то, что в 1873 г. крестьяне нашли на Хейнсимя маленькую икону.

Когда именно окончательно был упразднен Сенной мо­настырь, в шведских источниках не указано (то есть не ясно, возобновился ли он хоть на короткое время на рубеже XVI - XVII вв.). Однако там записано, что в 1589 - 1595 гг. и то место в Терву, где была часовня, и сам Хейнсимя-монастырь были «выморочными имениями» ...

Но вспомнить древнюю монашескую обитель понуждает нас сегодня не только желание дотошно исследовать корельскую старину. Справедливо предположение Н. А. Охотиной, что «в свое время Троицкий Сенной монастырь был достаточно известен»[22]. Не случайно, видимо, сведения о нем вошли в древнейший из сохранившихся «Пермский дорожник», уникальный список которого (второй полови­ны XVI в.) находится в фондах Российской национальной библиотеки (Публички). Особенно существенно то, в каком контексте упоминается там Троицкая обитель: «Онега те­чет своим устьем в море. Нево озеро велико, 300 верст по­перек и на подлину, а на нем стоят три монастыри: Валам, да Ковенець < так!>, а промежи ими 70 верст, а третьи мо­настырь Синное словет»[23]. Казалось бы, рядом с Валаа­мом и Коневцом куда эффектнее да и естественнее звучало бы название другого, более известного ныне ладожского монастыря - вроде Андрусовой Николаевской пустыни или Александро-Свирской обители.

Еще более важно, что в другом любопытном документе XVI в. - в «Челобитной иноков царю Ивану Васильевичу» - в ряду лучших русских общежительных монастырей, до­стойных подражания, сразу после заволжских скитов. Со­ловецкого, Валаамского и Коневского монастырей неизвес­тный автор этого произведения называет именно Сенной и, далее, обитель Преподобного Иосифа Волоцкого[24]. На­писана эта «Челобитная» была до Стоглавого собора (1551 г.) и использовалась Иоанном Грозным в его сочине­ниях[25]. В документе, между прочим, подчеркивается стро­гость и благолепие «чина и устава» перечисленных монас­тырей, а значит - и Троицкого Сенного.

Обидно, что за два века, прошедших после упраздне­ния некогда славного монастыря, он был прочно забыт. Поэтому даже такой видный церковный историк, как митрополит Макарий (Булгаков), размещал его в районе Старой Ладоги, причем без какой-либо аргументации[26]. Н. А. Охотина указывает еще на одни острова под назва­нием Сенные - неподалеку от Александро-Свирского мо­настыря на реке Свирь, которые, однако, едва ли были когда-либо заселены, так как затопляются; к тому же они не упоминаются как монашеские в Житии Александра Свирского[27]. Остров же Хейнясенмаа, по мнению известно­го гидрографа XIX в. А. П. Андреева, называвшего его «Гейне-Сима», был вполне пригоден для жилья[28].

Что же представляет собой этот остров сегодня и не со­хранились ли на нем священные камни древней обители? Оказывается, Хейнясенмаа - это прежде всего группа ос­тровов, которые, согласно современной морской лоции, при­надлежат к так называемому Западному архипелагу. Они вытянуты цепью в меридианальном направлении и с рас­стояния в 7-8 морских миль (по 1852 м каждая) выглядят как один остров. Самые большие из них - Кугрисаари, Макаринсаари и собственно Хейнясенмаа, на котором при фин­нах, то есть вплоть до второй мировой войны, хозяйнича­ли военные. Там у них находился «главный калибр» (самое крупное в округе орудие), пункт прикрытия и пункт связи. После войны острова Хейнясенмаа - уже, видимо, по тра­диции - тоже стали владениями военных моряков, на сей раз российских.

К сожалению, этимология большинства этих островных топонимов осталась для нас «немой». В Словаре финского языка мы нашли объяснения только частей слов-названий: «саари» - остров, «сатама» - бухта, порт; разве только Мёкериккё, еще один остров Западного архипелага, отдален­но напоминает своим звучанием «разрушенную избушку»[29]. Но этот остров небольшой, каменистый, с бедной расти­тельностью и для проживания вряд ли пригоден.

И оказывается, развалины древнего сооружения, похо­жего на церковь, сохранились на небольшом острове Воссинансаари, который лежит в 10 милях к юго-востоку от острова Хейнясенмаа и также входит в состав Западного архипелага. На старинных русских картах Воссинансаари обычно называется Вощаным, Восчаным или Воссиным; со второй половины XIX в. в изданиях Валаамского монас­тыря этот остров именуется не иначе как Тихвинским.

Именно на нем, единственном из Сенных островов, в Новое время возродилась монашеская жизнь - Валаамс­ким монастырем был построен скит, выполненный «в так называемом "кирпичном стиле", узорчатом, богато деко­рированном»[30].

До завоевания шведами Западного Приладожья в кон­це XVI в. этим островом тоже владели монахи, только не валаамские, а коневецкие. 11 июня 1717 г. настоятель Воскресенского Деревяницкого монастыря (куда укрылись в свое время насельники Коневца) архимандрит Иоанникий с братией обратились к Государю с прошением вернуть им «по-прежнему во владение» Коневской и Вощаной остро­ва. Высочайшая жалованная грамота, закреплявшая Ко-невец за иноками, была отослана кексгольмскому комен­данту А. И. Леонтьеву 6 мая 1718 г.[31]. Владели монахи и Вощаным островом, причем еще в 1785 г., когда на нем по­бывал академик Н. Я. Озерецковский. Правда, «особливой жалованной грамоты не имели»[32].

Вскоре, однако, выяснилось, что Петр I еще 31 марта 1720 г. пожаловал Коневскому монастырю Вощаной ост­ров: соответствующий указ случайно обнаружили в столич­ном архиве[33]. Но уже, видимо, при коневецком строителе о. Тихоне «в 1718 г. была построена часовня для рыбаков с деревянным крестом на о. Вощаном»[34].

Впоследствии - в первой половине XIX в. - на острове обосновалась, как отмечает А. П. Андреев, «небольшая женская обитель Св. Вассии» (вероятно, во имя Преподо­бной Вассы Псково-Печерской, преставившейся в 1473 г.), «но она существовала весьма недолго»[35].

Но в 1866 г. его приобретает у финляндских властей ва­лаамский игумен Дамаскин (Кононов) и посвящает его име­ни Божьей Матери Тихвинской, в честь чудотворной ико­ны Ее, по преданию проходившей вблизи острова по воз­духу через Ладожское озеро[36]. Любопытно, что приобре­тение Вощаного и двух соседних с ним островов осозна­валось о. Дамаскином как возвращение территорий, «из­древле составлявших собственность монастыря»[37], хотя ни­каких документов, подтверждавших это валаамское пред­ание, не сохранилось.

В конце 1895 г., при игумене Гаврииле, на Тихвинском острове, на месте деревянной часовни, началось строительство нового скита. Небольшая каменная церковь с коло­кольней была освящена в 1897 г. Для 10 человек монас­тырской братии во главе с иеромонахом построили двухэ­тажный деревянный дом. Кроме того, на острове было не­сколько небольших домиков «для приюта приезжающих сюда осенью рыбаков, как монастырских, так и берего­вых, для ловли пальи и сигов, находящихся здесь в боль­шом изобилии. На острове разведен фруктовый сад и ого­род и проведена вокруг всего острова дорога»[38].

К 1919 г., когда Валаамскому монастырю пришлось за­крыть многие скиты, богослужение на Тихвинском остро­ве еще проводилось, правда, в сокращенном виде[39]. В июле следующего, 1920 года скитские насельники все еще оста­вались на острове[40], потом их сменили сначала финские, а затем и российские военные.

Фундамент и уцелевшие остатки церковных стен пригля­нулись новым хозяевам острова. Из добротного старин­ного кирпича, добытого здесь, многие приозерцы выложи­ли себе на дачах печи. Красный камень фундамента был использован при возведении подпорных стен на контроль­но-пропускном пункте воинской части в поселке Сторожевое. Что ж, монахи своим молитвенным подвигом когда-то немало послужили людям, и теперь хозяйственные моряки хоть таким способом продлили эту службу ладожского мо­настыря - миру.

На Воссинансаари, покрытом густым хвойным лесом, в изобилии растут грибы, немало зарослей малины и сморо­дины. По берегу разбросаны крупные камни. Очень живо­писен спуск с северной, более высокой части острова к месту бывшей церкви, которая возносила ввысь свои купола в нескольких метрах от среза воды. Берега острова изреза­ны бухточками, и на двух мысах до сих пор сохранились остатки причальных молов. Главная бухта называется Вянтсянсатама. Однако на финских картах удержалось еще и наименование Веняляйслахти («Русская бухта»). В свое время устройство этого подковообразного волнореза-при­чала из длинных толстых бревен и каменных глыб «не де­шево обошлось монастырю»: «работа производилась в продолжение полугода трудами 100 человек народа при 30 лошадях...»[41].

Когда-то здесь, вдали от мирской сутолоки, жили люди, погруженные в духовное созерцание и молитвенное Богообщение. Девственная природа своей первозданной кра­сотой ежечасно напоминала о Творце и трансцендентных корнях мироздания. Невидимое миру подвижничество не­скольких десятков иноков на протяжении недолгой исто­рии обители было Богоугодным деланием. Потому и зате­рянный в ладожских просторах монастырёк как-то неожи­данно, но ощутимо для многих оказался (наряду с Валаам­ской, Коневской и некоторыми другими обителями) в са­мом эпицентре православного духовно-нравственного и ис­торического бытия...

Начались годы «перестройки». В 1992 - 1994 гг. шли пе­реговоры о передаче заказнику Карелии острова Восси­нансаари, так же как и другого, гораздо более крупного острова - Путсаари, расположенного между Валаамом и Сортавалой. (Дело в том, что там в 1866 - 1918 гг. располагался Сергиевский скит Валаамского монастыря, а сегод­ня продолжает разрушаться красивая церковь во имя пре­подобных Сергия и Германа, возведенная в 1896 г. архи­тектором Н. И. Баранкевичем[42] и с виду напоминающая Всехсвятский храм в Приозерске.) Теперь обе церкви - а точнее, то, что от них осталось, - ждут своего возрожде­ния, ждут монахов-подвижников, строителей-реставрато­ров да и вообще - простого человеческого внимания и на­шего пробуждения от исторического беспамятства.

Авторы благодарят капитан-лейтенанта А. В. Нефе­дова, куркийокских краеведов И. В. и М. И. Петровых, а также лахденпохского историка Л. Л. Нейкена, ознакомив­шихся с данной заметкой и предложивших ценные допол­нения и поправки к ней, учтенные во втором издании аль­манаха.

"Кирьяж" Краеведский центр п. Куркиеки. 

Авторы:   Петров И. В., Петрова М. И.

E-mail: kirjazh@onego.ru