Д. И. Менделеев в Приладожье

Вернуться в библиотеку

Вернуться к путешественникам

Н. А. Костяшкин

Печатается по: 

Валаам в жизни и творчестве замечательных людей

М., 1999.

В феврале 1999 года Дмитрию Ивановичу Менделееву исполняется 165 лет со дня рождения. Имя нашего великого соотечественника широко известно во всем цивилизованном мире. Оно находится в одном ряду с такими именами, как Галилей, Ньютон, Эйнштейн.

Открытый им Периодический закон является ключевым в теории вещества XX века. Но как и все гении мирового масштаба, Д.И.Менделеев был личностью многосторонней, горячо любившей свое Отечество. Д.И.Менделеев — второй, после Ломоносова, человек России по роли и значению в научной и общественной жизни. Об этих-то мало известных человеческих качествах ученого и патриота и хочется рассказать. Речь пойдет прежде всего о конце 50-х и особенно начале 60-х годов XIX века, когда молодой Менделеев начинал свою научную деятельность и как он волею событий был связан с Финляндией и с Валаамом.

14 апреля 1859 года 25-летний приват-доцент Петербургского университета, магистр химии Д.И.Менделеев для подготовки к профессорскому званию отправляется в Европу. Из всех университетских городов, он выбирает Гейдельберг, где много и плодотворно работает. Создается знаменитый гейдельбергский кружок, ядро которого составили Менделеев, Сеченов и Бородин. Этот кружок в дальнейшем оказал большое влияние на развитие отечественной науки. Дмитрий Иванович ведет интенсивную духовную жизнь, много совершает путешествий. Достаточно сказать, что из 22 месяцев, проведенных в этот период за границей, 5 месяцев и 20 дней были проведены в путешествиях. Он посещает музеи, театры, выставки. Радуется, что легко ориентируется на художественных выставках ("как дома"). Менделеев в курсе всех литературных новинок — прочитаны только что вышедшие «Обломов», «Дворянское гнездо», «Записки из мертвого дома», романы Жорж Санд. Он знакомится с «Колоколом» Герцена. В русской колонии Гейдельберга среди молодых ученых кипит духовная жизнь. Одно время существовало нечто вроде литературного общества под названием "Арзамас". О жизни этого периода много узнается, из так называемого Гейдельбергского дневника[1], хотя это можно принять только условно, ибо из года с четвертью, когда велся дневник, на Гейдельберг приходится только полтора месяца. Название "гейдельбергский" закрепилось, очевидно, потому, что дневник был начат в Гейдельберге, а именно 1 января 1861 года. Остальное время дневника вплоть до 7 апреля 1862 года - это события в Петербурге. Дневник писался в один из важнейших и переломных периодов в жизни и деятельности Д.И.Менделеева. Он является прекрасным материалом, чтобы проследить процесс формирования личности ученого.

Это было время напряженного и плодотворного творческого труда и тяжелого материального положения. Это было время успехов и неудач, достижений и потерь, время одиночества, неудовлетворительного состояния здоровья и поиска личного счастья. С одной стороны, достаточно отметить, что по приезде в Петербург научная общественность признала его теорию о пределах; в небывало короткий срок, менее чем за четыре месяца, написана книга «Органическая химия» (в 500 страниц) и сдана в печать 18 июня 1861 года. Книга, получив в мая 1862 года полную демидовскую премию, составила Менделееву имя в России (по его собственному признанию). Но это и время духовного кризиса молодого ученого. Гейдельбергский кружок распадается. Этому способствовали трагические обстоятельства: химик В.И.Олевинский отравился на почве любовных неудач, Л.А.Беккерс тоже покончил самоубийством на личной почве, еще раньше умерла А.П.Бруггер. Химик В.Савич скончался молодым в 1862 году, Н.Житинского товарищи обвинили в воровстве. В записной книжке Менделеева в январе 1862 г. встречаются такие слова: ''...что же станет с Бородиным и со мной? Мы ведь там соединились вместе".

Дневник пестрит жалобами не нездоровье, усталость, одиночество и материальную нужду. Неудачи преследуют и в личной жизни. Известно, неудавшееся сватовство Д.И. к Софье Марковне Каш в 1857 году. Неудачные отношения в Гейдельбурге с немецкой провинциальной актрисой Агнесой Фейхтман (дочка Роза) и как следствие большие долги (1860 г.). Неровность отношений и колебания в отношениях к своей будущей жене Феозве Никитичне Лещевой. От всего этого Дмитрий Иванович спасается только в напряженном труде. В дневнике от 25 марта 1861 года он пишет: "Пошло и однообразно течет жизнь. Труд, один труд только и освещает эту пошлость".

Большой интерес представляют сформулированные Дмитрием Ивановичем принципы жизни, которым он старается следовать всю жизнь. Этими мыслями собственно и начинается дневник:

"Я должен чаще вспоминать:

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты твои,

Пускай в душевной глубине

И всходят и зайдут оне,

Как звезды ясные в ночи.

Не умничать, когда ясно говорит внутренний голос воли. Не предаваться желанию, когда ясно говорит против него ум.

Знакомых много не иметь.

От женщин подальше...

На шатком и бесследном пути слепого опыта и наблюдения нет границы ошибкам...

Наблюдения и опыты, направленные мыслью и охраненные знанием, - нет границы в достижении истины[2].

Интересно, что Ф.И.Тютчев был одним из самых любимых поэтов Дмитрия Ивановича. Особенно он любил его знаменитое "Молчание", которое без волнения не мог произносить и по случаю в кругу близких и родных недурно декламировал. Этот девиз, как принцип углубленности и сосредоточенности в поиске истины он пронес через всю жизнь. В дневнике этот принцип практически переосмысляется в установку повседневного поведения. "Надо молчать и дело делать, надо нравственную силу увеличивать, а не выбалтываться - на то много силы тратится... Чем больше будем толковать, тем больше делу прогресса повредить..." (запись от 12 октября 1861 года).

Этим девизом открывается и знаменитая книга Д.И.Менделеева "Заветные мысли", написанная спустя 42 года, т.е. в 1903 году.

Дмитрию Ивановичу импонирует основная мысль поэзии Тютчева о единстве человека и природы. В другой своей работе в "Письме о заводах", Дмитрий Иванович пишет: "Законы геометрии и истории одинаково естественны. Тютчев понимал это:

Дума за думой, волна за волной -

Два проявленья стихии одной".

Каждый по себе знает, что в самые ответственные и тяжелые моменты жизни сосредоточенный и упорный труд носит исключительно спасительный и уравновешивающий характер, как, впрочем, и всегда. Именно такое положение и было характерным для молодого ученого 1861—1862 годы. Однако для плодотворной творческой работы помимо сосредоточенности нужны были и впечатления. А это могут дать только поездки и путешествия. Кстати, в поездке на Валаам Менделеева могли подвести: профессор С.С.Куторга и П.А.Пузыревский, которые бывали там.

И Менделеев решает поехать в путешествие по Ладожскому озеру и по Финляндии. Такая поездка могла его встряхнуть, оживить, придать новые силы. Готовится он к ней серьезно и загодя. Еще 5 марта 1861 года пишет: "С Ильиным и Радловым к Пузыревскому. Хотим в Финляндию ехать.. А потом об нашей бедности - то речь зашла и тяжко так стало — мочи нет, чуть не плакалось, право». 30 марта — «Описание Финляндии достал». 3 апреля—«...почитал о Финляндия — славная книга»[3]. 18 июня сдается в печать "Органическая химия" и Дмитрий Иванович отправляется в давно задуманное путешествие. С 26 июня по 5 июля 1981 года Менделеев совершает своего рода 10-дневную финляндскую «кругосветку»: посещает Коневец, Валаам, Сердоболь, Рускеала, Иоенсу, оттуда на лошадях и пароходах в Лаурицала, Выборг и, наконец, на пароходе в Петербург.

Поскольку в прессе, да и в многочисленных биографиях и жизнеописаниях Менделеева эта поездка практически не освещалась, а только упоминалась, считаем нужным дать весь текст дневниковых записей поездки, которые представят, как нам кажется, несомненный интерес для жителей Приладожья. Текст дается по Гейдельбергскому дневнику (стр. 151—157 Научного наследства) с некоторыми примечаниями.

26 июня

И вставал в 6 часов, чтоб поспеть на пароход, в Валаам[4] идущий. И встал, побрился и в 7 1/2 был уже на пристани. Сосчитал — есть в кармане 50 руб., можно, значит, погулять. Досадно было, что поехал только в 9 часов, и так на винтовом корабле 44 дошли до Шлиссельбурга так часам к 2-м. Я спал почти все время - и прекрасно чувствовал себя, слабый такой... В Шлиссельбурге помогла немного содовая вода. Вид Ладожского озера на первое время немного перенес меня в былое, в эти Laga Maggiore — вода, лодки, но нет гор и ширина огромная. Направо, на острову, крепостница, налево — куча судов, маяк и даль. Спать опять залег лишь только сел на живой наш пароход «Чайка» и все время на нем проходило в том, что чай пил, ем и спал. В час с 1/2 ночи дошли до Коневца. Пароход наш "Чайка".

27 июня

Свежо, ещё солнце не встало, и светло, на озере рябь, купцы со мной пошли и тихо так, покойно. Завидно этим монахам, право, обошли мы монастырь направо, мимо гостиницы и прошли в лес, где через 1/2 часа увидали и глыбу гранита — Конь-камень. Потом часовенка, подошли, кругом все сосны и сосны, мох, камни. Прямо от Конь-камня лестница, и пашней пошли в скит. Часовенка там и какой-то деревянный крест, от которого отрезывают, чтобы лечиться, кусочки. Вид от церкви скита дивный был. Всю даль — солнце, и озеро, и монастырь под горой и лужайки видны. Отдыхаешь душой. Пришел пароход («Валаам») и на нем Ходнев[5] и Петрушевский[6]. Поболтал с ними. Они отошли в Кексгольм, а мы в 8 1/2 в Валаам. Подходя к нему, нас захватил туман, но у самых островов он разошелся. Это группа куч гранита, обросших соснами с обвалами и обрывами. Церкви, кресты и заливы и проливы, темень леса, вид берега — чудо. Пролив, в котором проходили к монастырю, очень красив, налево была церковь, которая скопцом построена, — отличная. Сбегал в монастырь, теплынь, кучи народа — скоро здесь праздник. Купил фотографийку[7], монахи снимают. И в Сердоболь. Поспал, поел и встал перед новым началом шхер. Славные места. Хорошо бы в Питкяранту съездить, да дорого. Рублей 5 будет стоить. Хочу уж к Иоенсу ехать. Лучше будет. Нет еще «Валаама», парохода, — верно, туман его задержал в Кексгольме. Встретил наконец их всех — не хотят ехать ни в Питкяранту, ни в Иоенсу — и время нет и дороги мешают. Поехал тотчас до Рускеала 30 верст. Вечер был. Солнечно во всю ночь. Везут отлично с горы на гору, озера, бугры гранита, однообразно, а не устается, потому что не равнина и гнутся все очерки. Наколотила езда-то хорошо. В Рускеала вид славный. Остался ночевать.

28 июня. Рускеала - Иоенсу

Как встал — попил чаю, потом поел земляники, короб которой купил за 3 к. Чувствовал себя уже отлично, и весело так стало — недаром ездил. Погода прелестная. Должно быть, ночью дождь шел, что всю дорогу пыли не было. Сходил на ломки серого мрамора — так около версты от гастгеберства. По боку, когда шли к ломкам, все мраморная гора. Обошли ломки и очутились в яме, сажень так с 10 будет. Внизу вода, вверху все серый мрамор и груды щебня под ногами. Тот, который направо, мягок — ножом резать можно, а тот, что налево, твердый, красивый. Около жгут известку в грубых печах.

Дали мне дрянную лошадь, мальчика, который не знал дороги и вывалил раз, так что насилу лошадь подняли. Эти 22 версты ехали с 11 ч. до 3-х. А там везде хороших лошадей давали. Но трясло страшно. Везде что-нибудь да ел. То землянику, то простоквашу, то чаю, то кофе и уже вечером отлично чувствовал себя. Думать почти ни о чем не думаешь определенного, а так доволен всем. Особенно приятное расположение духа началось на станции Киемие посредине дороги от Рускеала к Иоенсу. Отличный вид. Холмы, вдали цепь гор, мимо холмов ближних просвечивает озеро, за ним и перед ним обработанные места, хороший лес — все это вместе отлично. Много теней и планов, и плодородно. Аптека в дому. Кофе, сливки, масло дали славные. И таратайку дали совсем другую — рессорную, славно было 18 верст ехать. Сам правил. Мальчик сзади. Солнце садилось. Хотел я в Киемие ночевать, да сказали, что едет пароход завтра рано — потому и поехал. На остальных станциях уж по-русски никто. И солнце зашло, туманы начались, кутаешься во что есть, а взято-то со мной всего блуза да пальто. Скатишься с горки и въедешь в туман — жутко. А с горы по бокам точно озера эти туманы. Точно озера — только разреженной, растворенной в воздухе воды. Последняя станция, 9 верст скверно и сидеть было и холодно, так что приехал да вином ноги потер и заснул в 4 часа или 3. Солнце взошло уже в 2 1/4. Это, кажется, самое северное место, на котором я был до сих пор. Подъезжая к Иоенсу проехал два моста, идущих чрез реку. Соединяющих Северные озера с Сайменской системой.

29 июня

Встал тяжело в 12 часов, а день было легко и отрадно. Парохода нет, говорят, будет завтра. Как то ни было, а поеду на нем, хоть и проживу для того три дня здесь. Ведь затем и ехал, чтобы отдохнуть. И недаром. Аппетит, пищеварение - все хорошо, оттого ли что потрясло - и расположение изрядное.

Иоенсу.. Погулял по острову, что между двух рек, жара... Отыскал бутылку вина красного и пообедал. Не скучно, хоть никто не говорит и очень мало говорят по-русски. Поспал, погулял и повалялся на траве после обеда. Экая отрада. Вот отдых. Пьянчуга какой-то приставал, да хорошо позвал пока кого-то, который по-русски говорит — с ним и поболтал. Чай весь. Простокваша чудо. Вечер, свет какой.

30 июня

Встал утомленный, потому что целую ночь они там ревели. Особенно один так и заливался хохотом. Уж готов был совсем ехать, да хорошо, что удержался. Рассудил, что будет дешевле. Погулял, покупался. Экая ширина. Рыбу поудил — да ничего не поймал. Вечером кончил свой чай, который так вкусен был, и табак тоже кончил. Спал после обеда и опять, значит, ночь буду плохо. Скверно, что бумаги не взял с собой. Писал бы.

1 июля. Пароход по Сайме.

Разбудил меня один говорящий по-русски и говорит, что пароход идет. Скорей купил сигар и вина, чаю не нашел. Добыл белый хлеб. 5 барок везет пароход-то. И с лесом. Говорит по-русски только машинист. Нашел здесь одного пассажира — синяя фуражка — тоже в Выборг едет и по-русски говорит. Идем на Пихаселья. Вышли в 8 часов. Чай отличный, да мало, да рыбу соленую, и белый хлеб был.

На пароходе «Sovinto». Места есть картинные. Островки, повороты, вехи, купола островов заросли деревьями, очень красиво. Делать-то нечего, жаль. Если б была книга или бы бумага была — писал бы, читал бы. Сейчас на закате, а здесь закат в 10 часов, наслаждался чисто фламандской сценой. Ужинали матросы. Перед трубой рулевой стоял за рулем, к нему подъезжали мальчики, которых взяли прокатиться. Кругом матросы все в рубахах, чухонские лица, бросаться стали, а повариха старуха плавно так ходит со своей простоквашей. Закат, острова. Нас накормил чай.

2 июля

Встали мы только часу в 6-м вечера, чтоб дров брать, около деревни Варпаранда, не доезжая Нейшлота. Местность очень красива. Лесистые острова, зелень кругом. И вода бурая, правда, но масса и разнообразие местности очень хороши. К пароходу подъехала большая лодка. Сегодня праздник, так народ едет в кирки. На корме сидел славный финн в шляпе, чисто одет, такой спокойный, полный достоинства, милый, добродушный. Девки, бабы, дети, мужики с лодки вышли на пароход позевать. Я с комиссаром поехал с ними в деревню. Нас зазвал один финн, высокий такой, доброе лицо, улыбается. И хорошо, что поехали от этого постоянного шума хоть на минуту. Вплотную подъехали к каменному берегу и пошли версты полторы по лесу и пашням, к дому высокого финна. Как чисто у него все. Девка славная у него там. Две больших комнаты — одна, видно, жилая, а другая — парадная. Книг много. Ребенок в корзине на круглых подножках.

Слепая старуха его качала. Дали нам простокваши, какой-то каши и отличного масла. Цены не хотел назначать, и как дали по 10 коп., остался очень доволен и сигарой угостил. Только что успели они кадушку простокваши наполнить и вынести ее — как два свистка такие грубые, смелые — повестили, что надо на пароход спешить. Дошли до берега — только и есть, что большая лодка, насилу вчетвером стащили. Бабы подоспели и принялись грести — взопрел от этой славной работы и зато хорошо ехали. За мыском стоит наш тяжелый зеленый пароход. Подняли якорь и в путь. Идем примерно по 5 верст в час — немудрено, ведь 5 барок с дровами прицеплено к маленькому пароходу. Поели потом земляники со свежим молоком и наслаждались славным вечером. Пили чай наверху, и что за прелестный закат был тогда. Это близко к Нейшлоту. Налево (восточ.) берег скалистый, бухтами оброс, все переходы, изгибы. Солнце село такое красное, а все облака оделись медным, фиолетовым цветом. Были чудные, легкие, возвышающие минуты. Добрались и до Нейшлота. Старая крепость его на острове — на камнях Шильон — тот же стиль и те же облупившиеся стены, и тот же камень. Нас высадили и мы пошли по горке в город. Проходя, как взобрались на холмик, — вид чудо как хорош. Все это в 11 часов вечера, но он светел как день — ведь солнце не видать всего только 4 часа. Пошли мы по этим широким почти пустым улицам к гастгеберству — спросить папирос. Дал он папирос — которые стоят 11 к. за 25 шт. и попросил 75 к.— я, конечно, и дал. Прошли чрез быстрый проливец, шириной всего сажень 6—7 будет, и последняя барка сломала руль об камень. Для того останавливались.

3 июля

Уже и свыкся с этой жизнью, уж и скучать перестал, и довольно этого кофе и черного хлеба с маслом, соленой рыбы, сыру. Можно скоро и совсем привыкнуть. Не удивил меня машинист, сказавши, что ему вовсе не скучно. Здесь идиллия, право, — как-то он просто, без командования, относится и к 7 мальчикам, и к матросам, и ко всем он ровен. Это простота финского характера. В них много достоинства и простоты. Все каменные острова и озеро точно река. Мы то и дело по выбеленным камням направо и налево сворачиваем. Путь от Иоенсу до Лаурицал водой 306 верст и землей 240. Говорят, 7 раз компасная стрелка описывает полный круг на пути этом. За дорогу берут всего 3 рубля. А каюты две славные - большие. Нам обоим по каюте. Поедем вместе с этим комиссаром. А много удовольствия доставляет подзорная трубка, которую взял с собой. Разговор тоже сокращает время. Хоть говорят они мало по-русски. Мои рассказы про швейцарские горы особенно интересовали слушателей. Вечером дождь был уже и не та прелесть, что вчера при закате. Тогда даже и матросы все притихли и что-то напевали несколько голосов. Мне припомнилось "Caro mio ben". А сегодня не то — в карты стали играть. За дровами вновь останавливались — но деревни близко не было, а потому не погуляли.

4 июля. Лаурицала. Выборг. Петербург.

Встал в 2 часа — душно и, главное, глазам больно в каюте. Да, плохи мои глаза — не жить мне долго. Часу в шестом утра подошли к Лаурицала. Стало крепко тяжело, когда вспомнил я то время, что провел здесь с Сонечкой, когда еще и женихом не был. Помню, мы шли из гастгеберства к дамбе и там сидели вечером. Моряки хором и она пела. Помню, дал слово, любуясь этими местами, и исполнил, быть здесь. Но и рад, что приехал, что можно было здоровый кусок съесть, надоела уж еда пароходная. Переход от грустного прошлого к брюшному вопросу - живут как-то вместе, бог их знает - уж видно такова природа. Лошадей мы взяли только до Кексгольма — всего 5 верст. Вез по берегу — местами проглянет Сайма с ее островами, синяя - что твое Lago di Como.  Да, виды тут славные. Особенно в самом Кексгольме. Тут крепость земляная, арестанты, на мыску. Мы ходили туда - любоваться озерами. Поели, и в таратайку. Всего до Выборга 51 верста. 3 станции переезда. По гористой дороге есть очень хорошие места. Особенно одно темное, скалами окруженное озерко напоминало мне что-то. Если бы здесь были высокие горы. На последней станции нашли русскую хозяйку. Голова болит, верно, от жары. Проглянул синий морской залив и замок Выборга. Приехал усталый, тяжко, душно. Сейчас пошел купаться в море. Отлично там купаться.  Волны  ходили,  за валом  это  каким-то  было.   Пробыл дольше, чем обыкновенно, купаюсь - тепло аж очень. А пришел все-таки усталый, с головной болью, тяжко - это, конечно, оттого, что не спал эту ночь. Поел немного и не мог не поехать в Mon Repos. Да и как было не поехать, когда с ним связано воспоминание о чудных днях. Нашел я и ту китайскую беседку, куда ходили с ней, и эту березовую хижину, где надписали имена, - я их не нашел. "Желтые цветочки" - скажите. Да, и не стыжусь я их. Слава Аллаху, хоть брюхо требует бифштексу, хоть глаза слабеют, а еще не простыло понимание особого настроения тех времен. Это дорогое время - не забуду. Прошли муки, следовавшие за ним. Исходил математически весь сад, и дома тотчас в 9-м лег спать. Останавливался я в Hotel Viborg.

Ничего нет в мире великого, поэтического, что бы могло выдержать не глупый, да и не умный взгляд, взгляд обыденной жизненной мудрости. "Для камердинера нет великого человека"

5 июля

Утром часов в 6 кофе напился и на пароход. Долго ждал я на нем. В 8 ч. идет. Отличный это пароход — Виктория — ничуть не качает, хотя ветер и был сильный. Ничего особенного до обеда. При конце обеда в 2 2/4 проходили Кронштадт - я, кажется, первый раз увидел его. Сооружение громадное...

Вернуться к путешественникам

Вернуться в библиотеку

"Кирьяж" Краеведский центр п. Куркиеки. 

Авторы:   Петров И. В., Петрова М. И.

E-mail: kirjazh@onego.ru